Уроки любви - Виктория Тория

Я даже не успела закрыть корзинку почты. Как туда упало следующее письмо: «Сегодня выезжаю. С.»

Отчего-то мне показалось, что Марсен в гневе. Предпосылок у меня для этого не было. Письмо написано красивым аккуратным почерком. Печать рода, гладкая шелковистая бумага. И все же я чувствовала, что это письмо лишь эхо от раскатов грома. А гроза только надвигается.

Глава 19. Письма, объятия и шутки богов

Спустя два часа пришло новое письмо. «Где ты?!» Слишком быстро. Я стояла в окне и высматривала знак свыше. Мне он был нужен, и срочно. А еще лучше, чтобы вместо меня кто-то написал ответ. Исходя из вопроса, понятно, что Марсен явился к моей квартире и там меня не обнаружил. Письмо, как оно водится, отправляется к адресату, достаточно того знать по имени. Письмо меня нашло, а Марсен пока нет. На следилку не хватило денег? Впрочем, магическая почта такие вещи не приветствовала, и это было более чем противозаконно. Неужели Марсен стал на путь праведный? Вот уж вряд ли.

Села за секретер, дабы таки написать хотя бы что-то. Первая попытка была ужасной. «Студиус, вынуждена отказать Вам..» Нет. Не то. Мы перешли на ты, и надо бы смягчить. Иначе нас ждет скандал. Уж что-что, а предвидеть подобное — и оракулом не надо быть. «Сильвий, простите, но вынуждена…» А почему я оправдываюсь? И Сильвий? По имени — не означает ли это безоговорочную капитуляцию? Нет, не то. Левая нога непроизвольно начала отстукивать мрачную мелодию. Не иначе как марш тюремщика[39].

Походила по комнате. Открыла окно. Закрыла. Сначала задержалось лето, а потом слишком быстро решила прийти зима. Снега пока не было, но холод стоял такой, что впору было впадать в спячку, потеснив северных троллей[40].

Села. Что же писать? Правду? Идея показалась достаточно забавной. Написала: «Кара моя небесная, ненаглядный мой студиус, чтобы тебе икалось хотя бы до утра. Клянусь, что замучаю тебя пересдачами, если ты не осознаешь тот факт, что в наших отношениях главная я, а не ты. Это я твой учитель, а не наоборот. Ты молчишь, я говорю. Ты учишься, я учу. Так, и не иначе. А если ты этого не понимаешь, то, может, стоит мне опять отхватить от тебя кусочек твоей силы? Или ты предпочитаешь ментальное воздействие? Увы, я в нем не сильна, но ради тебя, так уж и быть, куплю какой-нибудь изощренный артефакт в лавке любви мадам Страус»[41]. Долго смеялась. Смяв все испорченные листы и отбросив их в сторону, еще около получаса крутилась на стуле, то берясь за перо, то бросая его, как ядовитую гадюку.

Что же ему написать? И опять марш тюремщика. В этот раз пальцы, выстукивающие по секретеру. Не дай боги, чтобы это был тот самый знак, который я просила у высших сил. Откинулась на спинку стула. Хм. А зачем мне вообще ему отвечать? Я, ведь не обязана. Тем более на письмо, нарушающее все рамки приличий. Грубо с моей стороны не ответить? Но если письмо, на которое я не отвечаю, уже хамство, то… разве не логично? Все-таки я себя убедила. Убедила не отвечать. Но нервы сжимались тугой пружиной, скручивали меня, переворачивали во мне душу.

Вызвала горничную. Попросила мятный чай без сахара (гадость редкая, но сахар я теперь вижу только по утрам в кофейной чашке размером с наперсток) и одно яблоко. Очищенное и нарезанное дольками. Принялась за свой перекус. Тем временем горничная была отправлена приготовить ванну. Удобно жить со слугами. И мне очень понравилось. Увы, к этому привыкать не стоит. Рано или поздно ремонт закончится, и пора будет возвращаться к привычной жизни. Я покосилась в сторону ванной комнаты. Лютси отличная девушка и великолепно управлялась с хозяйством. А, главное, мной. Мои платья были всегда чисты, выглажены, свежи. Волосы уложены по последней моде, на лице — легкий макияж. Она делала все так, чтобы я перестала пугаться своего отражения в зеркале по утрам. И это не смогло не понравиться. Но, но. Денег на зарплату у меня для нее нет. Разве только если попросить повышения? Но на каких основаниях? Моя потребность в горничной не может быть аргументом.

Лютси приготовила ванну и помогла мне раздеться. Новые платья — все как одно с пуговицами на спине. А блузки со столь сложными застежками, бесчисленным количеством пуговиц на манжетах, что самой мне не справиться. Хоть сядь и плачь. И перешивай заодно весь гардероб. Мрачная перспектива. Как человек науки, с домашними обязанностями я была не дружна. Уборка, готовка — это все ввергало меня в состояние шока и паники. Другое дело — открытия в области темных эманаций, или магических потоков, или, на худой конец, эксперимент с бытовой магией.

— Леди, я вам еще нужна?

— Нет, ступай, вернешься примерно через полчаса, поможешь мне одеться, хорошо?

— Как скажете, леди.

Девушка ушла. А я осталась одна. Ванна. Блаженство. Снять нервное напряжение. Это было то, что целитель прописал. Я почти задремала. Если бы не остывшая вода, так и уснула бы в ванной. Служанка так и не вернулась. Пожала плечами и начала выбираться сама. Как-то же я раньше справлялась. Завернувшись в полотенце, протопала босыми ногами в комнату. Вытянула рубашку, приготовила корсет, панталоны. Новомодные, укороченные чуть ли не до середины бедра. Покрутила вещичку в руках. Что со мной стало? Еще год назад я мимо подобных вещей проходила, морща брезгливо нос.

В дверь постучали. О, наконец-то пришла Лютс.

— Заходи. — Дверь осторожно открылась. Стук каблуков. — Помоги мне, одежду я приготовила, но с остальным без тебя никак.

Горько вздохнула. И решительно отбросила полотенце. Замерла. Жду. Тишина. Что за?..

— Лютси? — Лучше бы я не оборачивалась.

— Нет! Постой. — Меня опережают, поднимая полотенце и убирая его в сторону. Подальше от меня. Стою и не знаю, что делать. Голая. Абсолютно. Перед абсолютно одетым Артемием.

— Боги! Арт! Отвернись! — И сама пытаюсь отскочить, скрыться в ванной. Догоняет. Хватает за плечи, обнимает, прижимает к себе.

— Не уходи. Может, может, так лучше? Давно пора, может… — То, что он говорит, больше напоминает бред больного красной горячкой. Его руки скользят по моим плечам. Сжимают тело, мнут, его дыхание щекочет мне затылок, шею, ухо, щеку. Он что, целует меня? Еще один рывок, я оборачиваюсь к нему лицом. Прикрыться — немного поздно. И мной начинает овладевать гнев. Сколько можно? И что дальше?

— Арт?! — Я говорю четко, пытаясь поймать его взгляд.