Пластиглаз - Вадим Чекунов

Начкар задумался на секунду.

- И кстати, правильно сделает. Родина, она, Нечаев, в твоём лице ничего не потеряет. Разве что маманьке твоей взгрустнётся чуток... «В углу-у запла-ачет мать-старуу-ушка-а!..»- фальшиво прогундосил капитан, помахивая связкой ключей.

Нечаев засопел, моргая бесцветными ресницами. Вяло улыбнулся, махнув рукой:

- Да ну, скажите тоже...

Ходаковский выкатил глаза:

- Ты не ручками махать должен, воин, а уже пять минут как с губы отбыть и арестованного вести на работы. Или не ясно что?

Ефрейтор закинул автомат за плечо.

- Разрешите идти? - тронул кончиками пальцев пилотку.

- Пиздуй, - разрешил начкар, и проскрипев яловыми сапогами, вернулся в кресло.

Телеспортсменки, растянувшись на маленьких ковриках, восстанавливали пульс и дыхание. Мячики грудей под яркими футболками размеренно поднимались и опускались.

- Ишь, бляди, - добродушно проворчал капитан, снова закуривая. - Самохина с Котовым подними, на пост пора, - бросил в спину Нечаеву. Ткнул пальцем в экран. Прищурился:

- Вон та-то, с повязкой, хороша, а? Нечаев? В этих... как там... Сошках твоих, небось, таких не водится?.. Всё Клавки да Люськи одни, да? Доярки-ударницы?..

Нечаев, глядя в пол, прошёл по короткому коридору, толкнул тяжёлую дверь и шагнул на уже залитый солнцем, успевший нагреться асфальт караульного двора.

Проходя мимо комнаты отдыха смены, ефрейтор побарабанил пальцами по стеклу, и не дожидаясь результата, пошёл дальше, к высокому, обнесённому поверху кольцами «колючки» забору и массивным воротам с встроенной в них калиткой.

Утро было душое, сухое и тихое. Тонкие верхушки осинок за забором, обычно чуткие к малейшему дуновению ветра, замерли в быстро прогревающемся воздухе.

«Жара будет», - скинув с плеча автомат и ухватив его за цевьё, уныло подумал Нечаев. «И Черкасов ещё этот...»

Вздохнув, Нечаев вскинул автомат прикладом вперёд и несколько раз стукнул им в крашеные доски ворот.

Минуту постоял, вслушиваясь. Стукнул ещё пару раз, добавив сапогом.

За воротами лязгнуло и заскрипело железо. Послышались ленивые, шаркающие шаги.

«Дёмин,»- догадался Нечаев, и снова закинув автомат за спину, негромко крикнул, задрав голову к вьющейся над воротами «колючке»:

- Спишь, что ли там? Открывай давай!

Шаги приблизились. Распахнулось обзорное окошко. Показалось мятое и опухшее со сна лицо Дёмина. На голове - колтун светлых волос. Какое-то время, тупо моргая, Дёмин разглядывал ефрейтора.

- Нечай, ты-ы, што-о-о ль? - растягивая в кривом зевке рот, поинтересовался, наконец, Дёмин. - Хода чё делает?

- Аэробику смотрит. Открывай, говорю, времени мало. За Черкасовым я.

Калитка, придерживаемая Дёминым за железный засов, приоткрылась, и Нечаев, перешагнув высокий порог, оказался на внутреннем дворе гауптвахты.

Разлинованный на квадраты асфальтовый прямоугольник двора с трёх сторон был огорожен всё тем же высоким, глухим забором с колючей проволокой. Здесь было ощутимо прохладней - солнце не успевало прогреть плац и бетонный арестантский блок, сплошной серой стеной идущий с северной стороны. Узкие, в частую решётку окошки снаружи были прикрыты «ресничками» - уродливыми жалюзями. В дальнем углу, у стыка стены и забора, виднелась чёрная металлическая дверь. С крыши, над дверью, свешивал круглую и выпуклую морду прожектор.

Цокая подковками, Нечаев направился через плац к двери

Дёмин, ковыряя в носу, плёлся сзади.

- Нечай, слышь, Нечай!.. - забубнил он, разминая пальцами и внимательно разглядывая вытащенную козюлю. - Вот ты парень умный, наверное... Так вот ты мне скажи... Как, по-твоему, правую ногу отличить, например, от левой? А? Нет, ты не молчи, а ответь... Как отличить-то?

Нечаев покачал головой. Подойдя к двери, обернулся.

- Делать тебе нечего? «Как, как»... Правая нога - она и есть правая! Ничего тут отличать не надо. Чего мне мозги пудришь? - стараясь говорить веско и независимо, нахмурился ефрейтор.

Дёмин хитро улыбнулся:

- Так это ведь только на первый взгляд она правая! А вдруг приглядишься внимательней - а она - хуяк! - левая на самом деле окажется! Чё тогда делать будешь? А?..

Нечаев, хмыкнув, дёрнул за ручку. Распахнул дверь. Из тёмного небольшого коридора потянуло застоявшимся табачным дымом и сыростью.

- Не жарко тут у тебя, - привыкая к полумраку, бросил Нечаев, и почему-то пригнувшись, шагнул внутрь.

Гауптвахта была «своя», внутренняя, и имела всего пять камер. Три общие - на шесть человек каждая, и две одиночки.

В конце коридора стоял обшарпанный стул с накинутым на спинку бушлатом.

На сиденье, под дёминскими пилоткой, ремнём и подсумком, лежал автомат. Тускло, словно селёдочное брюхо, поблескивал штык-нож.

Сегодня единственным постояльцем губы был Черкасов.

Нечаев остановился у дверной ниши с крупной красной цифрой «2» наверху. Глянул на Дёмина.

Тот, вытерев пальцы о галифе, ушитые до состояния трико, похлопал глазами. Втиснул руки в карманы и невинно посмотрел на Нечаева:

- Чего?

Нечаев молча развернулся, подошёл к стулу, ощупал карманы бушлата, потом заглянул в подсумок и нашёл связку ключей.

Кинул их Дёмину:

- Надоел уже... Открывай!

Дёмин, быстро глянув в глазок, всунул длинный ключ в скважину. Обернулся:

- Это, товарищ генерал-ефрейтор - тренировка солдатской смекалки. Повышение ума и сообразительности. А так, вообще, сегодня молодец. В прошлый раз-то, помнишь, не нашёл?..

- Хорош болтать! Нам идти надо. Открывай давай, сколько раз говорить можно! - строго попытался прикрикнуть Нечаев.

Дёмин развеселился.

- Яволь, майн фюрер! - вскинув правую руку, распахнул дверь в камеру: - Вставайте, граф! Вас ждут великие дела! - прокричал он внутрь.

Черкасов - рослый, плечистый, - медленно поднялся с корточек. Не спеша подошёл к двери. Загородив собой бледный свет из окошка под потолком, встал в проёме. Руки сунул в карманы.

Нечаев невольно засмотрелся на него.

Волосы тёмные, на висках и затылке под ноль. Короткая косая чёлка на высоком лбу. Лицо загорелое и уверенное, чуть плакатное. На лбу и подбородке два тонких и белых шрамика. Глаза зелёные, насмешливые. Увидел Нечаева и широко, открыто улыбнулся. Вынул руку из кармана и протянул, кивая:

- А-а! Старый друг! Ну, здорово, зёма!

На секунду замешкавшись, Нечаев смущённо улыбнулся в ответ и пожал руку Черкасова.

Лестно было услышать от Черкасова «зёма». И хотя земляками они быть никак не могли, всё равно - приятно.

- Пошли, что ли?

Черкасов, улыбаясь, заложил руки за спину. Глянул на Нечаева.

- Ну, веди на расстрел, красная сволочь!

Нечаев поправил сзади складку гимнастёрки и искренне удивился:

- Чего это я сволочь?

Дёмин захихикал:

- У Нечая с юмором туго! При наличии отсутствия, как говориться... - мелко подрагивая головой, Дёмин двинулся к двери. У выхода обернулся: - Ну пошли, чё вы?

Покинув внутренний двор, прошли десяток метров и встали у главных ворот. На крыльце караулки курил разводящий сержант Котов. Сержант лениво помахал рукой. Дёмин дурашливо откозырял, прислонив два пальца ко лбу. Взялся за засов, дёрнул и распахнул калитку.

Перешагивая вслед за Черкасовым порог, Нечаев обернулся:

- Ну, и как отличить-то?

- Кого? - испуганно спросил Дёмин.

- Ну, ногу?.. Правую от левой?

Дёмин с готовностью заулыбался, подмигивая Черкасову:

- Это я, Сань, ефрейтора нашего развиваю!.. Интелект повышаем!..

Черкасов заложил руки за спину и бросил через плечо Нечаеву:

- Пошли, ефрейтор. Хули ты с этим козлом базаришь...

По серой асфальтовой дорожке зашагали мимо учебной площадки с плакатами приёмов рукопашного боя и автомобильными шинами на столбах. На коротких рельсах в дальней части площадки располагался товарный вагон. По крыше его, поглядывая по сторонам, впреревалку расхаживала ворона.

Дёмин с минуту ещё постоял в проёме, глядя на удаляющуюся пару, плюнул, словно стараясь попасть, им вслед, тихо выругался и захлопнул калитку.

***

От караулки дорожка уходила вправо и вела на другую, более широкую, с красно-белым бордюром. С правой стороны выстроилась шеренга одинаковых, точно солдаты в камуфляже, тополей с подпиленными кронами. Слева тянулись длинные серые стены складов с плоскими крышами. Солнце нагревало затылок и спину.

Какое-то время шли молча. Нечаев, скользя взглядом по складским стенам, прислушивался к цокоту своих победитовых подковок. Сапоги Черкасова, с подвёрнутыми голенищами, казалось, ступали по-медвежьи мягко и уверенно.

Когда они отошли от караулки метров на двести, Нечаев поравнялся с Черкасовым, и смущаясь, зашагал рядом.

- А я уж думал, по уставу, на дистанции пойдём... Думал, за опасного рецидивиста меня держишь! - широко улыбнулся Черкасов и хлопнул конвоира по плечу: - Как звать-то тебя, зёма?

- Сашкой. Александр, то есть... - отчего-то почувствовав себя виноватым, промямлил Нечаев.