Тюрьма и воля - Михаил Ходорковский

С первого класса мальчик был уже вполне самостоятельным. Ключ — на веревочке на шее, на двери — плакат: «Газ, свет выключил?» Приходил из школы, вся еда — в термосах. Если не мог открыть термос, ходил по друзьям и просил помочь.

Марина Ходорковская: Миша рос здоровым, не капризным к еде, все умел делать — и постирать, и пол помыть. Кто-то из Мишиных сокамерников написал книгу и упомянул, что он сидел вместе с Ходорковским и что тот якобы не хотел там что-то убирать или мыть пол… Я знаю, что этого просто не могло быть. Он с детства все умеет делать. Скорее поверю, что он организовал людей, чтобы сделать уборку.

Ну, с тех пор, когда он все это делал в детстве, прошло, в общем, немало лет, и обстоятельства жизни изменились.

Марина Ходорковская: Ну и что, что стал богатым? Он оставался вполне непритязательным. Помню, как-то ко мне подошла горничная, когда они жили на Рублевке, и спросила какую туалетную бумагу нужно купить? Я подумала: «Михал Борисыч что, чокнулся, что ли?» Спрашиваю его: «И какую же туалетную бумагу тебе покупать?» Он удивился: «Ну, ту, которая есть в ближайшем магазине, наверное…» К нему не прививалось это… Утром кашу поест, вечером йогурт. Без проблем. Как любил «челночок», так и любит. Плюшки любил с корицей. Я ему вечером ставила в кабинет. Он сердился: «Перестань делать плюшки, я наедаюсь на ночь и полнею». А еще знаешь, какой был смешной случай? У них были мыши на даче. Он решил, что надо купить кошку. А у Инны, Мишиной жены, аллергия на кошек. Мне рассказали, что есть антиаллергенные кошки. Я поехала на выставку, мне показали пару, у которой должны были скоро появиться котята. Русская голубая кошка, отличный мышелов. Потом, когда родились котята, мы с Мишей поехали забирать. Ну, Мишка как одет? Куртка, джинсы, вязаная шапочка. Как обычно. Выбрали котенка, купили. Он эту женщину, хозяйку, спрашивает: «Вы мне расскажите, как кормить». Присел на корточки рядом с женщиной и стал записывать. Она все объяснила, а потом говорит: «Знаешь, парень, тебе надо бы домик купить для кошки. Но он дорогой, 40 долларов, ты не потянешь». Тут я быстро говорю: «Ничего, я помогу, мы купим». А на следующий день Миша выступает по телевидению. Инка смеется, говорит: «Если эта тетка видела его по телику, представляю, как она хохотала».

Когда переехали в отдельную двухкомнатную квартиру, Марина Ходорковская просыпалась по ночам и щупала стены — боялась, что это сон. На второго ребенка не решились — ей к тому времени было уже 36, денег в обрез, а надо было еще и за квартиру кредит выплачивать. И она, и муж всю жизнь проработали на заводе «Калибр». Борис стал главным конструктором, а Марина — инженером-технологом.

Кстати, эта квартира и сегодня остается их домом, но живут и работают они под Москвой, в созданном Михаилом лицее «Кораллово». За ними интересно наблюдать. Они поразительно разные. Отец — более сентиментальный, открытый, не скрывает эмоций, может быть резким или очень лирическим: любит попеть, почитать стихи. Курит, хотя врачи ему запрещают. С удовольствием выпивает рюмочку. Она — сдержанная, невозможно представить себе ее плачущей или жалующейся на что-то. Говорит всегда тихим голосом. Но при этом несгибаемая. Способна на резкие оценки. Если любит кого-то, то любит, если невзлюбит — спорить бессмысленно.

Борис Ходорковский подтрунивает над женой, называет ее «буржуйкой», толкает меня в бок: «Спроси, спроси буржуйку, чего она связалась с плебеем?» Она не отвечает. Единственное, что я поняла из отрывочных воспоминаний, что отец Марины занимал солидный пост в каком-то министерстве, оставаясь при этом беспартийным, что было большой редкостью. А отец Ходорковского потерял в войну отца. С сестрой и мамой вернулся из эвакуации в Москву. Жили в подвале, очень тяжело. Мама целый день на работе. Он беспризорничал, пел жалостливые песни в электричках, за что давали поесть или копейку. Подворовывал, говорит, и это было. Потом взялся за ум, пошел в армию, потом в техникум, там и познакомился с Мариной.

Этот мезальянс между «буржуйкой» и бывшим «шпаной» превратился в счастливый долголетний брак. Дома у них хорошо. Никогда нет ощущения тоски и безнадежности. И когда после вынесения второго приговора их сыну — 13 лет лишения свободы — мы с подругами заехали посмотреть, как они там справляются с ситуацией, в ответ на аккуратные вопросы я получила простой и исчерпывающий ответ Марины Ходорковской: «Ну что ты волнуешься? Мне тут из-за гостей некогда погладить!» Мать миллиардера, а ныне заключенного Михаила Ходорковского жила и живет без прислуги. Сама ездит на рынок, сама готовит, гладит. А еще она освоила компьютер и любит «чатиться» по скайпу.

Борис Ходорковский: Мишка работал с 14 лет. Ну вот он мальчишкой еще придет, говорит: «Хочу проигрыватель». Я говорю: «Пойди заработай». Конечно, я мог купить ему проигрыватель. Но считал, что он должен сам… Он работал дворником. Мне даже интересно было иногда: вот девчонки со школы идут, а он метет. Ничего, может, и смущался, но мел. Хлеб разгружал, ездил в стройотряд потом, в институте. Подрабатывал все время. Я считаю, что человек должен все сам постичь. И всегда интересовался химией. С раннего детства.

Марина Ходорковская помнит, как он в школе подошел к учительнице и спросил: «А вот когда я вырасту и будут уроки химии, то все эти баночки и порошки останутся?» Упросил отца сделать в подвале дома лабораторию. Отец согласился при одном условии: сначала парень должен был теоретически обосновать опыт, а потом уже его ставить. Но мальчик довольно быстро просек, что отец только делает вид, что понимает что-то в химии, и стал мухлевать с теорией. Смеялись.

Борис Ходорковский: А опыты он ставил. Ну, не буду рассказывать, что они там подкладывали на стул преподавателю… Бывало, что я сердился, конечно. Но не порол. Считал и до сих пор считаю, что это не метод. Надо доказывать, чтобы человек понял. А пороть — нет смысла…

Любопытно, что у родителей, судя по их рассказам, не было иллюзий относительно советской власти. Не любили, принимали как факт. Что тут поделаешь? Ни он, ни она не были членами коммунистической партии. Старались честно делать свою работу, получали честно заработанные небольшие деньги. Жили себе, полагаю, не особенно думая, что когда-нибудь все может измениться. Мальчик получился совсем другой.

Марина Ходорковская: Мы старались не вмешиваться, не выбирать за него, не направлять — пусть сам… Это был принцип. Жили в такой стране и в такой обстановке, что как выберешь свою судьбу, так и будет. Сначала это была святая вера в коммунизм. Над Мишиным письменным столом дома висели портрет Ленина и красное знамя. Правда, у портрета этого была своя история — его сделал двоюродный брат моего отца, который погиб на фронте. Потом, когда он уже учился в институте, постепенно все начал понимать, как мне кажется. Когда началась война в Афганистане, ему было 16 лет, а еще через пару лет он мне сказал, что хочет воевать там. Мы, конечно, были в ужасе. Через какое-то время он мне вдруг сказал: «Я все про это понял». И как-то после этого, как мне показалось, началось какое-то осмысление.