Прорыв под Сталинградом - Герлах Генрих

Все согласились с ним, даже Манштейн, вечно стремившийся пробить лбом стену – ведь это позволяло одновременно ослабить напряжение на Севере и не отступить на Кавказе. Казалось, даже Гитлер готов был дать добро – но тут вмешался Геринг, гарантируя достаточное снабжение с воздуха при помощи люфтваффе, и взял ответственность на себя. “Так тому и быть!” – завопил Гитлер…

– В настоящее время, – произнес полковник Морцик, – транспортные части в массе своей подчинены начальнику транспортной службы Средиземноморья. Можно, конечно, было бы вывести из его подчинения некоторые части, но если учитывать напряженную ситуацию с горючим у Роммеля… Не могу сказать, удастся ли это осуществить, не повредив Африканскому корпусу…

“Вот теперь и выкручивайтесь, дружочки! – думал генерал Вагнер. – Поделом вам! Что, оплошали? Не разевали бы рот – не угодила бы 6-я армия в западню. А расхлебывать кому? Опять пехоте”.

Гот должен был перейти в решающее наступление через несколько дней. Он вырвет 6-ю армию из окружения, и тогда армия, наученная горьким опытом, покинет излучину Дона, чтобы пережить зиму без дальнейших эксцессов. Полковник Морцик умолк. Повисла неловкая пауза. Его доклад со всей очевидностью продемонстрировал, что техники для обеспечения снабжения с воздуха было недостаточно.

– Запланированная операция группы “Дон” стабилизирует ситуацию, – холодно и отстраненно процедил начальник генштаба люфтваффе генерал-полковник Ешоннек.

– Ерунда! – грубо осадил его Геринг. – Мы не можем позволить себе делить шкуру неубитого медведя. Если Готу удастся прорвать осаду, это в лучшем случае облегчит положение, но не более. Неизвестно, сколько времени ему удастся держать кольцо разомкнутым. Армия в любом случае не покинет Сталинград. Фюрер не менял своего решения.

Улыбка исчезла с лица генерал-квартирмейстера Вагнера. Армия не покинет Сталинград? Его словно пинком выбили из зрительского кресла. Здесь не место выслуживаться, тысяча чертей! На кону исход всей войны! И они по-прежнему твердят: “Армия не покинет Сталинград”?! Еще в сентябре, когда были свободны пути сообщения, было ясно, что зимой солдаты попросту умрут от голода. И вот теперь, когда реальность во сто крат превзошла все самые страшные пророчества, они все еще тешат себя… Если ставить целью жить и сражаться, армии необходимо 600 тонн продовольствия в день, а вовсе не жалкие 300 – так просто отвертеться не получится. Но невозможно отрицать, что и 300 тонн – абсолютно недостижимая цифра. Вагнер нервно окинул взглядом собравшихся; посмотрел на застывшее и равнодушное лицо Ешоннека, на поросячьи глазки фельдмаршала Мильха. Ведь это люди, которые понимают всю серьезность положения! Нет, здравый смысл в конце концов возобладает, он обязан возобладать!

Мильх поднялся. Ему, в отличие от других, бумажки были не нужны. За розовым и лоснящимся лбом молочного поросенка, на вид не внушавшим ни малейшей опасности, крылись совокупные сводки о производительности и мощности всего европейского авиастроения. Он наизусть мог цитировать огромные статистические отчеты и исчисления. Перечень его должностей и званий был сравним разве что со званиями средневекового феодала: статс-секретарь Имперского министерства авиации Германии, начальник Технического управления и Административно-хозяйственного управления, главный исполнительный директор “Люфтганзы”, генерал-квартирмейстер люфтваффе и так далее, и так далее. Это лишь подчеркивало его разностороннюю осведомленность в технических и экономических вопросах.

– Прожиточный минимум окруженной армии, то есть такой, что позволит армии кое-как поддерживать существование, не имея возможности ни сделать запасы, ни эксплуатировать материальные и человеческие ресурсы, – произнес генерал-квартирмейстер, – составляет двести восемьдесят тонн в день, из которых сто двадцать приходится на амуницию, сто на продовольствие и шестьдесят на горючее. Если принять за счетную единицу “Ю-52” грузоподъемностью две тонны, в среднем требуется совершать по сто пятьдесят рейсов в день.

Его мягкие, сластолюбивые губы старались произносить слова как можно более четко и резко, пухлые руки непривычно подергивались, рассекая воздух, и только крохотные, озорные круглые глазки неконтролируемо блуждали по лицам присутствующих. Видно было, что Мильх старался войти в образ опытного вояки, но роль эта была ему не по зубам, да и актерских способностей не хватало. Военная форма смотрелась на нем точно карнавальный костюм. Он был по натуре своей не генералом, а генеральным директором, и лавры, которыми его увенчали – Рыцарский крест и маршальский жезл, – ощутимо отдавали гнильцой. В люфтваффе до сих пор посмеивались над его первой и единственной проверкой боем в ходе Норвежской кампании. Командуя Пятым воздушным флотом, он бомбами выбил французов из Ондалснеса. Подкопаться было не к чему – в сравненном с землей городишке и впрямь не осталось ни одного французского солдата. Вот только их и до этого там не было: их десант высадился вовсе не в Ондалснесе, а на отдаленном фьорде. Стоило признать, что в одном Мильх все же был настоящим солдатом: он, несмотря на весь свой профессиональный опыт, беспрекословно подчинялся приказам сверху – и лучше б он солдатом не был вовсе.

– Учитывая все перечисленные обстоятельства, – заключил генерал-фельдмаршал, – нам нужно двести пятьдесят-триста транспортных самолетов, и в случае, если снабжать армию придется дольше, чем планируется – а ранее шла речь о весне сорок третьего, – парк необходимо постоянно обновлять, чтобы компенсировать потери. Принимая во внимание изложенное выше, в настоящее время выделить столь существенные транспортные ресурсы и сконцентрировать их в одном месте невозможно.

Не успел генерал Вагнер произнести про себя “Слава богу!”, как следующая же фраза заставила его вздрогнуть.

– А должно быть возможно! – раздался резкий, гортанный голос. Все обернулись. Гитлер впервые заговорил на этом совещании. Давно не видевшие его офицеры с ужасом заметили, что он более не обладает той непревзойденной харизмой, что раньше. Лицо Гитлера посерело, вечно сутулая спина словно отвердела, в черных чаплинских усиках показалась проседь, побелели виски. Еще никогда прежний бог не представал перед ними в столь жалком человеческом обличье. Лишь глаза под кустистыми бровями горели опасным огнем прежней одержимости. Даже фельдмаршал Мильх, в силу частого общения с богоравным абсолютно не склонный поддаваться его сверхъестественному обаянию, заслышав голос, дернулся и затих. Вот уже несколько месяцев авиация не успевала справляться с потерями – и обвиняли в этом его, Мильха. Он должен был как-то оправдать себя. Что он сделал не так – проявил неосторожность? Не смолчал, когда надо было? Генерал съежился, как кролик под взглядом удава. Обсуждение меж тем продолжалось. Манштейн был краток и прямолинеен, закаленный в сражениях барон фон Вайхс говорил пространно и с оговорками, но каждый из присутствующих – кто осторожно и завуалированно, кто трезво и без прикрас – твердил одно и то же: “Это невозможно”.

– В Демянском котле мне удалось прокормить шесть дивизий, – еще громче и страшнее зазвучал тот самый голос. – И тогда господа эксперты тоже считали, что это невозможно. Но мне удалось. Для нас нет ничего невозможного!

Вагнера никак нельзя было назвать набожным – он был человеком приземленным и верил в торжество здравого смысла. Однако в этот момент даже он сложил под столом руки. “Боже, избави нас от всякого зла, – мысленно повторял генерал. – Избави нас от всякого зла!” 6-я армия была потеряна, война – проиграна. Они всё видели, всё понимали – и сами бросались в пропасть. “Назад! – хотелось закричать ему. – Разорвите кольцо и возвращайтесь назад, к Донцу! Это единственное наше спасение! Может, еще не поздно!” Но он молчал. Отчего же он молчал? Не проронив ни слова, Вагнер поднял взгляд, посмотрел на бледного, замкнувшегося в себе Ешоннека, словно тот еще мог все изменить. Генерал-полковник сидел почти не шевелясь, плотно сжав и без того тонкие губы и лишь тихонько постукивая карандашом по столу. Он вспоминал Демянский котел. В него и вправду угодило шесть дивизий – шесть, а не двадцать две. Чтобы обеспечить транспортное сообщение, пришлось закрыть летные училища. В результате люфтваффе осталась без смены. Но тогда они одержали победу.