Голова королевы - Эдвард Марстон

На не слушающихся ногах Николас вернулся в «Голову королевы», извиняясь направо и налево. Только дойдя до постоялого двора, он вспомнил о Бенджамине Криче и воспрянул духом.

Крич в дальнем углу двора болтал с посыльным. Николас отвел его в сторону и припер к стенке.

— Кто был тот человек? — строго спросил он.

— Убери руки! — рявкнул Крич.

— Кто он? — Николас усилил хватку.

— Я его видел первый раз в жизни!

— Наглая ложь, Бен! Ты разговаривал с ним, как со старым приятелем!

— Он остановил меня и спросил, как пройти в Айслингтон. Отпусти! — Крич вырывался. — До сегодняшнего дня я знать его не знал!

— А вот я его знаю, Бен. Это он убил Уилла Фаулера.

— Жаль, что я не пожал ему руку.

Увидев ухмылку на лице Крича. Николас взорвался. Он стукнул актера об стену, а затем швырнул на землю. Крич медленно поднялся. В нем клокотала обида. Презрительно скривив рот и слегка согнувшись, он кинулся на Николаса и отбросил его на несколько метров. Крич был сильный малый — такие дерутся до победного.

Но Николас вышел из себя. От обидных слов в адрес Уилла Фаулера внутри его что-то щелкнуло. Он ринулся в драку, и они с Кричем принялись избивать друг друга. За происходящим наблюдала небольшая толпа зевак. Крич сжал противника так, что у того кости хрустнули, но Николасу хватило сил высвободиться и отпихнуть соперника. Крич снова бросился на него, но Николас встретил его градом тумаков. Тряся головой, чтобы прийти в себя, Крич наносил сильные удары, однако Николас уворачивался.

Тяжело дыша, актер позволил себе короткую передышку, а потом снова налетел на Николаса с кулаками, но тот был готов к атаке. Он отвлек внимание Крича, а потом со всего размаху ударил актера в солнечное сплетение. Противник от боли согнулся пополам, и Николас добил его ударом в челюсть. Крич обмяк и рухнул на землю. Из толпы зрителей раздались несколько одобрительных возгласов.

Николас потирал ободранные костяшки правой руки и смотрел на поверженного соперника сверху вниз. Крич заслужил этот удар жестокими словами об Уилле Фаулере, но он явно не знал Рыжебородого. Николас злился, что вышел из себя. Он нагнулся, чтобы помочь Кричу встать.

— Убери руки! — рявкнул тот, отталкивая суфлера.

С трудом поднявшись на ноги, актер вытер кровь со рта и бросил на Николаса взгляд, полный ненависти, после чего, пошатываясь, вышел за ворота. «Уэстфилдские комедианты» потеряли еще одного актера.

Спектакль прошел для Николаса Брейсвелла как в тумане. Как всегда, он отлично справлялся со своими обязанностями, но мыслями был где-то далеко. Образ Рыжебородого стоял перед глазами. Николас злился, что подошел к негодяю так близко и упустил его.

Отсутствие Крича не вызвало больших проблем — в этом спектакле он исполнял две второстепенные роли. Одну сыграл Сэмюель Рафф, а второго персонажа и вовсе исключили из пьесы. Барнаби Джилл заставлял публику смеяться до колик над своими комичными приступами ярости, а Стефан Джадд прекрасно изобразил неверную жену. В маленькой, но выразительной роли служанки Ричард Ханидью продемонстрировал свой талант, а его добродушные шутки очень понравились зрителям. Эдмунд Худ играл слабоумного старика; для пущего эффекта он наделил своего персонажа подагрой, глухотой и заиканьем.

Лоуренс Фаэторн, как всегда, играл главного романтического героя. Хотя слов у него было меньше, чем у Джилла, образ получился очень эффектный.

Барнаби Джилл властвовал над сердцами зрителей в стоячем партере, а Фаэторн привлекал более утонченную публику на балконах. Голос актера звенел от страсти и трепетал от скрытых полунамеков. В эпилоге, читая рифмованные куплеты, Фаэторн обращал каждое медоточивое слово к леди Розамунде, украсившей спектакль еще одним сногсшибательным нарядом. Красавицу пленила игра актера, и она что-то кинула вниз, когда Фаэторн вышел на поклон.

Николас с облегчением вздохнул, когда спектакль подошел к концу, так как боялся в своем рассеянном состоянии допустить какой-нибудь промах. Он приготовился выслушать упреки: из-за него Бенджамин Крич ушел из труппы в день спектакля. Суфлеру полагалось предотвращать драки, а не затевать их. Ему несомненно попадет от Фаэторна. Актер на дух не переносил потасовок в труппе.

— Вот и ты, негодник! — Лоуренс Фаэторн ворвался в гримерку, как ангел-мститель, и направился прямиком к суфлеру. — Пойдем-ка со мной!

Фаэторн затащил его в заднюю комнату, выгнав оттуда всех одним взмахом руки, и плотно закрыл за собой дверь. Оставшись наедине с суфлером, он строго посмотрел на него из-под густых бровей.

— Пришел судный день, сэр, — начал Фаэторн.

— Это я во всем виноват, — честно признался Николас. — Не надо было позволять Кричу доводить себя до такого бешенства.

— Кричу?

— Но, возможно, мы только выиграем от его ухода. Я подозреваю, что именно Крич виноват в кражах.

— Да черт с ним, с этим Кричем, — отмахнулся Фаэторн. — Я хочу поговорить о более важных вещах.

У Николаса засосало под ложечкой, когда он понял, что имеет в виду Лоуренс.

— Леди Розамунда Варли?

— Она вняла моим мольбам, Ник. — Он достал розу, которую красавица бросила ему на сцену. — И подала мне знак.

Фаэторн вдохнул аромат цветка, и его лицо расплылось в широкой улыбке. Он радостно хлопнул себя по бедру.

— Она моя! Пришел судный день, и меня не сочли наглецом. Леди Варли назначила мне свидание. Нам понадобится твоя помощь, Ник.

— Что я должен сделать? — нерешительно спросил Ник.

— Сгладить окольную дорогу к любви, дорогой мой.

Николас должен был тотчас бежать в «Белль Совидж» и забронировать на ночь самые лучшие комнаты. В условленный час должны подать ужин строго по намеченному меню. Лоуренс уточнил даже, какое необходимо освещение. После этого Николас должен вернуться в «Голову королевы» и доставить записку, подтверждающую назначенное свидание, леди Варли, которая все еще будет в отдельном кабинете с лордом Уэстфилдом и его свитой.

— Можно один вопрос? — спросил Николас.

— Спрашивай, сердце мое.

— Почему ты выбрал именно этот постоялый двор?

— Потому что, — Лоуренс надулся от гордости, — именно там я впервые блеснул в роли Гектора.

Он экстравагантно поклонился и торжественно покинул комнату. Николас слабо улыбнулся. Сейчас, когда его мучили куда более серьезные проблемы, нужно было посодействовать Фаэторну в любовной авантюре. Николас не забыл о связи леди Розамунды Варли с графом Банбери, но и не изменил своего решения. Он сам станет драматургом на сегодняшний вечер и превзойдет ту пьесу, что уэстфилдцы только что сыграли для публики. Немного озорства не повредит браку Фаэторна.

Эдмунд Худ размышлял о несправедливости мира. Сонет помог чужому, но обманул ожидания автора. Сладкозвучные строки, пленившие леди Розамунду Варли, были пустыми для Розы Марвуд. Дочь хозяина постоялого двора оказалась далека от поэзии.

Поэт тяжело переживал неудачу, но худшее ждало впереди. Переодевшись после представления. Худ зашел в пивную перекусить, и на него тут же налетел Александр Марвуд. Нервный тик усиленно терзал веко угрюмого трактирщика.

— Можно вас на пару слов, мистер Худ? Вопрос серьезный. У вас в труппе царит разврат!

— Да что вы?

— Прочтите этот греховный документ!

Марвуд сунул ему в руки маленький свиток, и Худ понял, что взирает на сонет собственного сочинения. Да, его произведению повезло с читателями. Пергамент был измят и покрыт жирными отпечатками пальцев. Символично.

— Ну? — требовательно спросил Марвуд.

— Сонет… неплохо написан, — Худ притворился, что видит строки впервые. — А как он к вам попал?

— Какой-то прохвост дал его моей дочке.

— Кто же?

— Роза не знает. Все произошло очень быстро.

— Тогда чем я могу помочь вам?

— Найдите автора этого мерзкого стишка, — настаивал Марвуд. — Я попытался поговорить с мистером Фаэторном, но он отмахнулся. Нужно вычислить злодея.

— Зачем, сэр?

— Как зачем? Добродетель моей дочери в опасности, пока этот похотливый мерзавец служит в вашей труппе. Мы с женой постановили: он должен покинуть нас. Мы не сможем спокойно спать, пока не разоблачим негодяя. Злодей хотел обесчестить нашу дочь.

— Но в сонете об этом нет ни слова!

— Это читается между строк, — прошипел Марвуд. — Мы с супругой пришли к общему мнению, сэр. Пока этого мерзавца не выгонят, мы вынуждены закрыть двери своего заведения для «Уэстфилдских комедиантов».

У Эдмунда Худа сжалось сердце. Отношения между владельцем постоялого двора и труппой всегда были сложными, а стихотворение и вовсе поставило их под угрозу разрыва.

— Роза принесла его нам, — объяснил Марвуд. — Она же неграмотная. Я тоже читаю не слишком хорошо, а вот жена у меня образованная. Она изучила это дерзкое послание и тут же все поняла. У нее сметливый ум, сэр, как вы, наверное, заметили. Она считает, что в свитке, возможно, имеется скрытое указание на автора.