Febris эротика. Билет в счастливую жизнь - Ольга Агурбаш

…На вокзале в Риме, куда они прибыли измученные, усталые и совершенно обалдевшие от столь долгого путешествия, их встречали Валентина Петровна и Луиджи. Гале сразу не понравилось выражение лица Олесиной мамы. То ли тревога вместо радости. То ли чувство вины непонятно за что. То ли неоправданно сильное волнение.

Короче, вышли. Обнялись с Валентиной Петровной, познакомились с женихом. Жених был сухопарым, лысым, загорелым. Выглядел недовольным и как будто нервничал. Он дежурно улыбнулся Олесе, а на Галю посмотрел неприветливо и даже брезгливо. Так, что Гале под его взглядом захотелось отряхнуться, умыться.

Девушки подхватили было сумки, чтобы двигаться по перрону к вокзалу, но не тут-то было.

Луиджи сказал холодно и сухо:

– Дочь твою мы берем в дом, а эту… – он кивнул в сторону Гали, – нет!

– Мам, что он говорит? – почувствовав недоброе, с тревогой спросила Олеся у матери. Сама она слегка понимала язык, но с непривычки боялась ошибиться.

Валентина Петровна не ответила дочери, зато вступила в перепалку с женихом. Они довольно долго препирались. В результате Луи побагровел, сжал в узкую полоску и без того тонкие губы, грубо крикнул что-то матери и стремительно двинулся в сторону вокзала.

– Мам! Что с ним?!

Расстроенная Валентина Петровна хотела объяснить, но, не выдержав напряжения, расплакалась.

– Пойдемте, девочки, потихоньку, – сквозь слезы шептала она. – Я сейчас успокоюсь и все объясню.

Они дошли до палатки. Валентина купила воды и бумажные платки. Умылась, вытерла лицо. Вроде бы успокоилась. Но начала говорить и опять заплакала:

– Он говорит: ладно, мол, пусть твоя дочь живет у нас. А подруга ее, ну ты, Галочка, – нет, ни за что!

Галя потрясенно молчала, а Олеся допытывалась:

– Как это, мам?! Ты же говорила, что обо всем договорилась! – с упреком в голосе начала было она.

– Ну так и было на самом деле. Я ему сказала, что вы приезжаете вдвоем, что Галочка сопровождает Олесю, что вы везете украшения.

– Ну?

– Он не возражал. А вчера, накануне вашего приезда, не знаю, что на него нашло. Нет, говорит, и все! Дочь твоя ладно, пусть живет, а больше никого не пущу! Я говорю: «Как же так? Люди уже в пути. Куда женщине деваться? Это я их пригласила, это я их попросила об услуге, значит, я и должна обеспечить им кров».

– Ну? – опять тупо повторила Олеся.

Галя во время разговора неотрывно смотрела на Валентину Петровну, ожидая, что вот сейчас, вот-вот в ее рассказе наступит переломный момент, и все каким-то счастливым образом разрешится. У нее не было сил ни на вопросы, ни на переживания. Не было сил ни сидеть, ни идти, ни говорить, ни возмущаться. Хотелось лечь. Сначала в ванну, потом в постель. Ни пить, ни есть, ни анализировать. Только одно: лечь! Но до исполнения этого желания, такого простого, незатейливого и, можно даже сказать, элементарного, было еще очень и очень далеко.

– Я уже вчера поняла, что добром не кончится, – продолжала между тем мама Олеси. – Он вроде бы неплохой мужик, но как упрется – все, осел! Ни сдвинуть, ни переубедить, ни уговорить! Я ему: ну хоть в гости к нам человек может заехать, чаю выпить, отдохнуть с дороги? Она же подруга моей дочери. Мы все из одного города. Я не могу ее не принять! А он: нет, и все!

– Ну? – не унималась Олеся. Казалось, у нее кончились все слова, кроме этого единственного «ну».

– Вчера стала обзванивать кого знала. Дозвонилась Вере. Тоже наша, русская. Говорит: я как раз на неделю уезжаю с ребенком к морю. Пусть поживет у меня. Но только неделю. Я и тому обрадовалась. Вера сказала, что можно бесплатно. Только цветы поливать на балконе. У нее весь балкон в цветах. Она вечно мучается вопросом полива, когда уезжает. Думала соседку просить, но та уже пожилая, ей передвигаться-то тяжело, а тут полную лейку таскать надо.

Она запыхалась от быстрой ходьбы и остановилась отдышаться. Потом продолжила:

– Короче, Галочка! Сейчас мы тебя отвезем к Вере, а потом уже с Лесей доберемся сами.

Шок был настолько сильным, что все трое ошарашенно молчали всю дорогу. Галя – потому, что, будучи без копейки денег, не представляла себе жизни в одиночестве не то что неделю, но даже и два-три дня. Олеся – потому, что невольно подвела подругу, за которую, как ни крути, ответственность несла именно она. Валентина Петровна – потому, что чувствовала себя виноватой перед девчонками. И все трое – потому, что поняли в одну минуту: с каким же козлом связалась Валентина Петровна! Не захочешь ни итальянского подданства, ни домика под Римом, ни замужества вообще. Неужели после того, что произошло, можно по-прежнему быть с ним вместе?

Квартира невидимой Веры была бестолкова и захламлена. Единственным местом, где Галя чувствовала себя более-менее комфортно, был балкон. Цветов и вправду было много. Не слишком-то ухоженные, они заполоняли собой все пространство. И Галя принялась за уборку. Ей казалось, что она только слегка приберется. Вот на этом растении собрать засохшие листья, там протереть от пыли огромные горшки, кое-где взрыхлить землю, некоторые кашпо переставить. А потом все листья и цветы побрызгать холодной водой, а потом полить, а еще протереть полы, поручни балкона и стеклянную дверь на балконе.

Когда уборка была закончена, оказалось, что места немало. Его хватило для того, чтобы поставить там небольшой стульчик и малюсенький столик.

Вот на этом стульчике и сидела Галя, пребывая в печальных своих размышлениях и буквально цитируя классиков, бесконечно повторяя одни и те же вопросы: «Что делать? Кто виноват? И быть или не быть?»

Контакт с Леськой и ее мамой прервался сразу. Буквально на второй день их пребывания в Риме выяснилось, что Леся страшно заболела, и Валентина Петровна сбилась с ног, принимая меры к выздоровлению дочери.

– Галочка! – захлебывалась она в телефоне. – Не пойму, что с Леськой!

– А что с ней?

– Лежит пластом. Температура высокая, ничего не болит. Только слабость.

– Господи! А что же делать? Может, врача как-то можно вызвать?

– Да можно, конечно! – Тут Валентина Петровна понизила голос. – Только Леська не гражданка Италии. У нее нет ни паспорта, ни страховки.

– И что?

– Врач дорого обойдется. Луи ни в какую. Никаких врачей, говорит. И так навязались на мою голову.

Она тяжело вздохнула. В голосе послышались слезы:

– Я попробую отвезти ее в муниципальную больницу, но не представляю, окажут ли ей там помощь.

– Ой, Валентина Петровна! Да что ж это такое? Прямо беда за бедой! А сколько стоят услуги врача?

– Ну если перевести в доллары, чтобы тебе понятней было, – она быстро прикинула в уме, перевела лиры по курсу в доллары, – получилось где-то долларов сто—сто пятьдесят. А еще лекарства. Есть у меня, правда, немного денег отложенных, но я думала что-то Лесечке купить из одежды. А теперь даже не знаю.