Хранитель ядов (СИ) - Катти Карпо

его приглушенный голос: — Предпочитаю, вовсе его не употреблять. — Миг и он снова вернулся — уже без жилета. — А то немудрено и привыкнуть к пустой идеальности и однажды перепутать доброту с расчетливым коварством.

— Да, конечно… — Санни сделала маленький шажок в сторону выхода. — Госпоже следует отдохнуть, поэтому я, наверное, все-таки пойду…

— Как же так? — Джерар приблизился к девушке вплотную. — Во мне зародилась надежда, когда вчера на городском рынке вы столь благосклонно взирали на меня. А сегодня корзинку с заказанными сырами принесли именно вы, и моя надежда обратилась стойкой уверенностью… Однако, как ни прискорбно это осознавать, вы вовсе не искали встречи со мной.

— Я… — Санни испуганно уставилась на свои сложенные в замок руки, на которые мягко, едва касаясь, опустилась рука Джерара. — Я… сама вызвалась доставить корзинку в ваш дом.

— Правда?! Мне так приятно это слышать. — Ладонь юноши скользнула поверх девичьих пальцев и медленно обвела контуры девичьего тела — по локтю, плечу, шее, щеке, но так ни разу и не коснувшись. — Мой удел — созерцание. Там среди городской серости ваш образ пробудил во мне искру. Вам знакомо ощущение тепла первого солнечного луча после бесконечного холода ночи? Тогда вам будет легче понять, что почувствовал я, едва наши взгляды встретились.

Санни, напряженно наблюдавшая за ладонью, которая застыла рядом с ее щекой, ошарашено посмотрела на Джерара. Тот был выше нее на целую голову да и стоял слишком близко, поэтому девушке пришлось изрядно изогнуть шею.

— Позволите мне хотя бы созерцать? — Конец фразы Джерар произнес на выдохе, словно желая поскорее сделать новый глоток воздуха.

— Что? — Санни заворожено смотрела на его лицо. Я могла лишь гадать, что заставило ее столь быстро превратиться в безвольную куклу.

— Вас. — Юноша шагнул назад. Потеряв с ним зрительный контакт, Санни издала еле слышный протестующий возглас. — Моя надежда сгинула во тьме разочарований. Но у меня все еще осталась способность созерцать. — Джерар двинулся к стене и прислонился к ней спиной, оказавшись под сиянием светоч-камней, как под светом театральных софитов. Золотистая кожа под белой рубашкой заставляла вспомнить о густом темном мёде, усыпанном молочными каплями. — Шедевры искусства не принято касаться. Это граничит с варварством. Ими нужно любоваться на расстоянии — рассматривать, вкушать взглядом, ласкать мыслями, — но ни в коем случае не трогать.

— Не… трогать? — Голос Санни отчего-то стал прерывистым, будто она начала потихоньку задыхаться.

— Ни в коем разе, — подтвердил Джерар, слегка наклоняя голову к левому плечу, будто его собственное любование уже началось. — И что же, милая Санни? Дадите мне позволение?

— Я…

— Моя жадность столь неуемна, милая Санни. Прошу прощения за свою дерзость. Не смею вас больше ни о чем просить.

Меня начала пробирать дрожь. Юная дева, трепетно внимающая этим чарующе смиренным интонациям, представилась мне кротким ягненком, вокруг которого кружил грациозный хищник. Ласково касался зубами мягкой шерстки, нашептывал утешительные слова, а сам примеривался к сочному мясистому боку.

— Благодарю, что оказали такому недостойному человеку, как я, столько знаков вашего бесценного внимания. — Брови Джерара жалостливо выгнулись. — Это согрело мне душу. Прощайте, милая Санни.

— Вы со мной прощаетесь?

— Не хочу обременять вас своей бесполезной напористостью.

— Но…

Джерар ласково улыбнулся, оттолкнулся от стены и, словно потеряв к беседе интерес, сосредоточился на расстегивании пуговицы на воротнике рубашки. Затем на второй, третьей. На четвертой пуговице Санни очнулась и пугливо спросила:

— Что вы делаете?

Не прекращая своего занятия, Джерар поднял голову и лучезарно улыбнулся.

— Хочу переодеться, милая Санни.

— По-по-подождите… я еще здесь!

— О, не волнуйтесь. Я не из стыдливых. Прошу прощения, но именно эта особенность не позволила мне дождаться вашего ухода. Однако также спешу заверить вас, что ваше присутствие меня ничуть не обременяет.

Рубашка, освободившаяся от пут пуговиц, сползла на пол. От неожиданности Санни отступила и, врезавшись в край кровати, тяжело опустилась на покрывало. К счастью, кровать была громадной, а я лежала с другой стороны, поэтому моим ногам так или иначе не грозило быть придавленными.

— Не уходите? — Джерар с наигранным сочувствием взирал на девушку, пока та, ни капли не скрываясь, жадно оглядывала его торс.

Поджарое тело, как будто сплошь выточенное из куска медовой карамели, ловило блики искусственного освещения, позволяя им скользить по мышцам рук, груди, живота и теряться где-то в складках брюк. Могло показаться, что он не двигается, а это свет по своей собственной инициативе играет в салки сам с собой на его теле.

Не дождавшись ответа, юноша направился к кровати. Санни встрепенулась и с отчаянной целеустремленность поползла по покрывалу спиной вперед — только бы быть подальше от края.

— Забавная вы. — А вот горящий взор Джерара говорил, что он считал ее какой угодно, но только не забавной. — Оступились? Не ушиблись?

— Не-ет.

— Славненько. — Джерар, повернувшись к нам спиной, присел на краешек кровати.

Мой взгляд сосредоточился на его мускулистой спине, а точнее, на рисунке, растянувшемся вдоль позвоночника. Въевшаяся в кожу чернота имела контуры меча с поломанным клинком. Под деформированным лезвием примостилась гигантская змеиная голова с распахнутой пастью.

— Почему клинок сломан? — Похоже, Санни обрадовалась, что сумела найти более или менее отстраненную тему для беседы. Хотя бы на время.

— Это знак гада, пригретого у сердца. — Джерар завел руку за спину и дотронулся до эфеса клинка. — Знак отлучника.

— От чего же вас отлучили? — Санни громко сглотнула и невольно потянулась к спине юноши. Для этого ей снова пришлось проползти по покрывалу.

— Мать Природа отказалась от меня, отлучила от своего святого естества и отобрала свое благословение.

— Как же она могла?! — Девичий пальчик очертил эфес по контуру, огибая пальцы Джерара, и провел небольшую линию по основанию клинка. — Но вы все равно готовы убить змея даже поломанным мечом?!

— Меч не убивает змея. Это змей готов вот-вот проглотить то жалкое нечто, что осталось от некогда прекрасного меча.

— Но почему змей хочет это сделать?

— Чтобы пригреть его у своего сердца.

— Ползучий гад будет пригревать у сердца гада?

— Да.

— Почему?

— Его милость