Ночи «красных фонарей» - А. Квиннел

Сатта с улыбкой покачал головой.

– Я достаточно часто останавливаюсь в его пансионе, поэтому телефон там регулярно проверяют. Уверен, что он не прослушивается.

Кризи снова набрал номер и через несколько секунд говорил с Пьетро, который был для Гвидо как родной сын. Именно он делал в пансионе основную работу. В те драматические недели, когда несколько лет назад Кризи вел войну против клана Кантарелла, Пьетро переправили на Гоцо, чтобы не подвергать опасности. Разговор был недолгим, но эмоциональным.

– Как ты там, сморчок занюханный?

– Я твой голос узнал, козел вонючий. Что ты хотел?

– Хозяин там поблизости не околачивается?

– Нет, он со своей матерью… у нее голова разболелась.

Кризи мягко усмехнулся и сказал:

– Слушай внимательно и передай по назначению. Могут звонить такие люди: я сам, Майкл, Сатта, Беллу, Штопор Два, Блонди, девочка по имени Джульетта, Десерт, Сова, Лаура, Макси, Николь, Миллер, Кайяр… только они. Скажи хозяину и сам на носу заруби – принимать от них все известия. Больше ни с кем языком не трепать.

Последовала пауза, во время которой Пьетро записывал имена. Потом он спросил:

– Когда ты объявишься?

– Через несколько дней. – Кризи положил трубку, взглянул на Сатту и сказал: – Еще пара-тройка звонков, и я буду готов.

Сатта кивнул и снова наполнил стаканы. Кризи связался с Леклерком в Марселе. Они болтали о совершенно безобидных вещах и людях, таких, как кузен в Милане и старая тетушка в Неаполе. Кризи упомянул несколько кодовых слов, которые были бы совершенно непонятны постороннему человеку, даже если их разговор и прослушивался. Сатта тоже почти ничего не понял, хоть слушал беседу с напряженным интересом. Однако он знал, кто такой Леклерк, и понял, что речь шла о доставке оружия как в Милан, так и в Неаполь.

В заключение переговоров Кризи сказал в трубку:

– Мне говорили, Сова неплохо поработал. Не мог бы я его и в этом деле использовать? – Какое-то время он внимательно слушал, потом, удовлетворенно кивнув, сказал: – Хорошо, – и повесил трубку.

Затем он позвонил Майклу на Гоцо, понял по его голосу, какие муки тот переживал, и дал ему все необходимые советы и указания. Когда он кончил говорить, Сатта по его лицу заметил, что Кризи терзают глубокие душевные страдания.

– Что случилось? – спросил итальянец.

Кризи рассказал ему все о Джульетте. Сатта был одним из немногих людей, понимавших Кризи и чувствовавших, насколько глубоко внутри него были скрыты эмоции, которые он постоянно сурово подавлял.

Полковник положил руку на плечо друга и спокойно сказал:

– Пока что ты собрался с копьем в руках выступить против ветряных мельниц. Ты еще только воображаемого дракона собираешься поразить. Если же реальное зло, о котором ты думаешь, существует, ты его уничтожишь… и что потом делать станешь? Снова к себе на остров подашься?

Кризи осушил стакан, кивнул и сказал:

– Снова подамся на остров… к моему сыну… – После недолгого раздумья он заговорил опять. Голос его звучал угрюмо. – В ближайшие сорок восемь часов выяснится: может быть, и к дочери.

Он поднял голову, размял затекшее тело и уже более мягким тоном сказал:

– Марио, скажи мне честно, неужели, ты можешь меня себе представить после всего, что случилось, после той жизни которую я прожил, вместе с сыном и дочкой? У меня была жена, был ребенок, а потом – жизнь кончилась. И вдруг теперь, может быть, у меня будут сын и дочь.

В наступившей тишине явственно тикали секунды. Внезапно Кризи произнес то, чего полковник карабинеров не ожидал никак:

– Марио… Я знаю, ты человек набожный. Если сегодня ночью у тебя будет время… пожалуйста, помолись о моей дочери.

Глава 27

Господь сотворил мир за шесть дней. На седьмой он решил отдохнуть. Спустя бесконечность он ненадолго прервал свой отдых, чтобы спасти одно из своих творений.

Рано утром Джульетта стала испытывать сильнейшие оргазмы. Она держала руку между ног, и ее детское тело выгибалось от следовавших один за другим спазмов. Майкл сидел на стуле и наблюдал за ней, но долго выносить это зрелище не смог. Он знал, что наступила последняя фаза. Знал он и о том, что ее молодое сердце, привыкшее к наркотикам, было сильно ослаблено. Он знал, что эта стадия продлится час или больше, и в течение всего этого времени она вполне могла на него напасть как от горевшей в ней страсти, так и от сжигавшей ее ненависти. Он взял свой стул, черпак и телефон и вышел из погреба, не забыв его за собой запереть. Майкл поставил себе будильник, проспал час около бассейна, а проснувшись, с глубокой тревогой пошел обратно в погреб. Либо она уже спала, либо была мертва.

Сначала он подумал, что Джульетта умерла. Девочка лежала совершенно неподвижно. Ее тело и матрас были совершенно мокрыми. Он медленно к ней подошел. Ему было прекрасно известно, как проверить, жив человек или мертв. Она лежала, свернувшись калачиком. Майкл коснулся ее плеча. Оно было холодным. Он слегка разогнул ей шею, отодвинув голову от груди и тыльной стороной руки приподнял подбородок, нащупав сонную артерию. Сердечко ее билось медленно и очень слабо, но девочка была жива. Он поднялся и сверху взглянул на ее изможденное, перепачканное тело и понял, что видит самое красивое создание, которое ему когда-либо доводилось и доведется увидеть в жизни.

Он позвал ее по имени, но она не ответила – Майкл прекрасно понимал, что девочка его не слышит. Тогда он взял ее на руки и вынес из погреба. Перед входом в дом молодой человек на секунду задумался, потом понес ее в спальню Кризи, положил на широкую кровать, а сам пошел в ванную. Там он включил теплую воду, потом вернулся, снова взял девочку на руки, положил ее в ванну и тщательно вымыл. Закончив эту процедуру, он обернул ее большим банным полотенцем и снова перенес на кровать. Время от времени она что-то бормотала, но не двигалась. Вернувшись в ванную, он принял обжигающе холодный душ, как будто хотел им смыть все воспоминания о семи пережитых днях ада. В спальне он прислушался к ее дыханию. Оно было неглубоким, но ровным.

Майкл вышел в кухню и стал готовить еду. Сначала он взял тушки двух больших кур, разделал их, порезал мясо, слегка обжарил его на сковородке, добавив немного оливкового масла, положил в большую кастрюлю и залил водой. Потом нарезал лук, морковь, помидоры, добавил бобов, сладкого укропа, петрушки и базилика и бросил все это в кастрюлю. Накрыв ее крышкой, он убавил пламя до минимума и вернулся обратно в спальню.

Там Майкл лег рядом с девочкой на кровать и пролежал около нее всю ночь. Джульетту еще немного трясло, она вертелась и иногда начинала биться во сне, но он каждый раз ее ласково успокаивал. Если бы девочка проснулась, она почувствовала бы, что его щеки были мокрыми от слез. Но она спала сном ангела, а он – сном мученика.

Утром Майкл помешал бульон, налил его в чашку и принес ей. Приподняв девочке голову, он ее аккуратно напоил. Она тут же снова уснула, проснулась через несколько часов и снова выпила бульона. Он заметил, что она в некотором смущении бросила взгляд на свое обнаженное тело, открыл дверцу шкафа и достал один из саронгов, в которых привык спать Кризи. Он обернул ее в цветастую ткань, чмокнул в щеку и сказал, чтобы она уснула.

Через два дня пришли документы. Они были высланы из Марселя с адреса торговца оружием Леклерка и доставлены с курьером. Майкл взял объемный конверт у ворот, расписался в получении, прошел в кухню, сделал себе крепкий черный кофе и вскрыл конверт. Внутри были документы на удочерение тринадцатилетней девочки по имени Джульетта Кризи. Двумя годами раньше она была удочерена неким Маркусом Кризи и его женой Леони. В документах было сказано, что девочка была бельгийкой и в раннем детстве осталась сиротой. Указывались данные сиротского приюта в Брюгге, где она жила до удочерения. Документы выглядели подлинными, так же как мальтийский паспорт и фотография Джульетты.

Майкл улыбнулся и отнес все бумаги в спальню. Девочка только что проснулась и, просмотрев документы и паспорт, широко улыбнулась. Обхватив одной рукой Майкла за шею, Джульетта притянула его к себе и крепко расцеловала в обе щеки.

– Теперь у тебя есть сестра, – сказала она.

– А у тебя – брат, – ответил он.

Глава 28

Массимо Беллу был во всех отношениях прямой противоположностью своему начальнику полковнику Сатте, за исключением двух своих качеств: умения шевелить мозгами и направленности применения этого процесса. Во всем остальном двух столь разных людей трудно было найти. Сатта был красивым, элегантным, острым на язык циником, аристократом, знавшим толк в изысканных блюдах. Беллу, напротив, был невысоким, начинающим полнеть и лысеть неряшливым мужчиной. Одевался он, как большинство младших клерков, в захудалой торговой фирме, а пределом его кулинарных мечтаний были гамбургер с лишним слоем лука и самые заурядные спагетти. Он терпеть не мог трик-трак и пару лет назад наотрез отказался коротать долгие бессонные ночи со своим озадаченным боссом за этим занятием, когда они ждали какой-нибудь важный звонок или известие о серьезном происшествии.