Проект: Клон Гитлера - Антон Кротков

Вот она кривая ухмылка жизни! Если бы в те дни случайный посетитель мог заглянуть в небольшую лабораторию, где с 9 утра до 6–8 часов вечера работала Шорт, он наверняка был бы впечатлён или даже напуган видом женщины в толстом кожаном переднике, в таких же перчатках по локоть и в защитной маске, заправляющей через специальный шланг жидким азотом огромные канистры с хранящимися внутри человеческими органами. Софья уже мечтала о том дне, когда сможет вырастить из одной единой клеточки новую почку или глазную роговицу, чтобы затем попытаться пересадить её тому, кто в них нуждался. Ей уже мерещились целые хранилища человеческих тканей, из которых можно будет выращивать любые органы и собирать из них, как из конструкторов, молодые здоровые тела!

Впрочем, пока её главные успехи были связаны с другой областью исследований. Софья считала своей большой победой сохранение почти в полной сохранности, какими они были на момент смерти, нескольких тел заключённых лагеря. Их она собиралась через несколько месяцев предъявить мужу и его начальству в руководстве СС, как доказательство успешности своей работы по теме, которая тоже стояла в плане их лаборатории, как приоритетная. Впервые эти отвоёванные у разложения тела не были мумифицированы, а просто законсервированы разработанным ею методом глубокой криоконсервации.

Но пока она отшлифовывала свой метод и тянула с демонстрацией его начальству, над их семьёй неожиданно нависла угроза повторить печальную судьбу Майэра. А случилось это так. С самого начала совместной жизни супруги стали мечтать о ребёнке. Вскоре Софья действительно забеременела, но она оказалась неудачной и закончилась выкидышем. Но и за те несколько недель, что Софья (а по новым документам фольксдойч — Эльза Вернике) была в положении, они с мужем привыкли думать, что вскоре станут счастливыми родителями. Отказаться от этой мысли было невозможно.

Первым идею тайного усыновления предложил Гюнтер. Как нацистский учёный-практик, чрезвычайно дёшево ценящий жизнь «человеческого материала» из-за колючей проволоки, он видел выход в том, чтобы просто отобрать младенца у какой-нибудь здоровой полячки с русыми волосами и выдать его за своего. А настоящую мамочку можно отправить в печь крематория, чтобы окончательно замести следы подмены. Кандидатуру они подбирали вместе. Под видом подбора нового «экспериментального материала» обходили в сопровождении надсмотрщицы женские бараки, придирчиво осматривали подходящих молодых женщин.

Первой её увидела Софья. Женщина поразила её своим прекрасным лицом воплощённого символа материнской любви. Она держала в руках своё дитя, и в глазах её было столько нежности и обожания, что у Софьи несколько минут просто язык не поворачивался сказать о своей находке мужу. Он сам проследил за её взглядом и одобрительно хмыкнул:

— А что, хороший выбор: интеллигентное женственное лицо, крепкая полная грудь, широкие бёдра. Я уверен — у неё очень здоровоё дитя. Теперь иди, остальное тебе видеть не надо…

Через несколько часов счастливые родители агукали возле заранее купленной колыбели, в которой лежал их малыш.

Для Гюнтера эта история выглядела сущим пустяком. Ему казалось, что у сильных мира сего хватает настоящих проблем, особенно после Сталинграда, и никто не будет особо обращать внимание на неожиданное появление в его семье ребёнка. Но нацистская «мораль» смотрела на такие вещи иначе. Всё, что касалось чистоты расы и наследственности, приобретало священный характер и грозило самыми суровыми последствиями для их нарушителей.

Гиммлер, который санкционировал брак своего нового придворного алхимика с женщиной сомнительной крови, дал ход делу об афёре с польским младенцем. Скорее всего рейхсфюрер вновь был недоволен тем, что ему до сих пор не приготовили вожделенного зелья, обещающего омоложение и бессмертие. Супругов арестовали и бросили в тюрьму Гестапо. Разбирательство велось в большой спешке. Однажды на допросе следователь прямо сказал Софье, что за подобное преступление им обоим грозит гильотина, и даже зачем-то подробно рассказал, как это будет:

… — Вас положат животом на стол, шею защёлкнут в деревянный хомут и вы увидите под собой корзину, в которую упадёт ваша голова.

— Благодарю за подробности, но сначала до вынесения мне приговора, я хотела бы написать письмо рейхсфюреру.

— Это лишнее — жёстко отмёл просьбу следователь.

— Не советую вам самому принимать такое решение. Дело слишком важное. Дело в том, что буквально накануне своего ареста в своей лаборатории я получила вещественные результаты, в которых очень нуждается нация и лично рейхсфюрер.

— Хм, хорошо, пишите. Только если с вашей стороны это лишь попытка отсрочить неизбежное, то пользы от такой затеи мало. Суд над вами и вашим мужем назначен на будущую среду, так что у вас только неделя в запасе.

В основной части своего письма Софья постаралась в самых красочных выражениях обрисовать второму человеку в Рейхе (не так давно Гиммлер стал Министром внутренних дел и командующим трёхмиллионной резервной армией) достигнутые её лабораторией успехи. Особо она напирала на имеющиеся в специальных холодильниках тела полугодовой давности, на которых отсутствовали не только трупные пятна, но даже малейшие признаки гниения:

«…С 1936 года я вплотную работая над проблемой сохранения наиболее ценных военных и политических деятелей нашего государства и уже сегодня могу гарантировать результат. Конечно это не разрекламированный Вам препарат „Политрол“, но моя методика позволит создать эффективную систему спасения первых лиц, которой не было ни в одном государстве за всю историю. Между тем ситуация на фронтах делает задачу эвакуации и спасения для будущего цвета партии всё более актуальной. Прошу перед решением моей участи и судьбы моего мужа учесть, что наши знания и опыт ещё могут быть полезными великой Германии. Хайль Гитлер».

Её главным козырем было предложение провести эвакуацию лидеров режима так, чтобы о ней не узнал никто, и чтобы тайна сохранялась достаточно долго. Мировая история знает немало примеров, когда пытающегося улизнуть в последний момент правителя ловили и тащили на плаху. Французский король Людовик XVI в 1791 году пытался сбежать со всей своей семьёй от восставших парижан, однако на полдороге его опознали по характерному профилю в окне кареты, отчеканенному на всех государственных монетах. Монарха задержали и впоследствии казнили вместе с королевой и ещё толпой родственников.