Посткоммунистические государства всеобщего благосостояния. Политика реформ в России и Восточной Европе - Линда Кук

профсоюзов России (ФНПР). Будучи преемницей своего советского эквивалента, ФНПР унаследовала организационную структуру и членский состав, которые охватывали все сектора рабочей силы, включая промышленность, сельское хозяйство и публичный сектор. Большинство членов профсоюзов несло различные потери вследствие рыночных преобразований, а сама организация для привлечения и удержания своих членов в значительной степени полагалась на контроль и распределение находящихся под угрозой пособий по социальному обеспечению[111]. Профсоюзы играли важную роль в защите западных государств всеобщего благосостояния, сыграли они важную роль и в переходной политике благосостояния государств Восточной Европы. В России же в 1990-е годы роль профсоюзов, напротив, была невелика. Значительная активность в защиту системы всеобщего благосостояния проявилась только среди работников государственного сектора.

Сравнительная слабость посткоммунистических, и особенно российских, профсоюзов объясняется различными авторами как следствие структурной позиции профсоюзов в переходных экономиках; глобализацией; а также целым рядом организационных, культурных и психологических факторов[112]. Тем не менее профсоюзы были в посткоммунистической России доминирующей организацией гражданского общества, объединявшей в 1992 году 60 млн из 73 млн человек, занятых трудовой деятельностью в России. Эта цифра неуклонно снижалась, но оставалась в конце 1990-х годов на уровне 40–45 млн человек[113]. Профсоюзы располагали организационными, финансовыми и другими ресурсами, которые они могли предложить потенциальным политическим союзникам, а их требования в отношении занятости, заработной платы и по ряду других вопросов пользовались популярностью[114]. В данном исследовании основное внимание будет уделяться политическим факторам, которые в конечном итоге подорвали влияние профсоюзов.

В условиях переходного периода профсоюзам необходимо принимать стратегические решения о том, какую позицию им следует занять по отношению к осуществляющим либерализацию правительствам – противостоять реформаторам или поддерживать их в обмен на уступки своим членам или организациям. На эти стратегические решения влияет целый ряд факторов, в том числе их прошлые политические союзники, уровень конкуренции между ними, а также сочетание их восходящей (от правительства) и нисходящей (от рядовых членов) зависимостей. Восходящая зависимость измеряется степенью, в которой положение, власть и привилегии профсоюзов зависят от усмотрения правительственных лидеров; нисходящая зависимость измеряется тем, насколько их рядовые члены могут влиять на распределение доходов и других ресурсов[115]. Те профсоюзы, которые в значительной степени зависят от усмотрения правительства, имеют сильные стимулы для того, чтобы молча соглашаться на реализацию либеральной политики. Способность профсоюзов поставлять голоса, а также пассивность или воинственность их членов, в свою очередь, влияют на готовность правительств идти на уступки. Лидеры слабых профсоюзов иногда поддерживают программы реформ по либерализации, несмотря на ущерб интересам своих членов, поскольку такая поддержка позволяет им по крайней мере договариваться о компенсациях или сохранять свои корпоративные интересы[116].

На протяжении большей части 1990-х годов ФНПР представляла собой довольно экстремальный случай восходящей зависимости и молчаливого согласия. Раньше она была встроена в структуру коммунистического партийного государства, а распад Советского Союза угрожал ее существованию. Новая администрация Ельцина имела возможность распоряжаться ее правами, собственностью, функциями распределения социального обеспечения и доступом к переговорным структурам. В начале периода реформ ФНПР все же бросила серьезный вызов программе реструктуризации, присоединившись к антиреформистскому законодательному органу, который восстал против президента в октябре 1993 года, и безуспешно призывала к всеобщей забастовке. После поражения законодательного органа ФНПР была причислена к «красно-коричневой» (коммунистическо-фашистской) оппозиции, слабость ее мобилизующего потенциала проявилась достаточно ярко, и ее руководство в буквальном смысле слова опасалось репрессий. Ее собственность и права на представительство в Пенсионном фонде и других руководящих органах социального страхования оказались под угрозой, а дискреционные полномочия исполнительной власти в отношении как собственности, так и права представительства стали источником постоянного контроля и манипулирования. Стремясь прежде всего сохранить свои корпоративные интересы, то есть свою организацию и унаследованную собственность, которая приносила большую часть ее дохода, ФНПР смирилась с политикой правительства, не поддерживая ее.

На протяжении оставшейся части 1990-х годов активность ФНПР была сдержанной и в основном оборонительной, что давало правительству мало стимулов идти на уступки или серьезно торговаться. Связанные с ней профсоюзы организовывали забастовки, но большинство из них представляло собой кратковременные протесты против задолженностей по заработной плате. Невзирая на трудности переходного периода, общий уровень забастовок и протестной активности в России в 1990-е годы в сравнительном выражении был низким, в них участвовала лишь небольшая часть трудящихся. Он был ниже уровня забастовок в странах ОЭСР в тот же период[117]. Многие из тех забастовок, которые все же состоялись, согласовывались с руководством предприятий или местными органами власти и представляли собой так называемые директорские забастовки, которые являлись незначительной угрозой[118]. Членство в ФНПР сократилось, несмотря на отсутствие конкуренции в большинстве секторов, и многочисленные опросы показывали низкий уровень доверия к этой организации[119]. Правительство Ельцина, которое в начале 1990-х годов было глубоко обеспокоено перспективой социального взрыва, к 1994 году перестало беспокоиться о том, что его экономическая и социальная политика приведет к существенным общественным волнениям11.

Тем не менее ФНПР и ее подразделения и отраслевые союзы вступали в политические альянсы, которые способствовали блокированию изменений в государстве всеобщего благосостояния. В начале 1990-х годов руководство ФНПР объединилось с Российским союзом промышленников и предпринимателей (РСПП), доминирующим лобби промышленников в России, и создало объединение «Гражданский союз». Большинство российских промышленников в данный период оставалось невосприимчивым к рыночным реформам, и в этом объединении, в отличие от того, что принято на Западе, ФНПР сотрудничала с лобби промышленников, оказывая давление на государство с целью сохранения старых систем производства и социальной защиты. Гражданский союз сыграл ведущую роль в смещении в конце 1992 года Гайдара и первого российского либерального правительства, включая радикальных министров социального сектора. В этот момент Ельцин короткое время искал компромисс с оппонентами своей обширной программы реформ, прежде чем перейти к более конфронтационной стратегии роспуска Думы осенью 1993 года.

В предвыборной политике ФНПР имела меньшее влияние. Она не создавала стабильных альянсов, в основном подбирая союзников среди умеренно-левой части изменчивого российского партийного спектра, а затем, в 1995 году, баллотируясь в неудачном альянсе с партией менеджеров. В конце 1990-х годов ФНПР откололась от управленцев, между которыми произошел раскол, и сформировала собственное политическое крыло – Союз труда под руководством А. К. Исаева, имевший социал– [120] демократические наклонности и вошедший в тогдашний левоцентристский блок «Отечество»[121]. Отраслевые и региональные союзы создавали собственные политические альянсы, зачастую еще более левые и государственнические, оказывая поддержку партиям, которые стали ключевыми составляющими думского большинства, стремящегося к восстановлению государства всеобщего благосостояния. Агропромышленные союзы, самая большая группа в ФНПР, объединились с Аграрной партией России