Курсант. На Берлин - Павел Барчук

В первую очередь, конечно, приятно было увидеть вытянувшееся лицо фрица. Оно у него на долю секунды стало ну очень охреневшим. Причем, от всего сразу. И от того, что я сходу его узнал, и от того, что у меня хватило наглости признаться в этом вслух.

В принципе, наглость Мюллер спишет на алкоголь. Решит, что парень просто изрядно поддал винишка. Тем более, это правда.

В реальности, за те доли секунды, которые пронеслись от слов Эско о товарище до сказанного мной, я успел сообразить, это — проверка. Очевидно, начальник сыскной полиции все рассказал Мюллеру. Вернее, рассказал о появлении перебежчика, который может быть интересен Гестапо и полезен Третьему Рейху. Вот почему Риекки исчез сразу же. В отличие от меня, он знал, что оберштурмбаннфюрер находится в числе гостей, вот и торопился быстрее доложить.

Мюллер, видимо, усомнился в словах Риекки. Конкретно в том, что я соскочил с крючка НКВД и что действительно имею отношение к секретной школе. Ну и еще, конечно, у немца явно появилось подозрение, не засланный ли казачок.

Будь я шпионом или диверсантом, ни в коем случае не показал бы виду, что узнал фашиста.

Именно поэтому, не тратя время на дальнейшие размышления и оценку ситуации, я повел себя так, как, наверно, не ожидали ни Риекки, ни сам Мюллер.

— Черт… Витцке, прекратите орать на весь двор. — Эско снова схватил меня за руку.

— Подождите, господин Риекки. — Фашист отодвинул финна в сторону и шагнул ко мне, пристально уставившись в мое лицо рыбьим взглядом. — Алексей. Верно?

— Верно, господин оберштурмбаннфюрер. Алексей Сергеевич Витцке. Впрочем, думаю, начальник сыскной полиции Финляндии уже успел вам сказать мою фамилию.

Мюллер говорил по-немецки, я — тоже. Раз пошла такая пьянка, пусть сразу оценит уровень и величину привалившего ему в моем лице счастья.

— Великолепное владение языком… — Отметил немец.

Что еще хотел сказать Мюллер, к сожалению, выяснить не удалось. Он точно хотел, потому как набрал воздуха в грудь и открыл рот.

Причина, которая помешала вести нам продуктивный диалог, а я уверен, он был бы продуктивный, выглядела крайне нелепой и даже абсурдной. Я увидел приведение.

Да, именно так. Самое настоящее приведение.

Мы с Мюллером стояли друг напротив друга. За спиной фашиста собралась очередная кучка гостей. Они все время перемещались с места на места, организуя вот такие компашки. То есть, именно сзади оберштурмбаннфюрера в данный момент наблюдалось большое скопление людей.

И вот среди этих кислых финских лиц я вдруг увидел лицо, которого вообще никак не могло быть ни здесь, ни вообще где-либо. Оно как бы сдохло, это лицо. Больше двух месяцев назад. Осталось валяться в зимней лесу Подмосковья.

— Дядя Коля… — Произнёс я вслух, хлопая глазами, как идиот.

Ну а потом события понеслись с такой скоростью, что думать вообще было некогда.

Я увидел, как Клячин вытаскивает пистолет и поднимает руку, прицеливаясь. Гости, стоявшие рядом с ним, как раз начали громко спорить насчет очередных кинематографических истин и на Николая Николаевича вообще никто не смотрел. Кроме меня.

— Твою мать! — Рявкнул я по-русски.

Видимо, это национальная особенность, в самые поганые моменты материться на великом и могучем.

Потом схватил Мюллера за плечи и резко развернул, меняясь местами с фрицем. Честно говоря, думал, не успею. Но успел. Ровно в тот момент, когда, по сути, закрыл оберштурмбаннфюрер собой, раздался выстрел и мою спину обожгло болью.

— Охренеть… — Прежде, чем упасть, поизнёс я, глядя в рыбьи глаза Генриха Мюллера.

Глава девятая

Я вспоминаю, что случайности не случайны

Самым сложным было совместить временные рамки каждого события.

Чуть-чуть промахнусь и трындец, весь план пойдет по женскому половому органу. Шипко считал точно так же, о чем мне и сообщил.

— Алексей, главное условие — каждое твое действие должно происходить в определенное время. Имей это в виду. Только в момент, когда встретишься с нужным человеком, с тем, кого мы должны завербовать в Финляндии, можешь расслабиться и направить все усилия на переезд в Берлин. До вашего официального знакомства, шаг влево, шаг вправо — мандец всей проделанной работе.

— Ну и что это за тип, которого я должен завербовать? Судя по вашим словам, он гораздо нужнее Шульгина.

— Тип… — Шипко покачал головой и скорчил недовольную мину. — Ты, Алексей, завязывай со своими этими уличными замашками. Не босяк теперь.

— Почему? По легенде я же пацан из детдома. Да и не только по легенде.

— Вот именно. Для всех задействованных в сценарии персон, ты должен выглядеть как пацан из детдома, который очень сильно хочет избавиться от ненавистного прошлого. Ты должен стараться произвести впечатление человека, который пытается соответствовать желанному уровню. Причем уровень этот тебе видится искажённым. Пьянки, гулянки, бабы, кабаки. А теперь смотри сюда. Внимательно. Запоминай все, что сейчас скажу. Информация об этом человеке максимально засекречена. В том плане, что о нашем интересе не знает никто даже в спецотделе НКВД. Я, товарищ Берия и ты. Вот очень короткий список осведомлённых людей.

Передо мной на стол упала очередная папка с информацией. Я открыл ее, несколько минут пялился на фотографии, потом поднял удивлённый взгляд на Панасыча, ожидая увидеть насмешку в его глазах. Ни черта подобного. Насмешки не было.

— Баба? Ну… То есть, женщина? Вы серьезно? — Спросил я чекиста.

На фото и правда была запечатлена дамочка. Причем, снимки выглядели так, будто их просто взяли из различных кадров различных фильмов.

— Ольга Константиновна Чехова. Урожденная Книпер. Родилась в дворянской семье обрусевшего немца — инженера путей сообщения Константина Леонардовича Книппера, родного брата прославленной актрисы Художественного театра Ольги Книппер-Чеховой. С детства в совершенстве владеет двумя языками, как родными, — русским и немецким. Великолепно говорит на французском и итальянском. Образование — классическое русское. До семнадцати лет жила с родителями то на Кавказе, то в Петрограде. В канун Первой мировой войны её