О чем говорят кости. Убийства, войны и геноцид глазами судмедэксперта - Клиа Кофф

молодая женщина с простуженным ребенком на руках. Она сказала мне, что и ее родители лежат в этой шахте. Неожиданно из кустов позади меня материализовалась маленькая девочка, в руках она держала мяч. Видимо, я ей понравилась: она подошла ко мне сзади, хихикнула и тут же нырнула обратно в кусты, а через секунду вновь вернулась и, широко улыбаясь, стала пристально меня разглядывать. Материнские чувства неизвестной мне ранее силы охватили меня. Я пыталась сфотографировать девочку, но та, завидев поднятую камеру, мгновенно исчезала в кустах и выбиралась обратно, лишь когда я опускала фотоаппарат. Забавно, но эта девочка позволила снять ее вместе со мной. Я дорожу этим снимком. Несмотря на все оказанное мне внимание, девочка не произнесла ни единого слова… Надеюсь, ее родители не оказались среди тех, кто нашел свой последний приют на дне той шахты.

Вытащить Дина из шахты оказалось непросто. Нам пришлось привязать конец веревки к застрявшему в грязи «Лендроверу». Я довольно долго пыталась выловить раскачивающегося на веревке над шахтой Дина. В какой-то момент мы начали смеяться, поняв, что если я сначала схвачусь за Дина, а потом отпущу его, то улечу в шахту, а он так и будет раскачиваться. Тогда я не знала этого, но это был последний наш «командный момент» в руандийской миссии.

В тот вечер у нас произошло то, что я описала в дневнике как «нарушение командного духа». В отсутствие Билла и Хосе Пабло атмосфера ухудшилась. Один говорил: «Я поговорил с Биллом, и он сказал, что нужно сделать это», – а другой отвечал: «А мне он сказал, что нужно сделать вот это!» – и так далее. Разговоры все чаще велись на повышенных тонах. Дело дошло до скандала. В итоге двое из нас пяти вообще перестали разговаривать друг с другом. Существенная потеря.

Я была расстроена. Для меня очень важно чувство общности, оно помогает мне относиться к работе в миссиях чуть проще и спокойнее. Работа на захоронении – это своего рода нахождение в чем-то типа пространственно-временной петли, и только окружение помогает остаться на плаву. Хорошая команда дает очень много. Прежде чем антрополог сможет оценить состояние тел и запланировать эксгумацию, археолог должен изучить почву и составить карты. Работая в могиле, нельзя быть эгоистом: это разрушит всю цепочку. Впрочем, и вне захоронения командный дух значит очень много. Каждый вечер, выбравшись наконец из могилы, я очень хочу не думать о том, от какой травмы умер труп номер пять, сколько лет было трупу номер восемь и где, черт побери, нижняя челюсть трупа номер пятнадцать. Я хочу хотя бы ненадолго отвлечься. И здесь общение с коллегами очень помогает. Во-первых, у нас есть общий бэкграунд (еще бы – буквально полчаса назад они, так же как и я, таскали трупы и собирали «пазл» из разрозненных костей!), а во‐вторых, они тоже хотят отвлечься. В результате наши разговоры или даже молчание оказываются тем самым бальзамом, что так необходим каждому из нас вечером трудного дня. И лишиться этого бальзама очень, очень больно.

В Кигали нас было пятеро, мы жили порознь, и не у всех из нас был телефон в номере. Именно в таких условиях, когда участники живут в разных локациях, командный дух ослабевает. Пускай в Кибуе мы буквально взвывали, когда за ужином Билл предлагал обсудить рабочие вопросы, например более эффективные методы эксгумации трупов («Приятного аппетита, коллеги! Давайте поговорим, как нам ускорить вытаскивание тел из могилы. Кстати, в какой они стадии разложения?»), постоянное нахождение рядом друг с другом помогало (по крайней мере мне) сохранять сплоченность. Аналогично были устроены миссии в Боснии и Хорватии. А вот в Косово дело обстояло иначе: мы не просто жили и ели отдельно друг от друга, но даже рабочую информацию получали в индивидуальном порядке, а не в рамках общих собраний. Люди чувствовали себя скорее наемными работниками ООН, а не членами команды судмедэкспертов Трибунала.

Несмотря на важность судебно-медицинского аспекта расследовательской деятельности Трибунала, когда в команде происходит сбой – например, межличностный конфликт, – эффективность работы страдает, поскольку снижается качество общения. Конфликт в Кигали разрешился благодаря паре долгих ночных телефонных разговоров с Биллом, который выступил не только в дипломатической, но и в отцовской, опекающей роли, но последствия, увы, остались, а ведь нам как команде предстояло выполнить еще одно важное задание.

Билл пообещал префекту Кибуе, что мы предоставим церкви два скелета для создания мемориала. Это означало, что нам надо добиться встречи с префектом и найти транспортное средство с радиосвязью. Первая задача была решена посредством одного телефонного звонка: префект, господин Кабера, был очень любезен. Вторая потребовала дополнительных усилий, однако постоянно быть на связи с офисом Трибунала было очень важно: мы знали, что дороги вокруг Кибуе опасны. Несколькими днями ранее я говорила с Кусом Бартеном, нидерландским следователем МТР, во время вечеринки в доме Хосе Пабло. Он говорил, что найденные на дороге в Кибуе мины – это не старые, оставшиеся со времен геноцида, а совсем новые американские противотанковые. Борьба не утихает… Пока мы танцевали с Кусом, он успел рассказать о дороге между Кибуе и Гисеньи: она очень опасна из-за спрятанных в выбоинах мин. «Не выезжайте утром первыми на дорогу», – сказал он, когда музыка перестала играть.

Вместе с Джеффом, Мелиссой и Дэйвом я дооборудовала старый «Лендровер» Хосе Пабло. Теперь у нас была не только радиостанция для связи, но и кассетный плеер для хорошей музыки в дороге. А еще у нас появилось прикрытие: Овинд Олсен, наш знакомый по Дню одежды в Кибуе, выезжал туда со своей следственной группой через несколько часов после нас. И у них был спутниковый телефон. Команда Овинда также планировала остановиться в гостевом доме в Кибуе. Поездка прошла спокойно, нам удалось без проблем миновать все блокпосты. А я выяснила, что местным лучше не знать, что я говорю по-французски.

В гостевом доме нас встретил новый консьерж по имени Джордж. Он с энтузиазмом рассказал о внесенных им в работу отеля улучшениях: во‐первых, в номерах появилась горячая вода, во‐вторых, большинство сотрудников говорило по-английски, а в‐третьих, вскоре в каждом номере появится телефон.

Прежде чем отправиться по номерам, мы отдохнули на лужайке, попивая прохладительные напитки. На сей раз в моем номере остановился Дэйв, Мелисса заняла номер Хосе Пабло, а я – номер Боба Киршнера. Мне очень хотелось заполучить этот номер – он был дальше всех от подъездной дороги, а значит, опасность, что какой-нибудь пылкий ганский миротворец решит посмотреть, как я моюсь, ниже. В целом убранство