Хозяин моего дома - Кэтрин Полански

Эвард с трудом нашел место для парковки, хотя до трассы гонки пришлось еще довольно долго идти пешком. Добравшись наконец до своего балкона, они получили от служителя кепки и футболки с символикой гонок и толстые программки с подробнейшими описаниями машин и команд.

Шум вокруг стоял невообразимый: люди кричали, свистели, дули в дудки, били в барабаны. Энди куда-то исчезла на минутку и вернулась с пивом, крендельками и огромной ярко раскрашенной трубой. Мисс Деверил с самым серьезным видом извлекла из чудовищного духового инструмента хриплые каркающие звуки и удовлетворенно кивнула.

– Тебе я принесла безалкогольное пиво, повезешь нас обратно.

Эвард с изумлением рассматривал музыкальный инструмент Миранды.

– Ты намерена добавить шума в эту какофонию? – недоверчиво спросил он.

– Я еще и свистеть буду! Все равно никто не услышит.

– П-почему?

Вместо ответа Энди протянула ему беруши:

– Заткни уши, пока не поздно!

Последние слова девушка уже прокричала: под их балконом появились невероятные маленькие машинки и выстроились в шахматном порядке. Ревели они изрядно, поэтому Эвард решил последовать совету Энди и поспешно заткнул уши. Так и оглохнуть недолго!

Прямо перед их местами висел огромный экран – разновидность телевизора, видимо, – показывающий те же машинки, называемые болидами. Это словечко Эвард почерпнул, краем глаза изучив программку.

О, вот и список участников! Сообразив, что здесь все будет происходить примерно как на скачках, граф решил выбрать себе фаворита: пробежав глазами по фамилиям участников, патриотично остановился на англичанине Кулхарде.

Тем временем болиды взвыли уже совсем оглушительно и рванули со старта. Толпа орала, беззвучно разевая рты, – беруши работали отлично, слышно было лишь вой моторов. Эвард быстро разобрался в нехитрых правилах этой увлекательнейшей гонки: машинки должны были проехать несколько десятков кругов по извилистым улочкам Монако, и в конце определится шесть победителей.

Смотреть в основном приходилось на экран, потому как гонщики часто скрывались за домами, но когда машины проносились под их балконом, и он, и Энди азартно свешивались через перила, при этом она отчаянно дудела в свою трубу.

Когда машины пошли на двадцатый круг, Эвард обнаружил, что Энди весьма непатриотично болеет за какого-то немца Шумахера, и, что самое обидное, этот Шумахер ведет гонку! Граф сердито хмыкнул и оглушительно засвистел в два пальца «Правь, Британия!», поддерживая Кулхарда. Энди уронила трубу и зачарованно воззрилась на абсолютно нереальное зрелище: граф Мередит, перегнувшись через перила балкона, свистит в два пальца!

Неизвестно, виноват ли в том был патриотичный гимн в исполнении Эварда, но болид Шумахера внезапно загорелся и сошел с дистанции. Толпа взвыла, граф подхватил Энди на руки и закружил по балкону.

– Предатель! Мой Шуми выбыл, а ты радуешься! – Энди, казалось, не на шутку разозлилась, но потом рассмеялась. – Ну и пусть! Увидеть тебя свистящим в два пальца – это стоит чего угодно. За кого ты болеешь?

– За Кулхарда. – Граф попытался принять вид, полный достоинства, но это оказалось непосильной задачей. Коситься на экран и хранить спокойствие – вещи несовместимые.

– Вперед, Британия! – Энди мгновенно переключилась на поддержку соотечественника и протрубила Эварду в ухо несколько фальшивых нот.

Так они провели еще несколько часов. Победил Кулхард, что весьма порадовало графское сердце.

– Надо признаться, что я никогда в жизни так занимательно не проводил время. Гениальное изобретение – эта «Формула».

Они сидели в маленьком ресторанчике и ужинали: день, проведенный в активном болении, способствовал хорошему аппетиту.

– Я знала, что тебе понравится. – Энди счастливо улыбалась, глядя на веселого и необычно возбужденного Эварда.

Казалось, что этот день будет длиться вечно: солнце, ветер с моря, вино, смех и песни. Островок счастья. Маленький островок, который скоро скроется за горизонтом, растворится.

«Остановись, мгновенье! Ты прекрасно…» – мысленно процитировала Энди Фауста.

«И душу в ад!» – буквоедски закончила цитату мисс Деверил.

О, ну зачем всегда о плохом? – постаралась оставить за собой последнее слово Энди.

– И часто бывают такие гонки? – Вопрос Эварда прозвучал так, будто он собирался остаться в двадцать первом веке навсегда.

– С весны до осени, в разных городах, не только в Монако. В Англии тоже – в Сильверстоуне.

– Замечательно!

Странно. Какое отношение могут иметь автогонки к графу Мередит? С мысли Энди сбила очередная группа болельщиков, появившаяся в ресторане с шампанским. Все присутствующие принялись с азартом поливать друг друга игристым вином.

В Цюрих вернулись уже за полночь.

Еще пару часов пришлось потратить на ванну – они были все с ног до головы залиты шампанским, – так что спать улеглись очень поздно. Уставшая Энди уснула, едва опустив голову на подушку. От Эварда же сон убегал: в ушах звенело, казалось, что все вокруг продолжает содрогаться, как во время гонки.

К тому же какая-то важная мысль маячила на самом краешке сознания, но не выходила на свет. Как соринка в глазу…

Эвард поворочался, посмотрел в потолок… Припомнить не удавалось. Вздохнув, он встал с постели и вышел на террасу.

Половинка луны повисла над Гларусом, серебристая дорожка дрожала на темной глади озера. Тишина казалась оглушающей.

Граф присел на перила, его взгляд бездумно скользил по островерхим крышам старого города.

Что же это было? Что?

Азартная гонка, эмоции бьют через край…

Победа, шампанское, ресторан…

Ресторан… Его вопрос про гонки… Энди после этого неосторожного вопроса: взгляд внутрь себя… Неужели она поняла, догадалась? Или нет?

Если поняла, почему ничего не сказала?

Вопросы, вопросы без ответов…

12

Прошло уже почти три недели, как они вернулись в Лондон.

Эвард долго стоял на мосту, глядя на серую воду Темзы. Где-то далеко как индийские слоны трубили буксиры. Под ним двигался еле-еле поток машин, похожих сверху на жучков.

Мысли текли неторопливо, как вода в реке. Энди за прошедшую неделю он практически не видел, водоворот бизнеса поглотил ее всю, без остатка.

Пожалуй, он сможет прижиться здесь. Он три часа бродил по городу, проходил мимо японских забегаловок, китайских ресторанчиков, киосков, музеев, офисов… Он смотрел на город, слушал мир будущего, ставший миром настоящего, и примерял его на себя, как примеряют новую обувь. Ничего, что сначала можно натереть мозоли; обувь разнашивается и становится гораздо удобней… После двух недель пребывания здесь его прежняя жизнь казалась сном.