Трудный вопрос - Александр Власов

— Уж лучше Марину Зуеву, — продолжал осмелевший Шурка.

— Выдумал тоже! — возразил Андрей. — Это вообще не девчонкино дело, а у ней всего этого — девчонкиного — через край!

— Почему это не девчонкино дело? — обиделась Настя Астахова. — Не обязательно, конечно, Зуеву. Можно любую другую девочку!

— Можно! — подтвердил Ника. — Кого предлагаешь?

Настя неопределенно пожала плечиками.

— Уж не себя ли? — усмехнулся Андрей.

— Очень мне надо! — вспыхнула Настя.

— Выходит, некого? — спросил Ника и, заметив, что Маша подняла руку, кивнул ей головой. — Давай!

— Я почему не голосовала против Гриши? — начала Маша. — Сильный он человек. Другого такого найти трудно… И осознал он… Переживает…

Борис впервые недовольно посмотрел на Машу и рассерженно пробурчал:

— Добренькая чересчур!

В классе возмущенно загалдели. Послышались голоса:

— У нее память короткая!

— Ее обманывают, а она спасибо говорит!

Кто-то даже свистнул, и тогда Ника поднял обе руки.

— Тихо!

Шум постепенно утих. Ника вопросительно взглянул на брата, потому что не знал, как дальше вести сбор. Мика тоже видел, что ребята зашли в тупик, но он все же помог брату — скосил глаза на Виктора Петровича.

— Слово предоставляется нашему старшему пионервожатому! — тотчас провозгласил Ника.

— Как трудно, так мне! — улыбнулся Виктор Петрович. — А если б меня не было?

— Позвали б! — ответил Ника.

— Пригласили бы, — добавил Мика.

— Не припомню, чтобы вы меня звали! — сказал Виктор Петрович и уже серьезно добавил, выходя к учительскому столу: — У меня одно замечание и одно предложение… Замечание такое: на вашем сборе я не услышал оценки поступка Грачева.

— Это мы с братом так сделали, — признался Мика.

— Я предупредил, — пояснил Ника, — чтобы попусту не болтали.

— Попусту? — переспросил Виктор Петрович.

— Когда все ясно, говорить незачем, — ответил Мика.

— А все ли ясно?

— Можно проверить, — предложил Ника и обратился к ребятам: — Как мы называем поступок Грачева?.. Только коротко — одним словом.

— Жульничество! — крикнул кто-то.

И сразу же с мест посыпались другие хлесткие, бичующие слова:

— Очковтирательство!

— Подлость!

— Карьеризм!

— Воровство!

Виктор Петрович посмотрел на Грачева, все ниже и ниже опускавшего голову, и сказал:

— Довольно!.. Снимаю свое замечание… Разрешите внести предложение… Я думаю, что вопрос о новом председателе решить сегодня не удастся. К этому не готовы ни вы, ни я… Давайте-ка поразмыслим хотя бы денек — до завтра.

— Завтра у нас Исаакий, — напомнил Мика. — Можно после…

— Вот после него и продолжим сбор, — закончил Ника. — Кто за предложение Виктора Петровича?

Голосовали все. Когда опустили руки, Гриша, не подымая головы, спросил:

— Автобус достать?

Никто не понял, про какой автобус он спрашивает.

— Чтоб доехать до собора и обратно, — пояснил он.

— Нет! — резко ответил Ника.

— Достань грузовик, — добавил Мика, — чтоб отвезти тот лом на завод.

По бесконечной витой лестнице внутри каменной толщи собора ребята выбрались на смотровую площадку.

Небо еще не погасило звезды, и только на юго-востоке свет их будто растекся по небосводу и выкрасил его в нежные тона. С каждой минутой горизонт светлел, наливался теплыми красками. Грань между небом и землей становилась все четче и все дальше отодвигалась от города, пока кто-то озорной и добрый не провел золотом по самой этой грани. Золотой мазок разросся, и солнце величаво выглянуло из-за горизонта.

Трое взрослых остановились поодаль от ребят.

— Чувствуете? — тихо спросил мужчина с кустистыми бровями. — Молоком парным запахло. Как в детстве…

Замерев, стояли у перил школьники. Гриша был на отшибе — самым крайним из всей группы. Он цепко держался за покрытый инеем поручень и, не мигая, смотрел на восход. Он слышал, как кто-то подошел к нему сзади, но не обернулся. Потом этот кто-то сделал еще шаг и встал рядом, слева от него. Это была Марина. Она погладила ладонью вцепившуюся в поручень Гришину руку. Он не шевельнулся. А солнце в его глазах вдруг размылось от непрошеных слез. Зато дышать стало свободнее, словно отгремели все грозы, а то, что вызвало их, казалось теперь таким глупым, некрасивым, мелким, что и вспоминать-то стыдно.

Плотная фигура Бориса возвышалась сзади Маши. Он по привычке посапывал носом, и парок от его дыхания таял над ее шапочкой. «Не дам тебя выбрать!» — думал он. Потянув за рукав Нику, Борис указал глазами на Машу, погрозил ему кулаком и тихо спросил:

— Дошло?

Братья Арбузовы переглянулись. Ника сделал глуповато-беспомощное лицо.

— А мы что?.. Мы ничего!

— Народ решит! — развел руками Мика. Маша оглянулась.

— Ты узнал, сколько муки на сто блинов надо?

А солнце уже целиком выкатилось из-за горизонта. Глеб Николаевич и Виктор Петрович посмотрели на ребят. Налюбовавшись восходом, они разбились на кучки и говорили о чем-то негромко, но очень серьезно.