Горячий снег - Юрий Бондарев

— Все надо знать, разведчик мне тоже!

Размашистым шагом Дроздовский двинулся в направлении орудий, мимо прижавшихся к стенкам траншеи разведчиков с лопатами, а из головы не выходило: «Ваша жена…», — и он, покривясь, подумал, что, вероятно, вся батарея открыто говорит об этом.

Уже спустившись с высоты и побежав к орудиям, врытым левее НП по гребню берега, Дроздовский еще издали в рассветной голубоватости воздуха увидел три «виллиса» и метрах в двухстах от них — группу людей, скопленную на огневой позиции крайнего орудия. Солдаты, долбящие кирками ходы сообщения между огневыми, поглядывали туда, и один из них — маленький в кургузой шинели — Чибисов, с мокрым подшлемником под носом, обратив к пробегавшему Дроздовскому треугольное щетинистое личико заморенного зверька, сообщил:

— Товарищ лейтенант, полковник и главный генерал тамочки, с палочкой… Чего-то ждут. Кажись, начинается!

— Подшлемник у вас… весь мокрый! Приведите себя в порядок… Стыдно смотреть. Как курица моченая! — проговорил Дроздовский. — Где Кузнецов? Где Давлатян?

— Тамочки все, — хлюпая носом, пробормотал Чибисов.

Привычным скольжением пальцев проверив пуговицы на шинели, Дроздовский подбежал к первому орудию и, выискивая в этой группе командиров старшего по званию, вздернул руку к виску, узнав среди незнакомых людей полковника Деева и командующего армией генерала Бессонова. Выговорил, сдавливая дыхание:

— Товарищ генерал, командир первой батареи лейтенант Дроздовский!..

Бессонов, в полушубке без знаков различия, обернулся, невысокий, сухощавый, неприметной фигурой своей совсем не похожий на генерала; колючие, жесткие глаза его с чуть припухлыми веками вопросительно впились в застывшее бледное лицо Дроздовского. Полковник Деев, в солдатской шапке, в ремнях, краснолицый, по-молодому пышущий здоровьем, приподнял досадливо рыжие брови, проговорил сочным баритоном:

— Где пропадаете, комбат?

— Был на энпэ, товарищ полковник, — ответил Дроздовский, чеканя слова. — Заканчиваются последние работы по оборудованию ровиков.

«По какой причине они приехали? — с тревогой подумал он. — Ждут разведку? Или проверяют батарею? Но это — сам командующий армией».

— Дроздовский? — скрипучим голосом повторил Бессонов. — Знакомая фамилия… Как будто встречалась эта фамилия.

С рассеянным выражением он смотрел сквозь Дроздовского с усилием восстановить, поймать давнюю веху чего-то ускользающего, но вспомнил, видимо, не то, что хотел, — и, нахмурясь, выпустил из поля зрения Дроздовского, обратился к Дееву:

— Так где же наконец запропала ваша разведка, полковник?

Все, кто был здесь с Бессоновым — усталый подполковник, начальник разведки дивизии с развернутой картой на планшете, и длинноногий, в очках, член Военного совета Веснин, и смешно конопатый, курносый майор Черепанов, командир стрелкового полка, чьи батальоны занимали по берегу оборону, — все поглядели на Дроздовского, когда заговорил с ним Бессонов, и все мигом выпустили его из поля зрения, как только командующий заговорил о разведке. Все смотрели в направлении зарева, где волнами то возникал, то опадал неопределенный гул, приносимый порывами ветра.

— Кое-что ясно и без разведки, — сказал Бессонов. — Как думаете, Виталий Исаевич?

— По-моему, тоже, — ответил Веснин. — Более или менее ясно.

— Трудно поверить, товарищ командующий, в неудачу, — негромко проговорил полковник Деев. — В поиск пошли очень опытные ребята.

Дроздовский стоял выжидательно, так стиснув зубы, что заболели челюсти. Он был уверен, что генералу, служившему и до войны в кадровой армии, не может быть незнакома его фамилия, но он, как видно, не нашел нужным спрашивать, имеет ли Дроздовский отношение к известной в прошлом военной фамилии. А лейтенанты Кузнецов и Давлатян, оба вытянувшись, объединенные общей ответственностью командиров одной батареи, солидарно поглядывали на Дроздовского, — предчувствие надвигающегося боя уравнивало, сближало их невольно. Дроздовский же в те секунды, предполагая и взвешивая все, что привело командующего армией и командира дивизии на его батарею, не замечал ни Кузнецова, ни Давлатяна, вместе с тем мысленно говорил себе то, о чем думали и они: «Да, скоро начнется, может быть, сейчас…».

— Товарищ генерал! — громко заговорил Дроздовский тем особо чеканным голосом, в котором была непоколебимая готовность выполнить любой приказ. — Разрешите доложить?

Бессонов с прежним вспоминающим выражением оглянулся на стройную, по-уставному подтянутую, напряженную к действию фигуру молоденького и бледного лейтенанта, безразлично разрешил:

— Слушаю вас.

— Батарея готова к бою, товарищ генерал!

— К бою? — переспросил Бессонов, не спуская внимательных глаз с Дроздовского. — В счастливую судьбу верите, лейтенант?

— Я не верю в судьбу, товарищ генерал.

— Вот как? — проговорил Бессонов, вкладывая в эти слова свой смысл, испугавший Дроздовского непонятным значением. — В ваши годы я верил и в бессмертие… Отдаете себе отчет, лейтенант, что ваша батарея стоит на танкоопасном направлении, а позади Сталинград?

— Мы будем здесь до последнего, товарищ генерал! — произнес Дроздовский убежденно. — Хочу заверить вас, что артиллеристы первой батареи не пожалеют жизни и оправдают оказанное нам доверие! Мы готовы умереть, товарищ генерал, на этом рубеже!..

— Почему же умереть? — нахмурился Бессонов. — Вместо слова «умереть» лучше употребить слово «выстоять». Не стоит так решительно готовиться к жертвенности, лейтенант.

Дроздовский отвечал Бессонову чересчур решительным тоном; слушая его, глядел в глаза прямо и преданно, как глядят при докладе влюбленные в старшего командира курсанты в училище. И в то же время он чутко ощутил, что генералу не понравилось что-то в этой его решительной приготовленности к бою, словно бы не до конца естественной. Однако полковник Деев довольно-таки поощрительно подмигнул ему, смеживая рыжие ресницы, член Военного совета Веснин разглядывал Дроздовского с интересом.

— С какой стати вы собрались умирать, товарищ лейтенант? — спросил Веснин, не очень точно отгадывая причину чрезмерной решимости этого с курсантской выправкой командира батареи. — Жизнь-то одна, и второй не будет. Верно? Так лучше настроиться сохраниться, а? По-моему, товарищ лейтенант, смысл каждого боя — это не стать добычей шести пород могильных червей, что и без борьбы возможно. Бой-то идет против смерти, как это ни парадоксально. Разве не это истина?

Но лейтенант Дроздовский не лгал и не притворялся. Он давно и прочно внушил себе, что первый бой много будет значить в его судьбе или станет для него последним. В возможность своей смерти он не верил, как не верит в нее никто, не побывав на краю жизни, не осознав чужую смерть, как собственную, отраженную в другом. И Дроздовский ответил:

— Товарищ дивизионный комиссар, лично я умереть не задумаюсь…

— Вы комсомолец? — спросил Веснин. — Наверно, не ошибаюсь…

— Не один я, товарищ дивизионный комиссар. Все командиры взводов и больше половины расчетов. Комсорг батареи — лейтенант Давлатян…

— Тем более, — сказал Веснин, с улыбкой кивнув Давлатяну, по-детски засиявшему ответной улыбкой. — Вся жизнь у вас впереди. Позавидовать вам искренне можно. Не вечность война продлится. — И отошел к брустверу, где стояли в молчании начальник разведки и командир дивизии.

Теперь никто не обращал внимания на Дроздовского. Полковник Деев, теряя терпение, пошевелив могучими плечами, глянул на ручные часы, затем на южную часть станицы, повел настороженными глазами в сторону Бессонова.

Бессонов сидел на снарядных ящиках, положив руки на палочку, глаза были устало полуприкрыты. Он прислушивался к этому неровному, то далекому, то близкому гудению, которое носил над светлеющей степью рассветный ветер, и на лбу его прорезались две продольные складки, пугающие Деева выражением недовольства.

— Так где ваша разведка, полковник? — спросил Бессонов. — Где она?

— Думаю, что надо возвращаться на энпэ, — ответил Деев, насколько возможно снижая свой звучный баритон. — С разведкой явно что-то неладное, товарищ командующий. Затрудняюсь объяснить…

— Как вы сказали?

По тону командующего можно было безошибочно определить, что вопрос его не обещал ничего хорошего, но Деев договорил:

— Пожалуй, нет смысла, товарищ командующий, ждать здесь разведку.

— Я и не жду ее, — желчно произнес Бессонов. — За такую разведку несут ответственность, полковник, да будет вам известно!

— Рассветает, — сказал Веснин.

Взяв бинокль у пожилого начальника разведки дивизии подполковника Курышева, он с любопытством водил им по зареву, по хорошо видной сейчас станице впереди. Но и без бинокля предметы приобрели объемную очерченность. На батарее — в отдалении и вблизи — проступали лики людей, плоские, серые от бессонной ночи, как маски, и орудия, и бугры земли на бруствере, и кусты над снегом, трещавшие на ветру оголенными сучьями. Была зыбкая пора переломного декабрьского рассвета, переходившего в раннее утро, слабо налитое розовостью на востоке.