Разделяй и властвуй. Нацистская оккупационная политика - Федор Синицын

Советская пропаганда дискредитировала немцев — граждан СССР, которые были поголовно признаны «агентами Германии», «шпионами германской разведки»{767}. Такие заявления не соответствовали действительности, так как уровень лояльности Советскому государству у этнических немцев не был ниже, чем у других народов{768}. Во время Великой Отечественной войны в рядах Красной Армии и партизан сражались тысячи немцев{769}, многие из них были удостоены высоких боевых наград{770}. В целом депортации по этническому признаку, осуществленные в первый период Великой Отечественной войны, являлись «наказанием» народов, титульных для стран-агрессоров, а также преследовали цель предотвращения перехода граждан немецкой, финской и других национальностей на сторону врага, организации ими восстаний в тылу и пр.

Советская национальная политика на оккупированной территории СССР оказывала воздействие на политику германских властей, которые прилагали усилия по дискредитации советской пропаганды. Так, Й. Геббельс объявил патриотическое выступление И.В. Сталина по радио 3 июля 1941 г. «речью человека с нечистой совестью, проникнутой глубоким пессимизмом»{771}. В марте 1942 г. А. Розенберг отметил, что «пропаганда противника широко использует для укрепления воли населения и войск к сопротивлению аргумент, что Германия борется отнюдь не против большевиков, а хочет не только удержать за собой навсегда оккупированные восточные области, чтобы широко заселить их, но и намеревается беспощадно эксплуатировать их экономически»{772}. Советская пропаганда доходила и до русской эмиграции на территории Европы, контролируемой Рейхом.

Так, эмигрант Л.С. Лада-Якушевич, проживавший в Праге, в январе 1942 г. написал статью, в которой подчеркнул «ложь сталинской пропаганды», которая дала «патриотический клич», чтобы «использовать для своих целей неугасающий в России огонь национального сознания»{773}.

Таким образом, использование национального фактора в советской политике на оккупированной территории СССР в первый период войны было масштабным. В то же время советская политика реализовывалась, в значительной степени, в виде контрпропаганды. Ситуация, сложившаяся в начале войны на оккупированной территории, была не в пользу советской власти. Катастрофическое начало войны, поражения Красной Армии, быстрая оккупация значительной территории страны и агрессивная нацистская пропаганда, посылы которой совпали с чаяниями определенной части населения оккупированных регионов (особенно в Прибалтике и на Западной Украине), подорвали позиции советской власти и доверие к ней. Поэтому в первый период войны советская политика была вынуждена в значительной мере ориентироваться на подрыв установок германской пропаганды и дискредитацию мер, реализованных оккупационными властями.

Вариативность советской национальной политики проявилась в таких аспектах, как дифференцированный подход к пропаганде среди разных национальных групп и реагирование на конкретные меры германской политики и пропаганды.

§ 3. ВОЗРОЖДЕНИЕ И РАСКОЛ:

Религиозная жизнь на оккупированной территории

С первых дней оккупации германские власти провозгласили себя «защитниками религии»{774}. В циркуляре РСХА от 2 июля 1941 г. говорилось: «Не следует ничего предпринимать против стремлений православной церкви добиться влияния на массы. Напротив, им следует, по возможности, способствовать»{775}. На оккупированной территории СССР были созданы отделы по делам культов при городских управах и изданы приказы, обязывавшие население посещать храмы, соблюдать религиозные праздники, выполнять церковные обряды, приветствовать священнослужителей сниманием головных уборов. Школьные учителя были обязаны организовывать коллективное посещение церкви в воскресные дни, а в обеденный перерыв — обучать детей пению религиозных песен. Было введено обязательное изучение «Закона Божия», который преподавали священники{776}.

В первые же дни после прихода германских войск на оккупированной территории СССР произошел бурный всплеск религиозности{777}. Население «самопроизвольно» открывало церкви везде, где было в наличии духовенство и подходящие здания. О размахе возобновления религиозной жизни на оккупированной территории можно судить по тому, что только в Житомире к 1 ноября 1941 г. открылось 54 церкви{778}. Всего в период оккупации на территории СССР было восстановлено более 40% от дореволюционного количества церквей — от 7,5 тыс.{779} до 10 тыс.{780}, а также почти 60 монастырей (в том числе 45 на Украине, 6 в Белоруссии и 6–7 в РСФСР){781}.

В этих условиях естественным было проявление верующими благодарности германской армии за «возвращение» религиозной свободы{782}. На оккупированной территории СССР проявился религиозный коллаборационизм. После прихода оккупантов вышла из подполья и активно поддержала новую власть антисоветская секта «апокалипсистов», возникшая ранее в Киеве, Виннице и Житомире. Вера в то, что советская власть пришла к своему краху, среди сектантов была повсеместной{783}. Некоторые священнослужители в первые месяцы войны помогали оккупантам{784}, в том числе провоцировали прихожан на выдачу оккупационным властям коммунистов и натравливали население на советских партизан{785}. Религиозный коллаборационизм проявился и в таком аспекте, как распространение священниками и верующими информации о том, что все сторонники «обновленческого течения» в православии якобы «настроены пробольшевистски» и являются «агентами НКВД»{786}. Нападение Германии на СССР было почти восторженно встречено большей частью духовенства РПЦЗ и значительной частью верующих эмигрантов{787}. 22 июня 1941 г. архиеп. Берлинский и Германский Серафим (Ляде) издал послание к пастве, в котором приветствовал Гитлера и призвал верующих к участию в «антибольшевистской борьбе»{788}.

Несмотря на потворство религии, германские власти стремились удержать религиозное возрождение в определенных рамках, для чего уже в июле 1941 г. было предписано «настаивать на принципе отделения церкви от государства»{789}. К ноябрю 1941 г. на оккупированную территорию СССР был спущен приказ Гитлера о том, что «оживление религиозной жизни в занятых русских областях необходимо предотвращать»{790}. В том числе было запрещено создание теологических факультетов и духовных семинарий, установлен запрет на возвращение конфессиям в собственность храмов и религиозного имущества (они должны были передаваться им только в пользование) и дано указание «не доверять православным священникам», так как они могут быть «советскими агентами»{791}.

В итоге германские власти в религиозном вопросе заняли «взвешенную» позицию. В июне 1942 г. рейхскомиссар Украины Э. Кох дал указания о том, что «допускается любая религия и любое церковное направление, если оно лояльно к германской администрации и обнаруживает готовность содействовать созданию положительного настроения среди населения и не делать ничего, что способствовало бы отрицательным тенденциям». Он подчеркнул недопустимость распространения религиозной полемики «среди широких масс, потому что она способна нарушить гармонию, необходимую для общего строительства»{792}. В некоторых районах оккупированной территории во многом были оставлены в силе советские антирелигиозные законы{793}, в частности, было запрещено преподавание «Закона Божьего» в школах{794}.

В целом нацистская религиозная политика на оккупированной территории СССР базировалась на принципе «разделяй и властвуй»{795}. Германские власти поощряли конфессиональный сепаратизм, для чего предписали противодействовать единству православной церкви. 16 августа 1941 г. Р. Гейдрих издал приказ «О церковном вопросе в оккупированных областях Советского Союза», который гласил, что «о восстановлении прежней патриархальной русской церкви не может быть и речи», поэтому не допускалось объединение православных общин и создание ими «руководящих центров»{796}. В целом было предписано удалить из церковной жизни «всякую тень Москвы»{797}. К середине 1942 г. Министерство «восточных территорий» склонилось к тому, что наиболее желательной ситуацией для Германии в решении церковного вопроса было бы развитие противостояния между Московским Патриархатом и сильными национальными православными церквами{798}. Целью такой политики было снижение на оккупированной территории влияния РПЦ, которая с самого начала войны заняла просоветскую и антиколлаборационистскую позицию.

Планам нацистов способствовали сепаратистские устремления высшего духовенства на Украине. Раскол Церкви на Украине был связан не только с амбициями отдельных церковных иерархов{799}, но и с тем, что политические взгляды духовенства в этом регионе были весьма неоднородны. Одни священники симпатизировали советскому строю, другие поддерживали националистов, третьи разделяли «прогерманские» взгляды{800}.