<4D6963726F736F667420576F7264202D20D4E8EDCFEEF0F2C0F0F2F3F02DD2EEEAE8EE2E646F63> - Admin

непобеду при Ляояне, как поражение армий Гриппенберга и прелюдию к неизбежному и

скорому разгрому России на суше. Как и в нашей истории в ход пошла явная ложь о том, что

Царь-батюшка, и сам-де понимает, что во всех бедах страны виноваты плохие министры,

генералы и дворцовая камарилья, но сам он от них избавиться не может и ЖДЕТ для этого

помощи русского народа и рабочих столицы (!) прежде всего.

Но была к этой лжи и существенная добавка в виде пассажей о том, что нынешние

плохие министры, генералы и камарилья виноваты в уходе из правительства самых честных,

умных и преданных Императору людей, которых нужно вернуть и дать им власть, дабы

навести порядок. Таким образом, в этот раз уши лично господина Витте и поддерживающих

его разномастных либералов из банкирско-буржуазно-помещичьего «Союза освобождения»

позади господина Гапона и эсэрско-эсдековских боевиков торчали явственно.

Что вполне понятно, кстати, - в этот раз у Сергея Юльевича не было даже номинального

поста в Правительстве, позволявшего деятельно влиять на ситуацию. Не было во власти и

главных проводников его воли в нашей исторической драме - Святополка-Мирского и

Лопухина. Так что пришлось главному кукловоду-сценаристу нашего Кровавого воскресенья

рисковать и идти ва-банк. При этом Георгий Апполонович, судя по всему как и в нашей

истории не уразумел, что его гордыню и тщеславие втемную использует человек, чьи

гордыня, тщеславие и ЖАЖДА власти возвышаются над его, гапоновскими, как факел

ростральной колонны над брусчаткой Васильевского острова…

Внесенный в Адрес список требований, составленный эсэрами и социалдемократами «от

имени бастующих», от нашего мало чем отличался. Простодушным рабочим, как и в нашей

истории, зачитывалась на собраниях по большей части лишь их экономическая часть. Того же,

что добавленные к ней политические требования превращали юридически вполне законный

Верноподданический Адрес в антигосударственную и уголовно наказуемую по Законам

Российской империи Петицию-Ультиматум, подавляющее большинство замороченных

лукавой агитацией питерских пролетариев просто не могло осознать.

И пусть манифестантов в сравнении с нашей историей насчитали втрое меньше - около

пятидесяти тысяч вместо ста сорока пяти - взбудораженный гапоновцами и подогретый

лозунгами их союзников-радикалов народ к царю все-таки пошел, невзирая на мороз «за

двадцать» и ледяной ветер с залива: ведь проблемы у рабочих реально были, и несмотря на

отчаянные потуги Вадика и Ко их смягчить, ситуация в обществе кардинально поменяться за

столь короткий срок просто не могла. Зато изменилась реакция властей.

Если в нашем мире Николай просто уехал с семьей из столицы, приказав навести

порядок, и даже не рассматривал возможность встречи с подателями петиции8, то сейчас...

Еще до того, как "Собрание русских фабрично-заводских рабочих" Гапона и Петербургский

комитет РСДРП распространили в прокламациях известие о готовящейся манифестации, в

«Ведомостях» от 17-го декабря вышли сразу два царских указа. В первом, посвященном

приходу в Порт-Артур эскадр адмиралов Чухнина и Руднева, а также отбитию Гвардейским

экспедиционным корпусом и войсками Квантунского укрепрайона японской армии генерала

Ноги от крепости к Цзиньчжоускому перешейку, было подробно перечислено кто и чем

награждается в связи с этими выдающимися успехами.

Во втором Указе декларировалось изъявление желания Императора лично принять

Верноподданический Адрес у депутации рабочих Санкт-Петербурга в порядке, определенном

городскими и полицейскими властями. Вышедшее позже обращение Фуллона и Дурново как

раз его и конкретизировало. Ниже в Указе были расписаны задачи полиции, жандармов и

гвардии на случай нарушения этого порядка, чтобы ни у кого из участников манифестации не

оставалось сомнений в том, что ситуация властью контролируется. Причем жестко.

И хотя в Обращении градоначальника и главного полицейского страны черным по

белому было написано, что Царь примет депутацию во дворце, а не выйдет лично к народу,

чего яростно требовал в своих речах и выступлениях Гапон, несколько групп заговорщиков,

готовившихся воспользоваться благоприятным моментом и устроить главное политическое

убийство России наступившего двадцатого века, а до кучи - и грандиозную, кровопролитную

политпровокацию, до поры до времени были довольны ходом событий. Сорок пять тысяч

потенциальных жертв «кровавой тирании самодержавия» послушно шли на убой.

Так что если вдруг «осчастлививший» всех «сильных, думающих и ответственных

державников» недееспособным наследником-гемофиликом безвольный царек не пойдет на

Конституцию с парламентом и ответственым перед ним правительством, с гениальным Витте

во главе, естественно, и за это Николашку не удастся грохнуть, тогда расстрел статистов -

пролетариев «от его имени» замутит в стране революцию. С тем же плановым результатом, но

путь к нему будет более долгим и кровавым. Эсэровские и эсдековские боевики-провокаторы,

распределенные по колоннам демонстрантов небольшими боевыми группами, имели при себе

все необходимое: от припрятанных красных флагов и транспорантов с приличествующими

моменту лозунгами, до ручных бомб, пистолетов и револьверов.

8 С учетом того, что по министерству внутренних дел ходили стойкие и небезосновательные версии о

готовящемся при подаче петиции покушении на царя, довольно логичная реакция.

***

Небольшая толпа нервно перетаптывающихся и настороженно зыркающих по сторонам

выборных кучковалась в гардеробе Зимнего, где им, к глубочайшему изумлению, предложили

сдать верхнюю одежду в гардероб. На робко заданный кем-то в полголоса вопрос "а это еще

зачем", встречающим депутацию морским офицером был даден ошеломляющий ответ:

- Господа, вы что, прямо в тулупах да зипунах с Государем чаи собираетесь распивать?

- Ка... как... какой такой чай? - отчего-то заикаясь спросил член партии социалистов

революционеров Петр (Пихас) Рутенберг,9 уже пару лет с дальним прицелом обхаживавший

Гапона, и потому, естественно, оказавшийся так же среди выборных.

В отличие от большинства делегатов, Рутенберг в ходе подготовки к покушению на царя

постарался разузнать как можно больше о его привычках. Он знал, что чаепитие для Николая

- почти что священнодействие, на которое кроме членов семьи обычно допускались пять-

шесть избранных особо близких к нему людей. Но потенциальный цареубийца не был в курсе

того, какого красноречия и скольких испорченных нервов стоило Вадиму и Ольге убедить

самодержца принять именно такой формат предстоящего мероприятия.

- Ну, не за водкой же с селедкой обсуждать судьбы России, мы с вами не в трактире на

Нарвской стороне,10 - пристально глядя в глаза Рутенбергу, произнес давешний морской

доктор, в котором тот узнал широко известного с недавних пор Банщикова, - прошу сдавших

верхнюю одежду в гардероб по одному пройти в арку. Вон в ту, со Святой Софией на верху.

- А это что за икона замечательная такая, что-то я ее не припоминаю? И канон странный,

- заинтересовался установленной над аркой иконой Гапон, который кроме политического

авантюриста и нештатного полицейского осведомителя был еще и штатным батюшкой.

- Образ этот, господа, нам намедни из Первопрестольной привезли. Икона древняя, но

новообретенная - недавно нашли в замурованной тайной келье в Троице-Сергиевой Лавре. В

Синоде говорят, что это особая икона-охранительница, по преданию она-то Лавру от поляков

и спасла, и, даст Бог, поможет теперь от всей России-матушки отвести беду, - на помощь

Вадику, совершенно не владеющему вопросами иконографии, пришла его ненаглядная

Оленька, появление которой в белом воздушном платье сразу отвлекло внимание от странной

арки: не каждый день простой рабочий видит сестру Императора, - А времена нынче настали

суровые, никакими предосторожностями пренебрегать нельзя.

В отличие от безбожника в прошлом (или в будущем, что, вообще-то, логичнее), да и в

настоящем еще не вполне пришедшего к вере Вадика, Ольга Александровна в Бога верила.

Хоть и без лишней истовости, но глубоко и всерьез, и в ее устах слова об иконе прозвучали

совершенно естественно. Когда она предложила установить на арке древний чудотворный

образ, Вадик поначалу было взбеленился. Но аргументация умной женщины, умеющей