Продажные твари - Полина Дашкова

Поначалу все это казалось очень противным. Армянин сильно потел, у него вечно от ног пахло. В любви он становился груб и ненасытен, в самые горячие мгновения начинал повизгивать тоненько и жалобно, как юный кабанчик. Однако ко всему привыкаешь. И Лариса привыкла. Тем более он и подарки дарил, и деньгами помогал, и пристроил ее в приличный, чистый дорогой ресторан, где никто за грудь не хватал.

И все бы ничего, если бы через год армянину не прострелили череп, прямо на улице, среди бела дня. Началось следствие, к Ларе в дом пришли с обыском, подняли линолеум на кухне и обнаружили в полу тайник с тремя пакетами героина.

Лара вспомнила, как три месяца назад армянин, сидя вечерком у нее на кухне, поддел носком ботинка разодранный линолеум и сказал:

— Плохо живешь, Лариса, надо ремонт на кухне сделать. Я пришлю ребят.

Буквально на следующий день явились два парня, балагуря и насвистывая, перестелили на кухне линолеум, поклеили моющиеся обои, побелили потолок и ушли, не взяв ни копеечки, сообщив, что за все заплачено — и за материалы, и за работу. Лариса и ее мама нарадоваться не могли на зеленый, как молодая травка, кухонный пол, на обои в светлых ландышах. Только братишка ходил мрачный и говорил: «Влипнешь ты, Лариска, со своим армяном, ох влипнешь!»

Братишка оказался прав. Влипла Лариса — всего через три месяца после бесплатного ремонта. Без конца ее вызывали в городскую прокуратуру, подписку о невыезде взяли. Она рассказывала молодому следователю все честно, как на духу. Уже на третьем допросе появился в уголке кабинета человек в штатском, который даже не представился, сидел, слушал, покуривал. А потом уж подступил к Ларисе с разговором:

«Вы, Лариса Вячеславовна, человек наблюдательный…» — и так далее.

Собственно, она ничего против предложений «человека в штатском» не имела. Все подписала, что он просил. В самом деле, кому ж охота за чужие грехи в зону? А ей дали понять: или-или. Или вся будущая жизнь псу под хвост, или работа в том же чистеньком ресторане, где никто про историю с героином знать не будет…

В «Парадизе» собирались не самые крупные авторитеты местных мафий, но и не «шестерки». Среднее звено, так сказать, то есть действующие единицы. Из их разговоров можно узнать много нового и интересного. И Лариса с чистой душой выкладывала все это новое и интересное людям в штатском, в письменной или устной форме.

Между тем она успела и замуж выйти за доброго красивого парня, машиниста электровоза, и сына родить, и братишку проводить в армию. Жизнь шла своим чередом. Лариса работала все там же, в «Парадизе», ничем не отличалась от коллег-официантов — разве что везло ей чуть больше: братишка после армии легко поступил в Московский автодорожный институт, о котором мечтал, маму удавалось раз в году возить в Москву, показывать лучшим профессорам и лечить в лучших клиниках, квартира появилась кооперативная, трехкомнатная, «жигуленок-шестерочка». Ларисин муж искренне верил, что официантки хоть и зарабатывают мало, но имеют очень хорошие чаевые.

«Люди в штатском» давно уже держали Ларису за свою, давняя история с армянином и героином забылась. Ей платили хорошие деньги за информацию, она стала настоящим профессиональным агентом, почитала кое-какие книжки по психологии, в общем, это стало для нее чем-то вроде сверхурочной работы, привычной и будничной.

Сейчас, поболтав с полковником Константиновым из ГРУ о докторе Ревенко и его девочке, Лариса подкинула только первую половину информации, посплетничала на правах старой знакомой, у которой язык без костей.

Убирая тарелки из-под горячего и подавая кофе с мороженым, она продолжала болтать:

— Глеб Евгеньевич, вот вы — военный человек. Скажите, вас когда-нибудь из ресторана вытаскивали по служебным делам?

— Ну и болтушка ты, Ларочка! — улыбнулся Константинов.

— Нет, я хочу сказать, можно ведь людям поужинать и отдохнуть за собственные деньги? Вчера того старого холостяка, который пришел с пацанкой, прямо у нас достали, из-за стола выдернули. Он, конечно, доктор, понятное дело, но ведь не «Скорая помощь»! Я даже форель нашу фирменную не успела им подать, а ему уже звонят. По нашему телефону. У какого-то важного больного шов закровил! Человек покушать пришел, да еще с дамой, а у двери уже «газик» стоит.

— И что, форель так и не ели? — сочувственно спросила Елизавета Максимовна.

— Нет. Форель я все-таки подала. Они покушали, а потом уж поехали.

— А девушку с балетной осанкой он с собой взял к больному? — со смехом спросил полковник.

— Нет. Он ее домой отвез. К себе домой. Она у него живет.

— И все-то вы, Ларочка, знаете, — покачала головой Елизавета Максимовна, — интересная у вас работа. Константинов весело смеялся.

— Не понимаю, что тут смешного? — презрительно пожал плечами Арсюша.

Расплачиваясь с Ларисой, полковник немного задержался.

— Подождите меня на улице, — попросил он Лизу и Арсюшу.

Когда они ушли, полковник подмигнул официантке.

— Рыбалка — не женское дело, верно, Ларочка? — тихо спросил он. — Но ты отличный рыболов. Высокий класс! И наживку используешь исключительно натуральную, качественную.

— Не понимаю, о чем вы, Глеб Евгеньевич? — растерянно улыбнулась Лариса. В ее голубых глазах застыло искреннее удивление.

На самом деле она его прекрасно поняла. Ее только удивило, что он пошел на такой прямой разговор. Она получила указание подкинуть ему реальную информацию и проследить за реакцией. Если бы вчера доктор Ревенко не посетил «Парадиз» со своей «пацанкой», ей, Ларисе, пришлось бы придумывать для Константинова нечто в таком роде. Ей предстояло сообщить, что у доктора появилась девушка, которая живет у него в доме, и он постоянно находится под чьим-то пристальным вниманием. Под чьим именно, Ларисе не сказали. Для ее части информации это значения не имело. Впрочем, она догадывалась, кто выдернул вчера Ревенко из-за стола. Она радовалась, что сочинять ничего не пришлось, все получилось как на заказ: доктор пришел со своей «пацанкой», вызвали его по телефону. Так что наживка и правда самая натуральная. И полковник на нее клюнул — но так, что вместе с наживкой и удочку, и рыболова проглотил…

— Ты, Ларочка, передай тому, кто у тебя рыбку эту живую-свежую покупает, большой привет от меня лично, — продолжал полковник совсем тихо, приблизившись к самому уху Ларисы, — доложу тебе по секрету, твой покупатель, любитель рыбки, мой старый друг, однокашник. И надо мне срочно с ним встретиться. Соскучился я по нему, так и скажи.

Лариса едва заметно кивнула и весело рассмеялась.

— Обожаю неприличные анекдоты! — громко сказала она.

Поздним вечером полковник стоял на балконе своего номера, курил и смотрел в темноту санаторного сада. Лиза сидела тут же, на балконе, и вязала Арсюше свитер.

Из темной аллеи послышался слабый мелодичный свист. Какой-то одинокий человек вышел подышать ночным воздухом и насвистывал мелодию старинного русского романса «Калитка». Полковник улыбнулся. Только его однокашник по Военной академии Генерального штаба, старый приятель, соперник-смежник Юра Лазарев мог так шутить: «И войди в тихий сад ты, как тень…» — очень актуально!

Константинов просвистел в ответ несколько тактов другого романса: «Он говорил мне, будь ты моею…»

Таким образом они обменялись условными сигналами. Полковник представил, как невысокий худощавый Юрка стоит сейчас на аллее, расставив ноги и заложив руки в карманы, стоит и усмехается. Он действительно соскучился по старому приятелю, с которым связано столько общих воспоминаний.

— Ты немного врешь, а он — нет, — заметила Лиза, не поднимая головы от вязания, и точненько просвистела несколько тактов.

Глеб издалека заметил белевшую в темноте рубашку Юры Лазарева. Они поздоровались за руку.

Юрий Николаевич Лазарев, Юраш, как называли его однокашники по академии, с юных лет слыл любимцем публики и дамским угодником. «Врун, болтун и хохотун», он жить не мог без шумных компаний, долгих застолий и разговоров ни о чем. Он мог великолепно рассказать любую, самую банальную историю, изложить так, что у слушателей челюсти сводило от смеха. А об его «practical jokes» — практических шутках — по академии ходили легенды.

Однажды ему удалось убедить трех первокурсников, что при диспансеризации необходимо сдавать не только анализ мочи, но и анализ спермы, причем не в лабораторию приносить баночки, а отдавать непосредственно в руки врачу-урологу, шестидесятилетней старой деве.

Через два дня на столе перед урологом стояли три баночки из-под майонеза, на каждой аккуратно наклеена бумажка с фамилией и именем.

— Что это? — спросила пожилая строгая дама, разглядывая на свет содержимое одной из баночек, но тут же догадалась и после длинной мучительной паузы задала следующий вопрос: