Позывной: «Москаль». Наш человек – лучший ас Сталина - Валерий Большаков

Все для фронта, все для победы…

Ранним-ранним утром 3-ю эскадрилью подняли по тревоге.

Жилин наскоро ополоснулся в бочке с водой, утерся полотенцем и грузно потрусил на КП.

Светало. Небо на востоке едва развело серым.

В землянке КП горела настоящая керосиновая лампа, а не коптилка из снарядной гильзы, и было светло – Иван даже зажмурился.

Начштаба старательно заполнял какие-то бумаги, в углу, отгороженном плащ-палаткой, пищала морзянка и шушукались радистки.

– Здравия желаю, товарищ генерал-лейтенант! – ухмыльнулся Николаев.

– И товарищу полковнику не хворать. Куда летим?

– Будешь сопровождать «туберкулезы» с грузом.

– Луполово?

– Туда, – кивнул комполка.

Жилин поймал себя на мысли, что Александр Павлович ничуть не удивляется происходящему на фронте.

Ни тому, что Могилев до сих пор не сдан, ни тому, что сегодня 2 августа уже, а в Смоленске все еще идут бои.

Иван улыбнулся: удивляться здесь может лишь он один, а для остальных происходящее – единственно возможное.

Им не с чем сравнивать.

– «ТБ» на подходе, – сообщил Николаев. – Их особо не разгонишь, но будьте в готовности.

– Понял.

Выйдя наружу, Жилин окунулся в прохладу и потемки. На востоке пробивались первые зоревые лучи, на западе позаривали огни другого толка – оттуда доносились глухие раскаты. Это начинался артобстрел. Иван вздохнул и пошагал к стоянкам.

Полк уже неделю как перебазировался на полевой аэродром.

«Юнкерсы» пока не налетали, видать, не разведали еще, что здесь, посреди леса, могут взлетать и садиться истребители.

Жилин снова вздохнул. Переживал потому что.

По открытым сводкам и совсекретным сообщениям он составил для себя довольно-таки целостную картину Смоленского сражения.

И мог сравнить ее с той, которую помнил.

Даты сместились. РККА несла несколько меньшие потери, заставляя Вермахт с Люфтваффе проливать больше крови, чем тогда. Раньше, помнится, он радовался даже одним суткам задержки на рубежах обороны, а нынче?

В том варианте истории, который был его прожитой жизнью, немецкие танки ворвались на улицы Смоленска еще полмесяца назад. Оттого и переживания.

Хорошо это или плохо – такой-то временной разрыв?

Бои идут упорнее, РККА не теряется в полном неведении, и взаимодействие между дивизиями какое-никакое, а налаживается.

Хорошо же?

Да? А вдруг он своими подсказками сделал хуже, и теперь командование совершает очередную ошибку? Ну не доверяет он Тимошенко! У этого «красного маршала» нет того, что имеется у немецких генералов, – школы. Преемственности. Глубоких профессиональных знаний. Впрочем, так было всегда.

Суворов – гений, а много ли было у него последователей?

Да царские генералы и сами не зубрили «науку побеждать», и другим не давали. Генеральскому глазу всегда милее выправка да строй, чтобы ать-два, ать-два! В ногу!

А то, что уметь маршировать и воевать – это разные вещи, их как бы и не касалось.

То-то и оно.

Вот и здесь – Могилев со Смоленском держатся, армия с ополчением отбивается от немецких полчищ, но вечно это длиться не может. Еще несколько дней от силы, и Могилев снова окружат, а его защитники будут больше напоминать смертников…

А разве не то же самое грозит Ленинграду?

Помнится, умники с либерастического канала «Дождь» спроворили моральную диверсию под соусом из гуманизма: устроили опрос: зачем, дескать, мучили ленинградцев в блокаду? Сдали бы город – и всего делов! Сколько жизней бы спасли, дескать…

На «Дожде», который Сашка, старшенький его (сам Иван Федорович звал его «большеньким»), именовал «Эфиром пятой колонны», то ли реально не скумекали, то ли просто провоцировали.

Кто бы спасся в городе Ленина, если бы вдруг сняли блокаду и немцы заняли город? Лучше бы спросить этих умников, сколько концлагерей под Питером было бы создано, чтобы уничтожать евреев, красноармейцев и причисленных к ним?

В Минске уже расстреливают людей, то же самое ждет и Могилев, а один из концлагерей расположится как раз в Луполово.

Это во‑первых. Во-вторых…

Да нет, именно что во‑первых! Сколько фрицев сковывали защитники Ленинграда? Дивизий двадцать или около того.

Отступи наши, сдай Питер, и немцы его не только в Адольфсбург переименуют, но и отправят те самые дивизии под Москву.

И тогда бы мы и Ленинград потеряли бы, и столицу нашей Родины.

Вот такова она, «хитрая» арифметика войны.

Жилин вздохнул в который уже раз, пригнулся и вошел в землянку своей эскадрильи. Себя ему убедить не удалось…

– Подъем! – скомандовал он.

Пилоты, ожидавшие команды, но по-детски надеявшиеся на «отбой», сразу закряхтели, задвигались.

– Куда-а? – с хряском зевнул Маркелов.

– Луполово.

– «Туберкулезы»?

– Они. Шнелле, шнелле.

– Яволь…

Обошлись без построения и накачки перед строем – все и так было ясно.

– К запуску!

Оружейники подвесили только «эрэсы», бомбы брать не стали – зачем?

Прошло всего четверть часа, и взлетела зеленая ракета. На взлет!

Иван взлетел первым. Сделал круг над аэродромом и разглядел черные точки, хорошо выделявшиеся на розовом фоне зари.

Это шли «ТБ-3». Девятка.

Название «тяжелый бомбардировщик» подходило этим огромным четырехмоторным машинам – колесо шасси и то – в рост человека!

Устаревшие, крытые гофрированным дюралем, «ТБ-3» все еще служили в ВВС как транспорт- ники.

В принципе, и с ролью бомбовозов они тоже справлялись – очень неторопливые, «туберкулезы» брали четыре тонны бомб под крылья и еще соточку – в бомбоотсек. И сбрасывали их – кучно и точно. Но те, что летели на аэродром в Луполово, были затарены военными грузами – сорок пять тонн боеприпасов и медикаментов несли «ТБ-3».

И задачей 3-й эскадрильи было не позволить утратить ни единого килограмма столь ценных запасов – для осажденных каждый патрон, каждый снаряд означал жизнь и смерть.

Смерть врагу. Жизнь нашим – в обратный путь «ТБ» повезут раненых.

Тяжелые бомбардировщики шли на высоте, немногим большей трех тысяч метров. «МиГи» легко нагнали огромные самолеты – четверка Коли Баукова следовала ниже, четверка Сереги Макаренко – выше транспортников, шедших клином. Жилин поднялся еще выше.

Воздух был заполнен тяжелым гулом работающих моторов, «ТБ-3» медленно и величественно ползли к Днепру, и проворным «мигарям» приходилось ходить «ножницами» – из стороны в сторону над группой оберегаемых.

В принципе, «туберкулезы» были не такими уж и беззащитными – каждый из них ощетинивался семью-восемью пулеметами Дегтярева. Калибр, конечно, не ахти, но хоть что-то…

Переменная облачность помогала скрытно подходить к Могилеву – «ТБ» нырнули в тучу, не долетая Днепра, и показались уже над городом, снижаясь и заходя на посадку.

– Группа, внимание! Бдим.

Похоже, что команда БАО этой ночью не спала – все воронки засыпаны и утрамбованы.

Первый из «ТБ» плавно опустился, покатил по полосе, грузно покачиваясь с крыла на крыло. За ним уже садился второй, готовился третий…

– Вижу самолеты противника! – подал голос Алхимов. – Командир! «Мессеры»!

– Вижу, Коля. Я – «Москаль»! Четверка Баукова прикрывает аэродром, остальные за мной. Атакуем!

Могилев окружали две линии обороны, имелись у оборонцев и зенитки – это они ставили заградительный огонь «худым». Тех было восемь… Ан нет, уже семь!

Блеснув огоньком попадания, один из «Мессершмиттов» оставил в светлевшем небе грязный дымный прочерк. Выбыл.

Жилин, посматривая на четверку Макаренко, улыбнулся не без гордости – его штудии не пропали даром. Пилоты больше не суетились бестолково, а работали. Готовились «качаться на качелях»: с высоты в пике, набрали скорость – и в гору. На высоту.

А между «качками» – отстрел всяких там «Мессеров» с «Фоккерами»…

«Худые» двигались на километре, пошли в набор (кто не спекся), а тут и «мигари» – здрасте! Пять изящных машинок падали сверху бесшумно и быстро, скользя по воздуху с шелестом шелка.

– Я – «Москаль». Беру крайнего слева.

– Я – «Хмара». Мой – справа.

Иван атаковал левого «Мессера» почти на встречных курсах, хотя тот открыл огонь раньше. Было видно, как пули из «Березина» рвали «худому» бочину, задевая крыло.

Сближаясь, Жилин хотел было добавить, но тут его крайний задымил, резко теряя скорость. Готов.

«Мессеры» мелькали размытыми тенями, грязноватыми, желто-серыми акварельными мазками. А наискосок – две траурные ленточки. Сравнялись.

Выходя из пике, Иван бросил «МиГ» в боевой разворот с набором высоты. В стороне кручеными, вислеватыми прямыми прошли трассеры. Рановато, гансы. Поспешили.

Набрав скорость, «мигари» резко шли вверх, не насилуя высотные моторы.

«Мессершмитты» пикировали полого, почти все заваливаясь на крыло, и слали, слали короткие, злые очереди.

– Поворот!

«МиГи» подвернули, встречая немцев почти на перпендикулярных курсах, словно желая вклиниться между пикирующих истребителей. Это была секунда. Всего лишь секунда.