Да не судимы будете. Дневники и воспоминания члена политбюро ЦК КПСС - Петр Шелест

Выздоровел Гришко Г. Е., вышел на работу, мне стало несколько легче. Но, видя всю кухню партийной работы, я все чаще подумывал о своем возврате в промышленность. Не один раз я по этому вопросу имел разговор с Гришко, но он и слушать об этом не хотел.

После XX съезда партии по всей стране начался процесс реабилитации. С апреля 1956 года я начал работать председателем Комиссии Президиума Верховного Совета СССР по Киевской и Винницкой областям. Мне выдали соответствующее удостоверение за подписью К. Е. Ворошилова[33].

Этот документ у меня хранится как историческая память. В присланной инструкции изложено содержание работы комиссии, права председателя комиссии, сроки и порядок информации Верховного Совета о ее работе. Решение комиссии окончательное, утверждению или пересмотру никакими инстанциями не подлежит. После реабилитации комиссией заключенный подлежит немедленному освобождению, председатель комиссии несет персональную ответственность за принятое решение. В составе комиссии три человека — своеобразная «тройка» — только другого назначения. Председатель комиссии имеет два голоса, никому не подотчетен, кроме Президиума Верховного Совета СССР. В его деятельности ему обязаны всячески содействовать все административные, прокурорские и судебные органы и администрация мест заключения. Один раз в неделю должна быть отчетность перед Верховным Советом, где докладывается, сколько рассмотрено дел осужденных, из них освобождено по категориям судимости: политическим, должностным, уголовным преступлениям. Скольким сокращен срок судимости и на сколько лет, скольким отказано в освобождении или сокращении срока в заключении и по каким мотивам. Такая форма отчетности относилась и к рассмотрению дел по несовершеннолетним, находящимся в заключении или колониях.

К работе комиссия приступила 15 апреля, а закончить надо было до 1 октября. Все дела мы были обязаны рассмотреть в местах заключения с обязательным ознакомлением дела на заключенного и личной беседой с каждым в отдельности. На комиссии могли по требованию последней присутствовать ответственные представители прокуратуры и администрации мест заключения. Ни одна жалоба, обращение или запрос к комиссии не должны были остаться без рассмотрения и ответа. Два других члена комиссии назначались Президиумом Верховного Совета республики. Ими стали Боришполец Н. Н., заместитель председателя Киевского облисполкома, и полковник МВД, ведающий местами заключения, фамилию уже не помню.

10 апреля я провел первое организационное заседание комиссии, на котором были заслушаны сообщения представителей МВД, суда и прокуратуры Киевской и Винницкой областей. Было доложено, сколько человек находится в заключении, в тюрьмах, лагерях, в том числе в лагерях особого режима, количество и мест заключения, и число заключенных по категориям: политическим, религиозным убеждениям, служебным и хозяйственным преступлениям, уголовников, по возрастному составу и полу. Такие же сведения были комиссии доложены и по малолетним. Уточнили, что всего по обеим областям в местах заключения находится около двухсот тысяч человек.

Работа предстоит огромная, да если еще учесть, что при этом надо не упускать свою основную работу, то получается нагрузка невероятная. Чтобы уложиться в установленный срок, надо было комиссии в день рассматривать 35–40 дел. Это, безусловно, много, ведь надо было досконально, по существу разобраться с каждым делом, побеседовать с человеком, выяснить все обстоятельства. Приходилось иногда работать в сутки по 15–16 часов — это была очень утомительная и изнурительная работа. Ведь каждый человек проходил перед нами живой, и его дальнейшая судьба зависела от решения комиссии. А за этим человеком семья, дети, жена, престарелые родители. Отец, мать, невеста, любимый человек. Каждый раз при беседе заключенный на тебя смотрит умоляющими глазами, с большой надеждой на освобождение или хотя бы сокращение срока заключения.

Мне пришлось побывать во всех местах заключения, в тюрьмах, общих камерах и одиночках, в лагерях особого режима и в детских трудовых колониях. Подробно знакомиться с условиями содержания заключенных, их питания, общим режимом, трудовым и политическим воспитанием. Беседовать с заключенными и выяснять все обстоятельства в присутствии прокурора и администрации мест заключения. Несмотря на то что комиссия проводит гуманную миссию освобождения людей из тюрем и лагерей, все же проводить это было тяжело. Ведь судьбы людей разные, многие из них были осуждены несправедливо и просто ни за что. Чувствовалось, что часто наше «правосудие» было под определенным влиянием и выносило приговоры по принципу: «Совсем не обязательно иметь доказательства. Виноват каждый, невиновных нет». Поэтому еще тяжелее было рассматривать такие и им подобные дела.

В установленный срок комиссия не смогла рассмотреть всех дел, и Президиум Верховного Совета СССР продлил полномочия комиссии еще на три месяца. За 8 месяцев работы комиссия рассмотрела 150 350 дел, из них 8500 человек были освобождены немедленно, остальным сокращен срок заключения.

Лично для меня время работы комиссии оказалось большой школой жизни, моральной закалки и анализа происходящего в человеческом обществе. Некоторые факты рассмотрения дел по своему вопиющему нарушению элементарной законности и прав граждан запомнились мне на всю жизнь. Я для себя вел записи — фамилия, имя, отчество, год рождения, специальность, откуда родом, за что судим и на сколько и решение комиссии. Записи эти у меня в четырех общих тетрадях сохранились, и было бы очень интересно и любопытно посмотреть эти записи, а тем более узнать судьбу всех освобожденных по рассмотренным делам.

Каждому освобожденному из мест заключения комиссия выдавала документ, который служил основанием для реабилитации.

Мной был подписан окончательный отчет в Президиум Верховного Совета СССР о проделанной комиссией работе, и она прекратила свое существование. Удостоверение Президиума Верховного Совета СССР осталось у меня, как документ и свидетельство о том, что под моим председательством тысячи людей разных возрастов, пола, национальностей, политических убеждений и религиозных взглядов были освобождены из мест заключения. Это было время, когда к власти пришел Н. С. Хрущев, и наступило настоящее восстановление демократии, исправление законодательства, борьба с вольностями в действиях административных органов.

После этого много пришлось решать вопросов, связанных с нарушением законности, наказывать в партийном порядке, вплоть до исключения из партии и предания суду бывших работников КГБ, МВД, прокуратуры, суда и следственных органов за грубое нарушение законности, превышение власти, ущемление прав человека. Но не всегда эти люди были виновны, их к этим действиям понуждали. Такова была наша порочная система.

Гришко Г. Е. снова серьезно заболел — расстройство центральной нервной системы и недостаточная сердечная деятельность. «Умеют» у нас доводить работников до катастрофического состояния. И все делается под предлогом «повышения требовательности за порученное дело». Видно, при таком состоянии здоровья Гришко долго не проживет.

На меня снова свалился весь огромный объем работы за двоих. Через три месяца Григорий Елисеевич умер. Говорили хорошие надгробные речи. Некролог, фотография покойного, соболезнования и подписи «ответственных руководителей» под некрологом. А кому все это теперь нужно? Между тем как человек при нормальном к нему отношении мог еще долго жить и работать многие годы. Ведь он ушел из жизни в 52 года. Мне его было очень жалко. Был он хорошим, душевным и до кристальности честным человеком.

Я исполняю обязанности первого секретаря обкома КП(б)У и с нетерпением жду назначения нового первого секретаря обкома в надежде и на то, что мне, может быть, все же удастся при новом руководстве уйти на хозяйственно-инженерную работу на предприятие. Но вопрос с первым секретарем затянулся, и мне пришлось исполнять обязанности первого секретаря областного комитета партии еще больше года. Трудно мне было, тем более при такой неопределенности, хотя я сам даже в помыслах не претендовал на первую роль.

В конце января 1957 года меня пригласили в ЦК КП(б)У — присутствуют: первый секретарь ЦК А. И. Кириченко, Н. Т. Кальченко — предсовмина республики, Коротченко Д. С. — председатель Президиума Верховного Совета УССР и второй секретарь ЦК КП(б)У Н. В. Подгорный. Мне объявили, что ЦК КП(б)У рекомендует пленуму Киевского обкома партии избрать меня первым секретарем обкома. Тут же, очевидно, полушутя мне был задан вопрос: «Как вы думаете, пленум поддержит вас?» Я ответил: «Вам, очевидно, об этом лучше известно, если вы, ЦК, рекомендуете. Но дело не в этом, — продолжал я, — область в сельскохозяйственном отношении отсталая, и мне кажется, что первым секретарем обкома должен быть специалист сельского хозяйства. Я работаю вторым секретарем, и если мне ЦК доверяет, то я останусь работать и буду всячески помогать тому, кого ЦК утвердит первым секретарем». Последовал ответ Кириченко: «Мы не скроем, что об этом думали, и все же пришли к заключению, что в составе пленума и бюро обкома немало специалистов сельского хозяйства, и их надо умело использовать и направлять их работу. Мы считаем, что вы свой хозяйственный опыт работы в промышленности сумеете перенести на работу в сельском хозяйстве.