Добрые предзнаменования - Нил Гейман

– Но мистер Раджит из Бангладеш, или Индии, или откуда-то оттуда, – указал он. – Мне казалось, вуду пришло из Западных Индий.

– А, – отозвался Сержант Охотников за ведьмами Шедвелл, и сделал очередную затяжку. Или это просто так выглядело. Ньют на самом деле не видел ни одной сигареты своего начальника – так тот руками их прикрывал. У него даже окурки куда-то исчезали после выкуривания. – А.

– Ну, разве это не так?

– Секретная мудрость, парень. Внутренние военные тайны Армии Охотников за ведьмами. Когда тебя должным образом примут, ты узнаешь нашу секретную правду. Некоторое вуду может приходить из Западных Индий, с сиим я не спорю. О да, не спорю. Но худшее. Темнейшее, оно из, э…

– Бангладеш?

– Иээх! Да, парень, вот-вот! Именно это я и хотел сказать. Бангладеш. Точно.

Окурок сигареты Шедвелла исчез, и он ухитрился украдкой скрутить другую, ни разу не выставив на свет бумагу или табак.

– Так. Что-нибудь есть, Рядовой Пульцифер?

– Ну, вот это, – и Ньютон вытащил вырезку.

Шедвелл на нее покосился.

– Ах, они, – буркнул он. – Сие полный вздор. Называют себя проклятыми ведьмами? Я их проверил в прошлом году. Сходил туда со своими праведными доспехами и пакетом растопки, разобрался – чисты они. Хотят они просто оживить замерзший бизнес заказа по почте. Полный вздор. Не узнали бы духа-близкого, даже если сжевал бы он низ их штанов. Вздор. Все не так, как было раньше, парень.

Он уселся и налил себе чашку сладкого чая из грязного термоса.

– Я тебе рассказывал когда-нибудь, как я был завербован в армию? – спросил он.

Ньют понял, что пришло время и ему сесть. Он покачал головой. Шедвелл зажег самокрутку потрепанной зажигалкой «Ронсон» и с наслаждением кашлянул.

– Моим соседом по камере был он. Охотник на Ведьм Капитан Ффолкс. Десяток лет за поджог. В Уимблдоне ковен сжег… И всех бы взял, коли не был бы не тот день. Славный малый. Мне про битву рассказал – войну великую Небес и Ада. Се он был, кто рассказал мне Внутренние Секреты Армии Охотников на ведьм. Духи-близкие. Соски. И все прочее… Знал, видишь ли, что помирает. Кто-то должен был продолжить традицию. Как теперь ты… – он покачал головой.

– Вот к чему мы пришли, парень, – продолжал он. – Пару сотен лет назад мы были могучи. Мы стояли меж миром и тьмой. Мы были тонкой красной линией. Тонкой красной линией огня, вот так.

– Я думал, церкви… – начал было Ньют.

– Фи! – прервал его Шедвелл. Ньют видел это слово на бумаге, но слышал он его первый раз. – Церкви? Что хорошего они сделали? Они так же плохи. Дело тоже, практически. Как можно ожидать, что они убьют Властелина Тьмы – им же тогда будет нечего делать. Если против тигра идешь, не бери с собой путешественников, кои собираются на охоте кидать ему мясо. Нет, парень. Наше это дело. Против тьмы.

На секунду воцарилась тишина.

Ньют во всех людях старался находить хорошие стороны, но вскоре после вступления в АОнВ он понял, что его начальник (и единственный сослуживец Армии) так же уравновешен, как перевернутая пирамида. «Вскоре», в данном случае, значило «в пять секунд». Штаб-квартирой АОнВ была воняющая комната со стенами цвета никотина, которым они практически и были покрыты, и полом цвета сигаретного пепла, чем он, определенно, и был. Был еще маленький квадрат ковра. Ньют старался по нему не ходить, потому что он прилипал к его ботинкам.

К одной из стен была прибита пожелтевшая карта Британских Островов, в которую там и сям были вставлены самодельные флажки; большинство из них было в зоне Дешевого Дневного Возврата, неподалеку от Лондона.

Но Ньют в последние несколько недель застрял в армии, поскольку, ну, изумление с примесью ужаса превратилось в жалость с примесью ужаса, а то в привязанность с примесью ужаса. Оказалось, что рост Шедвелла около пяти футов, и носит он одежду, которая, чем бы там она на самом деле ни была, даже вскоре после того, как он ее первый раз увидел, была в памяти старым макинтошем. У старика, вполне возможно, были все свои зубы, но только потому, что кому-либо другому они нужны не были; если один-единственный из них был бы помещен под подушку, Зубная Фея отказалась бы от своего жезла.

Жил он, похоже, на одном лишь сладком чае, сгущенном молоке, полускрученых сигаретах и какой-то мрачной внутренней энергии. У Шедвелла была Цель, к которой он стремился всеми силами души со своим Пенсионерским Льготным Билетом. Он в нее верил. Она его наполняла энергией, как турбина.

У Ньютона Пульцифера никогда не было цели в жизни. И он, насколько он знал, никогда ни во что не верил. Это было неудобно, поскольку он очень хотел во что-нибудь верить, как только понял, что вера была тем спасательным кругом, на котором большинство людей плыло через бурные воды жизни. Он бы очень хотел верить в высшего Бога, хотя он бы предпочел с Ним полчасика побеседовать перед тем, как стать верующим, чтобы одну-две вещи прояснить. Он сидел в самым разных церквях, ожидая вспышки голубого света, и не дождался. Потом он попытался стать официальным атеистом, и оказалось, что даже для этого у него нет твердой, как скала, самодовольной силы веры. Все политические партии ему казались равно нечестным. А экологию он бросил, когда экологический журнал, на который он был подписан, предложил своим читателям план экологического сада, и экологическая коза на этом рисунке была привязана в трех футах от экологического пчелиного улья. Ньют провел много времени в деревенском домике своей бабушки и думал, что знает что-то о привычках и коз, и пчел, и потому заключил, что журналом заведует группа маньяков в слюнявчиках. И потом, в нем слишком часто употреблялось слово «общество»; Ньют всегда подозревал, что люди, регулярно использующие слово «общество», его использовали в весьма специфическом значении, исключающем его и всех, кого он знал.

Потом он попытался верить во Вселенную, и это казалось довольно здравым, пока он не начал невинно читать книги со словами Хаос, Время, Кванты и им подобными в названиях. Тут он узнал, что люди, чьей работой, так сказать, была Вселенная, в нее не верили и, на самом деле, даже гордились своим незнанием того, что она на самом деле такое – и даже может ли она на самом деле существовать.

Для честного сознания Ньюта это было невыносимо.

Ньют перестал верить в бойскаутов, да и в скаутов тоже – когда достаточно подрос.

Он, однако, готов был поверить, что работа распределителя зарплат в Юнайтед Холдингз (Холдингз) была, возможно, наискучнейшей в мире.

Вот как Ньютон Пульцифер выглядел как мужчина: если бы он зашел в раздевалку и надел другой костюм, он смог бы ухитриться выйти, выглядя как Кларк Кент.

Но он обнаружил, что Шедвелл ему здорово нравится. Он многим нравился, и Шедвелла это здорово раздражало. Раджитам он нравился, потому что всегда в конце концов платил за квартиру и был таким злобным расистом, расизм которого ни на кого не был специально направлен, что, на самом деле, это их совсем не обижало; Шедвелл ненавидел всех в мире, независимо от их класса, цвета или веры, и не собирался для кого-то делать исключение.

Мадам Трейси он тоже нравился. Ньют был удивлен, узнав, что обитательница другой квартиры была женщиной средних лет, со всеми себя ведущей по-матерински, к которой гости-мужчины приходили настолько же для чая и славной беседы, насколько для той процедуры, на какую она была еще способна. Иногда, когда субботним вечером Шедвелл принимал полпинты «Гиннеса», он становился в коридоре между их комнатами и орал что-то вроде: «Вавилонская блудница!» – но она Ньюту в личной беседе сказала, что это ей было даже приятно, несмотря на то, что самым близким к Вавилону местом, где она побывала, был Терромолинос. Просто бесплатная реклама, улыбалась она.

Она сказала, что его стук в стену и ругань во время ее вечерних сеансов ее также не раздражали. В последнее время у нее были не в порядке колени, и она не всегда могла запускать постукиватель под столом, так что немного постороннего приглушенного стука ей помогало.

По воскресеньям она ставила ему у порога немного обеда, прикрыв еще одной тарелкой, чтобы не остыл.

Шедвелл не мог не нравиться, говорила она. Не важно, что ничего хорошего из этого не выходило, и что с тем же результатом она могла бы кидать шарики из хлеба в черную дыру.

Ньют вспомнил про другие вырезки. Он толкнул их через грязный стол.

– Что есть сие? – спросил Шедвелл подозрительно.

– Феномены, – пояснил Ньют. – Вы велели и феномены искать. Боюсь, в наше время больше феноменов, чем ведьм.

– Что, кто-то в зайца стрельнул пулями из серебра, а на следующий день в деревне захромала старая карга? – с надеждой в голосе проговорил Шедвелл.

– Боюсь, что нет.

– Коровы какие-то померли после того, как на них глянула некая старуха?

– Нет.

– Что же тогда? – вопросил Шедвелл. Он прошаркал к липкому коричневому шкафу и вытащил жестянку со сгущенкой.