По следам неведомого - Ариадна Громова

— Вы меня простите, но я уж не буду все подряд объяснять, а то мы никогда не доберемся до сути вопроса. Почитайте литературу о наших искусственных спутниках и подумайте, например, о том, почему ракета-носитель обгоняла спутник в своем движении вокруг Земли. Вы не сердитесь за такой совет? Нет? Ведь это я просто для экономии времени… Но для Фобоса, продолжаю, такое объяснение не годится: для этого атмосфера Марса на высоте 6000 километров должна была бы обладать значительно большей плотностью. Теперь возьмем другое предположение: что на Фобос действует приливное торможение… Да, конечно, тут опять вам не все будет понятно. Но вот, например, взаимодействие Земли и Луны, которое повседневно и наглядно наблюдается в виде морских приливов, приводит к тому, что вращение Земли тормозится и земные сутки постепенно удлиняются, зато расстояние между Землей и Луной все больше возрастает. Но Фобос находится так близко от планеты, что действие приливной волны уже не тормозит его движение, а, наоборот, ускоряет. Вам это понятно?

— Не совсем, — решился возразить я. — Какая же приливная волна может быть на Марсе, раз там нет океанов?

— Твердое тело планеты тоже испытывает действие приливной волны, — терпеливо пояснил Соловьев. — Вы знаете, что в Москве почва дважды в сутки поднимается и опускается на 50 сантиметров? Однако вековое ускорение Фобоса все равно не может объясниться действием приливного механизма. И вот почему. Для каждой планеты существует «зона устойчивости». Если спутник находится вне этой зоны — вот как Луна по отношению к Земле — то он будет постепенно удаляться от планеты; находясь же внутри этой зоны, он, наоборот, будет приближаться к планете. Фобос обгоняет свою планету в ее суточном вращении, значит, он находится внутри зоны. Значит, и при своем возникновении он должен был находиться внутри этой зоны иначе он удалялся бы от Марса и не мог бы попасть в зону устойчивости. Вы поняли?

— Да, — сказал я более уверенно.

— Ну вот. Но дело в том, что астрономы имеют возможность точно подсчитать, когда должен был образоваться Фобос, чтоб к нашим дням занять такое положение, которое мы наблюдаем. И по этим подсчетам получается, что Фобосу не более 440 миллионов лет.

— Почтенный, однако, возраст, — заметил я.

— Наоборот, слишком юный, если учесть, что Марсу несколько миллиардов лет. Ведь по современным космогоническим теориям планеты и их спутники возникали вместе, в едином процессе.

— Так, может быть, Фобос — астероид?

Соловьев одобрительно усмехнулся.

— Вы, я вижу, начинаете мыслить астрономически. Но тогда выходит, что Марс захватил в свою орбиту два астероида, движущихся в одной и той же плоскости, да еще в такой, которая практически совпадает с его собственной экваториальной плоскостью. С точки зрения теории вероятности такая возможность равна нулю.

— Я уже вижу, что мои попытки мыслить астрономически ни к чему хорошему не приводят. Но что же тогда все это означает?

— Мне лично кажется реальным только одно объяснение, что Фобос — полый. На примере земных искусственных спутников мы знаем, что полые тела испытывают значительно большее торможение, чем сплошные. Сильно разреженная атмосфера Марса может оказывать тормозящее воздействие на Фобос лишь в том случае, если он полый. Но такой спутник, конечно, не мог образоваться естественным путем… Вы, я вижу, несколько озадачены. Но, если жители Земли запускают крупные искусственные спутники, то почему бы марсианам не сделать это раньше и, так сказать, капитальнее? Почему бы им было не создать рядом с планетой постоянно действующую станцию — для посадки и взлета космических кораблей, для астрономических наблюдений, телевизионных установок?

У меня даже дух захватило. Я недоверчиво взглянул на Соловьева — нет, он говорил совершенно серьезно.

— Так вы считаете, что марсиане существуют? — сдавленным голосом спросил я.

— Я, во всяком случае, не считаю это невозможным, — твердо оказал Соловьев. — Вот посмотрите на снимки, сделанные с нашего телевизионного экрана.

Я смотрел на причудливые очертания темных морей, на знаменитую сеть каналов. Все это выглядело иначе, чем на тех снимках, что мне доводилось видеть раньше, — все выглядело более крупным, четким, каким-то понятным. Каналы были неровными — то вдруг разбухали, превращались в цепь сливающихся пятен, то почти исчезали. На перекрестках каналов тоже виднелись какие-то темные пятна неправильной формы. Но все же, если поглядеть на снимок издали, видна какая-то общая планомерность, обдуманность в размещении каналов — параллельные линии, четкие перекрестки… Я старался приучить себя к мысли, что где-то там и сейчас живут существа с высоко развитым интеллектом.

Соловьев тем временем рассматривал пластинки. Наконец у него вырвался возглас досады.

— Значит, это — пластмасса? — переспросил он. — Надо будет все же обратиться к химикам, работающим в области полимеров. Нет, конечно, не для того, чтобы проверить, когда это сделано. Но, может быть, удастся установить, что это — какой-то новый, особый вид пластмасс.

— По-моему, пластинки совершенно необыкновенны на вид, оказал я. — Они вообще не похожи на пластмассу. Я бы никогда не сказал…

— Ну, Александр Николаевич, в пластмассах и вообще в полимерных материалах не так-то легко разобраться, — заметил Соловьев. — Они так неисчерпаемо разнообразны! Вам не приходилось знакомиться с этой областью?

— Нет, — с сожалением сказал я.

— Ну, очень жаль, — серьезно ответил Соловьев. — Наш век часто называют веком атомной энергии и полимеров. Теперь уже ни одна отрасль техники и ни один человек в быту не обходится без полимерных материалов. И все же — это только заря полимерной эры. Сейчас трудно даже представить себе но всем объеме, какое значение будут иметь полимеры для нашей жизни. В том числе — и для межпланетных путешествий. Конечно же, космические корабли скоро будут делаться прежде всего из армированных пластиков — прозрачных и твердых, как стекло, но упругих и гибких, как сталь, легких, как… вот, как эти гималайские пластинки! — он приподнял желтую пластинку и бросил ее на стол: она упала почти неслышно, с легким певучим звуком и немного подскочила. — Да, видите, действительно похоже, что она сделана из синтетического материала: легкая, упругая, прочная… Поневоле поверишь, что она прибыла не из прошлого, а из будущего… И что уже летают где-то в космосе корабли из прозрачного и легкого материала, который не боится ни огня, ни ледяного холода, который под мощными ударами космических частиц, несущихся с бешеной скоростью в безвоздушном пространстве, лишь прогибается и снова принимает прежнюю форму, надежно страхуя пассажиров… да что и говорить, освоение космоса невозможно без полимеров! Но вернемся к нашим пластинкам. Итак, если б удалось установить, что это — полимер особого типа, может быть, приготовленный в необычных условиях, — это был бы очень существенный довод в пользу… ну, скажем, теории Милфорда. Кроме того, конечно же, вы правы — надо, чтобы в те места поехала экспедиция и выяснила все как следует…