Вторая Отечественная - Даниил Сергеевич Калинин

никак не получается у прапорщика вновь привыкнуть к страху смерти. Но так ведь и не за себя ему страшно— больше за Сашеньку и деток… Как же они без него справится, коли погибнет на фронте отец и кормилец?!

Глава 12

…— АЛЛАГУ АКБАР!!!

— Ура-а-а-а…

Оглушительный рев османов, неудержимо бросившихся в атаку, раздался со стороны прикрывающего нас слева заслона. Ответом ему был жиденький клич горстки ополченцев — и частая, но быстро оборвавшаяся стрельба. Как кажется, мне даже удалось разобрать несколько сухих выстрелов офицерского нагана прежде, чем все стихло…

В отличие от второй группы, пустившей в ход гранаты и сумевшей задержать турецкую атаку, это «отделение» по какой-то причине ими не воспользовалось.

Возможно, просто из-за незнания наспех выданного ополченцам оружия…

— Все Жорж, теперь точно уходим. Слева нас теперь обойдут за считанные минуты — и тогда наверняка отрежут дорогу назад.

Товарищ согласно кивнул:

— Оно и патронов осталось всего две ленты…

— Тогда сейчас отправим посыльного ко второй группе, пусть также отходят. И остаток патронов расстреляем по тем, кто справа атакует, поможем отделению прикрытия отойти — после чего вытащим затвор из пулемета, и уйдем налегке!

…Конечно, нам было бы выгоднее выбить ленты по пытающимся окружить остатки взвода туркам, зашедшим слева. Но османы полезли через жилую застройку, что, с одной стороны замедлило их продвижение, но с другой — дало кучу укрытий и возможность подобраться к нам практически вплотную. А потому, спустив «максим» вниз и вытащив его за околицу (благо, что по фронту враг наступать не спешит — на этом направлении мы здорово остудили пыл турков пулеметным огнем), я при помощи Жоржа развернул станкач, и за несколько длинных очередей добил оставшийся запас патронов. При этом заставив залечь цепи рванувших было вперед османов на правом фланге! Гранаты у ополченцев кончились быстро, и если бы не наша поддержка, вскоре погибло бы и второе отделение…

А так у них еще есть шанс.

— Все, братцы, уходим!!!

Кубанцы с трудом пробиваются сквозь занесенный снегом участок узкой, сильно петляющей горной дороги — здесь поземка нанесла сугробы едва ли не по пояс… Спешившиеся казаки, сгрудившись, шаг за шагом проталкиваются сквозь затор, изо всех сил пытаясь преодолеть его, примять, стоптать снег, дав дорогу ведомым под уздцы лошадям — и следующим позади соратникам.

А между тем впереди, со стороны лежащего в долине Сарыкамыша, до которого осталось всего пяток верст, доносятся отдаленные раскаты орудийных залпов, так похожие на громовые — и отзвуки частых винтовочных выстрелов, пулеметных очередей… Замерший верхом на крепком вороном жеребце, полковник Кравченко, Антон Тарасович, высокий худощавый мужчина средних лет, нервно теребит вислый ус — наверное, единственное, что в его внешнем облике роднит командира с кубанцами. Предстань полковник перед сторонним человеком не в военной форме, и его бы наверняка бы приняли за преподавателя гимназии или чиновника средней руки — тому способствует и неизменное пенсне, и аккуратная бородка клином, предающая Антону Тарасовичу совершенно интеллигентный, «писательский» вид. Многие говорили о его внешнем сходстве с Антоном Павловичем Чеховым…

Однако, несмотря на «невоенную» внешность, кубанский казак по происхождению являлся офицером не только по форме, но и по призванию, по натуре являясь человеком крайне решительным и волевым… В настоящий момент полковник был вынужден молчать, с трудом сдерживая себя от понуканий, от того, чтобы подгонять казаков — его кубанцы из первого Запорожского полка итак делают все, что в человеческих силах! А ведь им предстоит провести сквозь снежный затор не только лошадей, но и пулеметные, и даже орудийные двуколки с горными пушками и станковыми «максимами»…

После чего везде, где это только будет возможно, Антон Тарасович погонит казаков рысью, изо всех сил спеша на помощь защитникам Сарыкамыша. И ни один из кубанцев не возропщет — ибо все понимают, что сослуживцы их сражаются и гибнут при многократном превосходстве османов…

…— За мной братцы, не отставай!

Понимая, что встречная схватка станет для маленькой группы последней, я постарался увести прикрывающее нас с Жоржем отделение дворами, не показываясь на легко простреливаемых улицах. Но, несмотря на благие намерения, избежать встречи с врагом нам все же не удалось…

Мы заметили друг друга одновременно — я, следующий впереди ополченцев с зажатым в руке офицерским наганом (винтарь, как пулеметчику, таскать с собой было не с руки), и крепкий усатый осман со злобно оскаленным лицом. Он вскинул к плечу немецкий маузер — а я ответил двумя выстрелами от пояса, опередив врага; самовзводный наган, как кажется, уже не в первый раз спас мою жизнь…

— Ложись!

Короткий успех меня взбодрил — но на звуки выстрелов из подворотни полезли товарища убитого мной турка, уже готовые вступить в бой. Пытаясь выиграть время, я кинулся влево, к углу стоящего впереди дома, открыв беглый огонь из револьвера. Оставшиеся пять патронов покинули барабан в считанные секунды, свалив одного из османов и, как кажется, зацепив второго. К особой меткости я не стремился, надеясь лишь дать время бойцам отделения залечь на землю или занять укрытия, после чего вступить в бой.

Хотя бы частично мне это удалось — из-за спины спешно ударило два винтовочных выстрела, потом еще несколько, практически залпом. Хлесткие выстрелы мосинок поддержали менее громкие, сухие хлопки нагана Жоржа — а я, замерев за углом крепкого деревянного дома, сдернул с пояса одну из двух оставшихся у меня РГ-12. Последние держатся на поясе на специальном крючке для носки — и, взяв одну из «ручных бомб» в руки, я спешно отвел в сторону чеку на крышке корпуса, после чего сдернул с рукояти предохранительное кольцо. Не отпуская предохранительного рычага, я осторожно высунулся из-за угла — и, увидев, что турки уже пытаются продвинуться вперед, укрытые от глаз ополченцев все тем же домом, размашисто метнул гранату вперед.

Взрыв!

Не такому уж и громкому на деле хлопку подрыва ручной бомбы Рдутловского образца 1912-го года вторят отчаянные вопли раненых… Сам же я, спешно отведя защелку барабана револьвера, лихорадочно выбиваю чуть раздутые гильзы шомполом. Про себя остается только обматерить приемную комиссию, не позволившую принять на вооружение самовзводный наган с откидным барабаном, стрелянные гильзы которого можно было удалить путем преломления, как на старом добром Смит-Вессоне…

— Двинься!

Короткой перебежкой до меня добирается Жорж, так же расстрелявший барабан своего нагана; быстро стреляют ополченцы, судорожно дергая затворами трехлинеек… Приказав им залечь в первые секунды схватки, я сберег жизни бойцов, вступивших в огневой контакт на близкой дистанции. Ибо турки, продвигавшиеся