Память о будущем - Пауль Локамп

– Слушай, Сергей, а если среди них вооружённые, то почему они сами не охотятся?

– Днём, особенно в солнечную погоду, видят плохо, – объяснил охотник. – Они даже по развалинам в сумерках копаются. Чтобы солнце не слепило. И морозы плохо переносят. У них там, внизу, этот, как его… – он поморщился, – микроклимат организовался. И зимой, и летом одна температура.

– А зачем нам в партии слепые такие?

– Не скажи, Алексей, не скажи. Они для нас очень полезны. Ты не поверишь – ночью они как кошки видят. И ходят так же тихо – словно на мягких подушечках. Стреляют – да, хреново. Но они редко огнестрельным оружием пользуются.

– Почему? – спросил я.

– Во-первых – это сильно слепит в темноте. Во-вторых – не менее сильно оглушает. Сам как-нибудь попробуй: залезь в трубу и жахни из своей винтовки. Пару дней будет в ушах звенеть. А слух для них – штука важная. Полагаю, что не меньше, чем зрение. Поэтому они, как правило, ножами пользуются. С такими только банды и брать. Затемно…

Да, интересные вещи узнаёшь. Как раньше говорили – чем дальше в лес, тем партизаны толще. Эдак скоро узнаю, что в этом мире и эльфы существуют, и гоблины. Хотя да, было дело – упоминал Борисыч про людоедов. Вроде в самом начале катастрофы такие случаи были, причём часто. В городах нападали на редких прохожих и, ещё толком не убив, начинали разделывать на мясо. От голода с ума сходили. Интересно, а Борисыч рассказал Сергею, как его ещё маленьким ребёнком у обезумевшей матери отобрал? Тоже бы съели будущего охотника…

Мосинская винтовка была жутко неудобной. Большая, длинная, как весло. Я ещё по пути в факторию с ней мучился. Потом плюнул, повесил по-драгунски на грудь и привык. Правда, это только в поле хорошо, по лесу так не походишь. Может, и прав был Сергей, когда предлагал махнуть её на карабин. О скорострельности можно вообще помолчать в тряпочку. Если у бандитов хотя бы пяток автоматов, то вся эта затея заранее обречена на провал. Покрошат, как говорил один киноперсонаж, «в мелкий винегрет», и даже имени не спросят. Выбор? Нет у меня никакого выбора - и в подземелье придётся лезть, и с партией отправляться.

Так, размышляя каждый о своём, мы дошлёпали по мокрой снежной каше до городской черты. И чем ближе мы подходили, тем явственнее я видел, что город, который я рассматривал с кургана, оказался всего лишь миражом. Фата-Моргана современного мира. Сорок два года этот почти полумиллионный город жил без людей. Да, у городов тоже есть душа. Они, как и живые существа, рождаются, взрослеют и умирают, если не чувствуют на своих улицах человеческого тепла. Здесь этого тепла не было почти полвека, и город умер, оставив вместо себя лишь бледную тень. Дома под действием нового климата разрушались, оставляя острозубые скелеты обвалившихся стен. Некоторые из домов умудрились сохраниться почти в целости. Знаете, от этого стало ещё хуже… Улицы забиты мусором, проржавевшими насквозь машинами. Мы перебирались по кирпичным завалам, ныряли под столбы уличного освещения, рухнувшие на крыши машин эдакими триумфальными арками апокалипсиса… Воровато оглядываясь, подошли к небольшому кирпичному дому, чудом уцелевшему среди пятиэтажек, зияющих провалами пустых окон.

- Ну вот мы и пришли, - хмуро сказал Сергей, - сейчас будем в гости проситься…