Искатель. 1981. Выпуск №6 - Виктор Пшеничников

Как именно. В прихожей же пока оживление, затишья теперь не будет. Занятия давно отошли в прошлое, идут экзамены. Движение в обе стороны, хоть и редкое, но непрерывное. И пришлых появлялось уже немало, целых шесть человек; правда, утешение, что он всех их знает. А из своих к стеллажу подходила только Лена Клюева, и все. Наблюдая за входящими и выходящими из прихожей, Ровнин сейчас пытался восстановить в памяти весь свой путь по переулку, шаг за шагом. Шел он как будто по всем правилам, в меру медленно и непринужденно. К тому же всю дорогу он хорошо видел, что парень в желтой клетчатой рубашке ни разу не обернулся. Правда, троллейбус, который отошел от остановки, как только Ровнин завернул за угол, был переполнен. Значит, если кто-нибудь, допустим, захотел бы, то вполне мог внимательно рассмотреть его, только что вышедшего и остановившегося на углу. Нет, для засветки этого мало. Мало, ведь не знали же они, кто он, не знали, потому что иначе просто не положили бы в стеллаж письмо.

А может быть, клетчатая рубашка здесь вообще ни при чем? Может быть, синяя куртка сразу же спряталась?

Начало четвертого. Сейчас должна подойти Лиза. Ровнин непрерывно ощущал локтем пистолет под мышкой и отделаться от этого ощущения, забыть о пистолете никак не мог. Должна подойти Лиза, а значит, и Ганна. А что, если у того, кто придет за письмом, тоже пушка? Конечно, нет сомнения, что он вытащит свой пистолет быстрей. Но приятного в любой схватке здесь, в пансионе благородных девиц, будет мало.

Значит, клетчатая рубашка могла вообще здесь бить ни при чем. Парень в синей куртке, положившей письмо, мог и не идти к улице Плеханова. А сразу же зайти в один из дворов и оттуда уже наблюдать за входом в общежитие. Скажем, поднявшись на чердак. Или просто остановившись на лестничной площадке. И увидеть, как он, Ровнин, выйдет из двери, двинется к углу и вернется назад.

Лиза. Вошла, кивнула ему и сразу же, легким привычным движением сдвинув сумку набок, стала раскладывать письма. Где же Ганна? Вот она. Остановилась в прихожей, не посмотрев в его сторону. С ней две девушки, он их хорошо знает: Вика Реус и Марьяна-Ермакова, обе с последнего курса. Живут в пятнадцатой комнате. Там же, где Люся Савченко и Лена Клюева.

Если все происходило именно так, если парень в синей куртке не пошел по переулку, а сразу же скрылся в одном из дворов, то они настороже. Все, о чем он думает, выглядит очень уж строго, совсем строго. Но в принципе — что им может помешать все время быть настороже? Что им мешает быть настороже, даже если кругом тихо? Что? Да ничего; а если они настороже, то он своим медленным проходом, неторопливой прогулкой туда и обратно вполне мог вызвать у них подозрение; еще как мог.

Лиза ушла. Ганна вместе с девочками просмотрела письма. Ничего нового нет, и она прошла мимо него, поднявшись наверх.

Ладно; даже если он и засвечен, даже если они в этот раз за письмом не придут, ему ничего другого не остается, как ждать; ждать спокойно, сосредоточенно, не отвлекаясь. Он попытался еще раз вспомнить всех шестерых «пришлых». Каждого из них он знает, это парни лет восемнадцати — двадцати, они много раз уже приходили в общежитие раньше. Хорошо, что кроме этих шестерых, никто из пришлых в общежитии пока не появлялся — иначе они отвлекли бы его внимание.

Наблюдая за тем, как девушки, подходя к стеллажу, наспех перебирают письма, Ровнин подумал, что у налетчиков, помимо стеллажа, вполне может быть и какой-то другой способ связи. Скажем, телефон, посредник или что-то еще. Вариантов может быть много, хотя, правда, все они были бы хуже стеллажа. Стеллаж выбран точно: для спокойной и обстоятельной наводки, для того, чтобы при этой наводке не высвечивать адреса и фамилии. Не высвечивать, и в то же время иметь возможность обстоятельно, подробно, на бумаге, может быть, даже с планом, изложить суть дела. Поразмышляв, он подумал, что будь он на их месте, то исключил бы напрочь личные встречи для связи. Если они действительно серьезная преступная группа и хоть что-то соображают, то должны как черт ладана бояться личных встреч. Может быть, он сейчас и преувеличивает их интеллект, но пусть — хуже не будет. Потому-то если у них, скажем, есть личные встречи с кем-то из Госбанка, то выйти по ним на кого-то из этой группы ОУРу будет довольно легко.

Наступило пять часов, потом шесть. Тетя Поля принесла ему перекусить, и он поел, не выходя из-за стола. Прошел еще час. К девяти Ровнин понял, что может спокойно, без особых забот расслабиться. Все; конечно, бывают чудеса, но рассчитывать, что кто-то подойдет к стеллажу сегодня, на ночь глядя, бессмысленно. Если бы они и подошли, то сделали бы это днем. И все-таки они вполне могут прийти за письмом и завтра. Поздно вечером Ровнин понял, что с ним опять начинается мандраж. Нет, они меня засекли, подумал он. Они меня засекли. И снова он с тоской подумал: ну что стоило ему оказаться в нужный момент у стола? Чепуха какая-то. Просто не повезло. Случайность. Глупая случайность.

В одиннадцать тетя Поля заперла общежитие.

Значит, теперь он должен ждать завтрашнего утра; даже не утра, а двенадцати часов: в это время должна прийти подмена от Семенцова.

Около двенадцати, когда тетя Поля давно уже закрыла запор и ушла в дежурку спать, он позвонил Семенцову домой. По тому, как тот сразу снял трубку, Ровнин понял, что полковник ждал звонка.

— Иван Константинович, не разбудил?

— Что вы. Всегда рад слышать.

— Ни одного просвета.

— Хорошо. Позвоните завтра?

— Да, обязательно.

Ему было сейчас стыдно перед Семенцовым. Называется — «оперативник из Москвы». Упустил шанс, и какой, стопроцентный шанс.

После разговора с Семенцовым Ровнин задремал, но скоро почувствовал, как кто-то трясет его за плечо. Он открыл глаза и увидел тетю Полю. Она покачала головой:

— А ну, Андрюша, давай. Давай, давай, иди, поспи по-человечески. Моду взял, за столом спать. Ну, Андрюша?

— Тетя Поль, да я ничего, я здесь.

— «Здесь». Иди, спи, ну? Иди, я посижу. Мне все равно не спится.

Он пошел в дежурку, погасил свет и лег поверх одеяла.

Пятого июня, встав рано — еще не было семи, — Ровнин понял, что настроение у него сегодня чуть-чуть получше. Он вышел в коридор, сделал зарядку. Обтерся до пояса холодной водой. Потом заварил себе чай. Пока он сидел за столом, до момента, когда тетя Поля сняла засов, он заставил себя прогнать на память всю карту города. Всю, до последнего переулка и знака. Основные маршруты; потом маршруты машин Госбанка; потом расположение крупных, заводов, дорог, перекрестков, выездов за город; потом, один за другим, псе основные дорожные знаки; наконец, мелочи: выезды на окраины и в пригороды, неожиданные повороты и тупики, проходные дворы. Что бы там ни было, сегодня он должен быть в форме. В абсолютной форме. В нем должна быть полная ясность, независимо от того, придет ли сегодня кто-нибудь за письмом или не придет, состоится ограбление или нет.