Постигая живое слово Божие - Герхард Хазел

Классификация и критицизм формы

Критицизм формы, развившийся в конце ХIХ и начале ХХ вв., является частью историко-критического метода; он развивался по причине непродуктивности критицизма источника Ветхого и Нового Заветов. На основе лингвистических, антропологических и социологических принципов он пытается выявить те социокультурные силы, которые оказали влияние на долитературные периоды библейского текста.

Связь библейских текстов с их реконструированным социокультурным контекстом характеризуется фразой «ситуация в жизни» (Sitz im Leben) или просто cловом «ситуация». Основной посылкой в критицизме формы является мысль о том, что социально-культурные институты или силы формировали предание до тех пор, пока оно не обрело свою окончательную форму, а это, конечно, означает, что те же самые законы, действующие в лингвистике, антропологии и социологии, действовали и в оформлении библейских материалов.

Основными предпосылками критицизма формы являются следующие:

1) изначально существовали малые единицы, позднее разросшиеся в более масштабные;

2) имел место эволюционный процесс от примитивных форм к более развитым.

Классификация смысловых единиц сообразно их типам или жанрам (Gattungen) предполагает определение их социокультурную «ситуацию в жизни»[38]. Ученые, признающие неразделимую божественно-человеческую природу богодухновенного Писания, не смогли принять посылки, методику и цели критицизма формы; вместо этого они нашли верный и единственный контекст истолкования, заключенный в самом Писании.

В свое время основатель критицизма формы Х. Гункель задался вопросом: «Является ли повествование, представленное в Книге Бытия, реальной историей или же легендой?»[39]. Принимая современное мировоззрение он решил, что это повествование не может быть реальной историей, и предположил, что 1 — 11-е главы Книги Бытия содержат мифические сказания, не имеющие совершенно никакого зерна истины. Далее, 12 — 50-е главы были составлены также из многочисленных сказаний, отражающих исторические, этиологические, этнологические, этимологические и обрядовые аспекты; они занимали определенное место в фольклоре в том смысле, что сначала представляли собой сказочные истории, затем переросли в сказания, цепь сказаний и наконец в повествование. Более поздние критики формы в целом следуют Гункелю и предлагают следующие вычленения: «о вине и наказании» (Быт. 1 — 11), «семейные» повествования (Быт. 12 — 36) и повествование в собственном смысле (Быт. 37 — 50)[40].

Применительно к Десятисловию критицизм формы считает, что оно не является даром Бога, ниспосланным народу на горе Синай, а «выглядит как выражение многовековых усилий человека, стремящегося в словесной форме раз и навсегда зафиксировать, каким образом воля Божья управляет Его избранным народом»[41].

Подход критицизма формы к Псалтири представляет собой не просто попытку описать или классифицировать литературные типы псалмов, но и предполагает довольно сложную связь с методикой реконструирования социокультурной ситуации в жизни, из которой они родились. Применительно к псалмам ученые предлагают следующие события, явившиеся, по их мнению, основной причиной создания псалмов: «праздник восшествия на престол»[42], «праздник обновления завета»[43] или «царский праздник Сиона»[44]. Было, однако, отмечено, что конкретные данные относительно таких праздников отсутствуют и потому «праздник новогоднего возведения на престол или праздник обновления завета иногда предстает неким призраком или темой для пустопорожних разговоров»[45]. В то же время необходимо отметить, что надписи на Псалтири, являющиеся неотъемлемой частью еврейского текста, совершенно не замечаются, несмотря на то, что сто пятнадцать из них содержат ключевые слова и выражения, указывающие на тип или природу соответствующего псалма[46]. Сегодня уже очевидно, что в отличие от ученых, классифицирующих смысловые единицы библейского текста с точки зрения признания божественного откровения и фиксированного канона, представители критицизма формы классифицируют их исходя из совершенно других предпосылок.

Применение критицизма формы к синоптическим Евангелиям началось в 1919 г. Признание нескольких источников, легших в основу евангельского текста, а также сомнения в исторической ценности Евангелия от Марка[47], предположительно считавшегося самым ранним, привели к оживлению критицизма формы. Ее представители попытались выйти за пределы наличествующих письменных источников, ориентируясь на предполагаемый период существования устного предания, который требовал реконструкции социокультурной жизни Церкви того времени, то есть требовал ее «ситуации в жизни».

V. М. Дибелиус, один из отцов новозаветного критицизма формы, полагает, что применительно к Евангелиям одной из целей этого метода является стремление «проверить достоверность предания о жизни Иисуса»[48]. Дибелиус выдвигает фундаментальную гипотезу, согласно которой в начальной стадии существования предания «мы не находим описания жизни Иисуса, но имеем одни только краткие параграфы и перикопы»[49]. (Перикопа представляет собой часть Писания, которую обычно читают на богослужении). Более радикально по отношению к исторической достоверности евангельского материала был настроен Рудольф Бультманн, отнесший большую часть этого материала на счет творческой фантазии раннехристианских общин[50]. Он считал, что задача критицизма формы состоит в том, чтобы «выявить оригинальные смысловые части синоптических Евангелий, будь то речения или истории, попытаться установить, что собой представлял их исторический фон, узнать, принадлежат ли они к изначальному или вторичному преданию или же являются результатом редакторской деятельности»[51]. Основополагающим моментом во всем этом является уже упомянутая «ситуация в жизни», «которая, однако, не представляет собой отдельного исторического события, но является типичной ситуацией или стилем жизни общины»[52]. Бультманн признает, что метод критики форм движется по кругу. «Для того, чтобы определить, каким воздействиям подвергалась жизнь общины, необходимо использовать различные формы литературной традиции, а для того, чтобы осмыслить эти формы, необходимо обратиться к жизни общины»[53]. Однако сама эта кругообразность поднимает ряд проблем в отношении адекватности данного метода.

Среди непреодолимых проблем, встающих перед критицизмом формы, ученые выделяют следующие:

1) кругообразность самого метода;

2) игнорирование очевидцев происходившего[54];

3) пренебрежение слышавшими о происходившем;

4) допущение того предположения, что нужда христианской общины дала импульс возникновению евангельских материалов;

5) применение принципа «чем короче, тем древнее»[55];

6) допущение творческой роли первохристианской общины в создании евангельских материалов;

7) отрицание достоверности фиксированных форм в устном предании, возврающее к автору «Речений»[56];

8) наличие устаревшего фольклорного базиса применительно к прошлым исследованиям в области антропологии[57];

9) противоречивые результаты исследований[58];

10) предположение, что первохристиане не интересовались историей[59].

Таким образом, критицизм формы оставляет без ответа множество вопросов[60].

Классификация смысловых единиц текста посредством внутренних критериев

Наиболее адекватно классификация смысловых частей библейского текста происходит в том случае, если мы исходим из внутренних критериев, присущих тексту. В своей фиксированной форме текст, находящийся перед нашими глазами, является нормативным. Это предполагает, что мы заинтересованы не в изучении предположительной долитературной стадии существования евангельских материалов или в ее реконструированной «ситуации в жизни», а в тех литературных условностях, которые использовались библейскими писателями в контексте библейского текста, который нам доступен.

В прошлом было принято считать, что целый ряд древних ближневосточных текстов, отражающих культуру Египта, Вавилона, Хеттского царства, Греции и Рима, необходимо использовать для того, чтобы адекватно классифицировать смысловые единицы библейского текста. Существовало принципиальное предположение о единообразности и согласованности древних цивилизаций. Сегодня существует множество свидетельств, говорящих о том, что эта точка зрения, согласно которой «древний Ближний Восток представлял собой унифицированное, монолитное единство», «становится все более и более сомнительной»[61].

Для консервативно настроенных ученых библейская вера является формирующим элементом и действенным принципом, объясняющим уникальную природу литературы, написанной израильтянами и ранними христианами. После того как смысловые единицы соответствующего библейского текста претерпели классификацию, проведенную на основании внутренних принципов, их можно сравнить с образцами риторики, оформившимися в русле соседних культур. В то же время необходимо самым серьезным образом препятствовать искушению, выражающемуся в стремлении осмыслить библейские формы отрывков текста в рамках текстуальных формообразований, присущих соседним культурам. Поддавшись этому искушению, мы придем к искажениям и неверному толкованию текста.