Серебряная клятва - Екатерина Звонцова

слабы, рано умирают. «Особенному» народу повезло: пепел Пустошей просто витал высоко в небе. Единственным способом столкнуться с ним было угодить в свежее, исторгаемое кратером облако. Говорили, это напоминает нырок в рой раскаленных мотыльков. Мотыльки больно кусают и уродуют глубокими ожогами. Так – заставляя во время Великих Извержений пройти сквозь пепельное облако – испокон веков наказывали монахинь за блуд. Весь остальной год пепел стремился остаться в вышине, кутал солнце, словно чахлое дитя, – не так, чтобы оно совсем перестало греть, но так, чтобы украсть все его золото. Солнце Острары же сияло, да еще его воплощение оказалось рядом. Когда Янгред впервые увидел Хельмо в зоркоглаз, ему даже пригрезился ореол вокруг легкокудрой головы. Возможно, так мерцали русые волосы; возможно, дело было в линзе, не поймешь. Но похожее чудилось и позже, на площади.

Сейчас Хельмо наблюдал, как кинжал снова и снова очерчивает на карте треугольник, от одной вершины к другой. Нет, сожаления Янгред не видел, лишь отстраненную задумчивость, но и она тревожила. Молчание казалось неловким. Ни с того ни с сего Янгред ощутил себя волком в ухоженном саду. Если разобраться… не так ли видели наемников острарцы? Янгред быстро убрал кинжал за пояс и опустил на карту руку.

– Справиться быстро нужно не по этим причинам. И мы сделаем все возможное. Я просто… – Он запнулся: Хельмо опять поднял глаза, и во взгляде отразились вопросы «Стоит ли доверять вам?» и «Не броситесь ли вы рвать нашу землю при первой же возможности?». – Хельмо, напоследок мне было бы интересно что-нибудь услышать об этих краях. Они выглядят… невероятными. Почему вы отдаете их?

Хельмо слегка расслабился, даже улыбнулся уголком губ. Потеплел и взгляд.

– Желаете, чтобы вам расписали красоты? – спросил он не насмешливо, не раздраженно, скорее, смущенно. – Мне будет сложно, это же не вещь, которую вы покупаете. Думаю, вашим братьям многое уже известно, раз они подписали договор.

– Но я хочу узнать, как видите вы. – Ответ пришел сам, и Янгред удивился ему не меньше, чем Хельмо. Рука солнечного воеводы, рассеянно потянувшаяся все к тому же треугольнику долины, отдернулась, а вот глаза он отвести не успел.

– Почему? – Взгляды столкнулись, и, возможно, впервые за жизнь, Янгред почувствовал немыслимое: как приливает к лицу кровь. Ощущение быстро исчезло, скорее всего, накатило от духоты. Но в теле оно отозвалось призрачной дрожью. Да что такое…

«Потому что вы словно душа солнца над этой землей». Но подобные поэтические вольности могли испугать Хельмо, самого Янгреда бы точно испугали. И он просто сказал:

– А кто расскажет лучше, чем воевода Дома Солнца? Вы готовы проливать свою кровь, значит, знаете, за что. Готовы и мы, но наши знания не сравнить.

Хельмо понравился ответ, напряжение с его лица немного сгладилось. Он кивнул, облизнул губы и наклонил голову, всматриваясь в черненые рисунки елей, лип и низких холмов. Пальцы коснулись края бумаги, провели по ней. Когда они добрались до границы со Свергенхаймом, Янгред опустил рядом свою руку.

– Этот край укутывают леса. Большинство – сосновые. Через них пролегает Речная Сердцевина, место, где наша Аса-Кованта – главная острарская река, сестра столицы, пронизывающая всю страну, а начало берущая еще в княжестве людоедов, – разделяется еще на два рукава. Один бежит к вашим вулканам, но не достигает их, второй спешит в Эйру – город, что стоит на озере. На озере, к слову, есть древний замок, еще доимперских времен, и построен он якобы из межзвездного корабля… неважно, это легенды, которые церковь отрицает, так или иначе замок заброшен и там никто не живет.

– Чувствую, братья с охотой займут его. – Янгред усмехнулся. Хельмо задумчиво посмотрел на него, взял с нагромождения ящиков, служащих столом, писчее перо и очертил долину еще раз.

– Боюсь, это будет сложно. А… – светлые глаза вновь устремились на Янгреда, и там блеснуло живое, почти детское любопытство, – что займете вы? О чем вы-то мечтаете?

Янгред неожиданно растерялся. При всем восхищении будущим приобретением, при всем понимании своей несомненной в нем роли, мысли о жизни в этих долинах, лесах, городах были зыбкими – может, оттого что неубитых зверей не делят. Хельмо ждал. И, уклоняясь от неясной даже ему самому правды, Янгред самым безмятежным и шутливым тоном велел:

– Рассказывайте дальше. Тогда и решу.

– Что вам еще?.. – Теперь растерялся Хельмо, опять опустил глаза. – Есть пара липовых лесов. Вокруг городов земли плодородные. Если бы кто-то распахал хоть треть этих равнин, можно было бы вырастить немало хлеба…

– А почему не распахивают, не выращивают?

Хельмо пожал плечами:

– Это и есть главная причина, по которой дядя отдает их. Людей там немного, а поселения в сравнении с прочими молоды. Молоды – и уже в запустении. – Хельмо помедлил и опять приподнял голову. Янгред поймал грустную улыбку. – Знаю… титул обязывает меня радеть за неделимость Острары, но я рад, что они отойдут вам.

Звучало искренне. Было ли продолжением «…потому что мне вас жаль» или «…потому что вы лучше поймете, как ими распорядиться»? Янгред счел неподобающим спрашивать, но подумал – и довольно навязчиво – о другом. Как же ему повезло. Иметь земли в этой долине, не обносить их стеной, чаще видеть солнце… два солнца, ведь если кампания удастся, отношения Свергенхайма и Острары станут теснее. Царю нужны друзья, Трем Королям – тоже. Янгреду – не так чтобы, но Хельмо он не отказался бы узнать ближе. Такие светлые люди – особенно если они еще умели держать оружие – никогда не вызывали у него ни насмешек, ни жалости. Он не считал их блаженными и недалекими. Наоборот, тянулся к ним с безотчетностью дикаря, ищущего выход из замерзшей пещеры. Янгред одернул себя: рановато делать выводы. И все же на дальнейшем рассказе он сосредоточился с трудом.

– В долине долго жили кочевники, устраивали набеги на соседей, – пояснил Хельмо. – Потом Авано Сметливый, отец Вайго, прогнал их к морю, забрал землю и решил превратить в самую цветущую из провинций. Ему казалось, слишком люди тяготеют к столице, прочие же края обжиты плохо, и он был прав. И вот он велел выстроить в долине три города и десяток деревень, начал жаловать наделы, обложил эрейцев податями: чтобы поставляли столько-то зерна, меда и медовухи, рубили лес. Пока он был жив, люди слушались, ехали, работали, ведь он умел воодушевлять и сам туда наезжал. – Хельмо усмехнулся. – Но пришел Вайго. Он мечтал о выходах к морю и отвоевывал их, а вот долину не вспоминал. Зато слава его гремела на всю Острару. Всем опять казалось, что «где царь, там