Девочка Дракона (СИ) - Четвергова Юлия

И только после того, как спало оцепенение, я, на негнущихся ногах, отправилась в дамскую комнату, чтобы умыться. Немного прийти в себя, потому что меня трясло не хуже эпилептика, когда до меня, наконец, дошло, окончательно дошло, что Грозовский просто поиграл со мной, а когда я ему наскучила, вернулся к своей обычной модели поведения.

Того Ромы, которого я узнала, будучи с ним наедине, никогда не было и не будет. Это всё иллюзия. Игра. Обман.

И да, я проплакала долго. От обиды. За себя. За свою глупость. От обиды на Грозовского, что он оказался последней мразью. Хотя, казалось, чего я ожидала? Он и не переставал быть таким. Это я себе что-то там напридумывала.

А потом мне стало не до слёз, так как я свалилась с простудой на следующий же день.

Жар не отпускал, в душ идти не хотелось, хотя пот вновь пропитал всю одежду так, что она была вся мокрая. И неприятная. Голова словно распухла и давила на черепную коробку изнутри, тело ломило, выкручивая суставы.

Проворочалась я так, иногда забываясь беспокойной дрёмой, до четырёх утра. А после всё же решила заварить себе чай и хоть немного перекусить, потому что не ела я уже больше суток. Тошнило так, что мама не горюй.

Проходя мимо окна, решила поправить занавеску, отворив её, и так и замерла с тюлем в руках.

Во дворе подъезда, выделяясь на фоне стареньких машин, стояла Порше, сверкая в лунном свете начищенным до блеска металлом. А на ней, опершись пятой точкой о капот, сидел Грозовский собственной персоной и пялился в моё окно.

И пусть его лицо скрывала тень от накинутого на голову капюшона, машину мажористого засранца не заметить и не узнать было трудно.

Разозлившись на саму себя за собственную реакцию: сердце забилось в ускоренном ритме, а в груди появилось чувство предвкушения, — будто я все эти дни ждала, пока он появится, как-то напомнит о себе, зло сдвинула портьеры, закрывая обзор и себе и непонятно зачем приехавшему Грозовскому.

Пусть валит в свой особняк обратно. Окучивать новую жертву. Козёл!

Заваривала чай я уже без особого энтузиазма. И лучше бы в арсенале моих чаёв имелся ромашковый, потому что успокоиться мне было прямо-таки необходимо. Но, как бы я не старалась избавиться от навязчивых мыслей, все они теперь крутились вокруг Грозовского.

Зачем приехал? Почему сидит тут посреди ночи? Что ему нужно?

Но никто мне, естественно, на них не ответил. А пиликнувшая микроволновка, так и вовсе напугала до чёртиков, заставив подпрыгнуть от испуга. Но зато я немного пришла в себя.

Так, нужно поесть, выпить лекарство и идти спать. Забыть, что под окнами дежурит Рома. Просто выбросить из головы.

А может, он следит за мной, опасаясь, что я кому-то разболтаю главный его секрет?

Это уже больше походило на правду и на адекватные мысли, которые всё реже посещали мою скромную персону последнее время. Стоило связаться с Грозовским и вот результат…

Перекус и чаепитие прошли напряжённо. Пусть Рома не сидел под дверью и уж тем более за одним со мной столом, но одно лишь знание, что зверь следит за мной, уже выжигало всё спокойствие.

А стоило мне выйти с кухни и погасить свет, как раздался дверной звонок.

Внутренности сжались в узел. Мне было страшно подойти к двери и взглянуть в глазок, потому что знала, кого увижу там. Мне одновременно и хотелось и не хотелось этого.

Звонок не повторился, поэтому я облегченно выдохнула, поняв, что испуганно замерла, так и не сдвинувшись с места ни на шаг. Даже дыхание затаила. Но стоило повернуться в сторону спальни, как в дверь приглушенно постучали.

Вы только посмотрите, какие мы воспитанные! Соседей разбудить не хотим!

Я набрала в грудь воздуха, неторопливо продвигаясь к двери. Будто давала шанс сбежать не только себе, но и ему. Но Грозовский не сдавался, настойчиво тараня ни в чём неповинную поверхность.

Щелкнул замок, проворачиваясь в скважине. Я опасливо коснулась дверной ручки, так и не взглянув в глазок. Сердце и без того чувствовало, кто там. А кожа вторила ему мурашками, как было всегда, стоило Грозовскому оказаться рядом. Или где-то поблизости.

Опасливо распахнула дверь. В нос тут же ударил стойкий аромат дорогого одеколона и ненавязчивый, едва уловимый мятный шлейф.

Одет Рома был с иголочки. В гладко отутюженный костюм "тройку". Правда, пиджак наверняка был забыт в машине, а рукава белоснежной рубашки Грозовский небрежно закатил до локтей, обнажая причудливый узор татуировок.

— Привет. — так просто, словно и не было ничего в университете. Не было молчаливого игнора. Не было ехидных взглядов и усмешек. Других девушек… — Решил заехать. Узнать, как у тебя дела. В порядке ли ты.

— Всё чудесно. — морда-кирпич всегда работала в подобной ситуации. И сейчас я могла без проблем сохранять это выражение на своём лице, потому что меня охватила апатия. — Понятие не имею, с чего тебя это вообще должно волновать. Ты время видел?

— Видел, — прожигающий взгляд глаза в глаза. — И не хотел тревожить. А потом заметил, что в твоей квартире горит свет.

— Убедился, что я в порядке? Проваливай. — жестко отрезала, пресекая новую попытку завести малейший разговор. А у самой сердце громыхало так, что опасалась, как бы Рома не услышал и не спалил моё настоящее состояние.

— А вот мне так не кажется. — Грозовский успел выставить ногу вперёд и помешал мне резко захлопнуть дверь перед его носом. — У тебя нездоровый румянец на щеках.

— Послушай, — прошипела змеёй, — тебя мой нездоровый румянец должен волновать в последнюю очередь. Если вообще не волновать. Ты доходчиво дал понять, что между нами ничего не было и не будет. А играть в твои качели под названием «биполярное расстройство» я не собираюсь! Сначала разберись в себе сам, разберись в том, чего ты действительно хочешь, а потом лезь в чужую жизнь. И дважды, нет, трижды подумай, прежде чем это сделать, особенно если знаешь, что тебе не будут рады!

— Юля, я тоже хочу поговорить. И обсудить то, что произошло. — его глаза горели намёком, а в воздухе повисло недосказанное «на кладбище».

— Я пыталась. Ты не захотел. Проваливай, Грозовский. — я зло уставилась на его ногу, намереваясь придавить, если понадобится, лишь бы он убрал свою лапу.

— Юля! — настойчивый рык. — Это ведь касается не столько меня, сколько моей семьи. И это архиважно! Просто выслушай.

Я скрестила руки на груди и выжидающе уставилась на мажора.

Посмотрим, что нового он мне скажет. Захочет оправдаться? Выгородить собственную шкуру? Надавить на жалость? Я была готова ко всему. К любому исходу.

— Может, впустишь?

— Нет, говори здесь. У тебя минута.

— Я не могу, — процедил, сквозь плотно сжатые зубы. — За мной могут следить.

Последняя фраза заставила напрячься. Нехотя пропустила его в коридор и прикрыла дверь.

— Это тебе, — протянул мне небольшую коробочку с милым красным бантиком, которую я не замечала до этого момента. — Там лекарства. После того, в каком состоянии ты уехала от меня и после того, ну, — он замялся, — когда виделись последний раз, ни за что не поверю, что ты даже не простудилась.

Грозовский небрежно спрятал руки в карманах брюк. И создавалось впечатление, что ему дико неловко говорить о таких элементарных вещах. Или же он… смущался?

— Говорить «спасибо» не буду. Это из-за тебя я в таком состоянии, — произнесла на одном дыхании.

Грозовский выразительно на меня посмотрел.

— Значит, всё-таки болеешь. Мне не показалось.

— Потому что, когда кажется, креститься надо. — съязвила.

Рома тяжело вздохнул, и устало облокотился о стену коридора. Он не пытался втиснуться в мою небольшую съемную квартирку, или пройди вглубь, и это успокаивало. Давало надежду, что парень будет вести себя в рамках приличия.

— То, что ты узнала, должно остаться тайной. Прости, что угрожал тебе, но отказываться от своих слов тоже не буду. Люди разные. А так рисковать я не хочу.

— Ты мог просто попросить.