Мальтийский крест - Василий Звягинцев

— Вы и это знаете? — Эфенди снова был сбит с позиции.

Слова те были сказаны наедине с очень верным человеком, тоже мёртвым сегодня. И вот…

— Зачем удивляетесь? «Ид-диния зай хъяра — йом фи-идак, йом фи-тизак»[49].

И эти слова Катранджи вспомнил. Их он сказал, с издёвкой, поляку Станиславу, посланному организовывать очередное антироссийское восстание и погибшему вместе с Фаридом от наудачу брошенной тогда ещё поручиком Уваровым гранаты[50]…

— Дошло, коллега, что наша контора умеет работать? — благодушно спросил Чекменёв, разливая по второй. — А у Блока я другую цитату подразумевал. Вам поближе будет…

Игорь Викторович откинулся на спинку кресла, окутался табачным дымом и начал читать глубоким голосом почти профессионального декламатора:

Наш путь — степной, наш путь в тоске безбрежной,в твоей тоске, о Русь!И даже мглы — ночной и зарубежной —Я не боюсь.Пусть ночь. Домчимся. Озарим кострамиСтепную даль.В степном дыму блеснёт святое знамяИ ханской сабли сталь…И вечный бой! Покой нам только снитсяСквозь кровь и пыль…Летит, летит степная кобылицаИ мнёт ковыль…

— Наверное, хватит, — оборвал себя Чекменёв нормальным, даже утомлённо-тихим голосом. — Вы знаете, что дальше было. Не стоит друг друга сверх меры нервировать. «Трактирную стойку» я вам простил, простите и вы мне эти строфы. Там дальше ещё интереснее, если помните. Так что, поговорим за Фарид-бека? Расскажу, ибо мёртвые сраму не имут. Мужчина он был, конечно, серьёзный. До поры, естественно. Сначала капитан Неверов в одиночку перестрелял в гостинице «Бристоль» полторы сотни ваших отборных нукеров или аскеров, хрен их знает. Потом прилетели на подмогу наши пацаны из Ставропольского горно-егерского училища. Зачистили прилегающую территорию, как учили, согнали пленных в отдельное помещение. Вот тут Фарид, никак внешне не отличимый от обычных боевиков, не выдержал и начал по-курдски раздавать инструкции. Как себя держать, что отвечать на допросе и его ни в коем случае не выдавать. Иначе и им, и их семьям, и родственникам до седьмого колена «секир башка» и прочие неприятности. Слабость, согласны? Или — трусость и глупость?

— Отчего же? — возразил Ибрагим. — Нормальное поведение.

— Для кого как. У нас командир даже взвода первым делом назвал бы себя и принял основную ответственность, попросив отнестись к рядовым бойцам именно как к рядовым.

— Так то у вас… — ответил Катранджи, но без былого куража.

— А я о чём? Далее — названный ранее юнкер, осетин, то есть лучший друг россиян на Кавказе, православный, по странному совпадению знающий пять восточных языков (не считая европейских), оказался в нужное время в нужном месте.

В эту экспедицию попал случайно, в бою не погиб (неразумно было такого полиглота в огневой бой бросать, так разве у нас кто о таких вещах думает?), и в двух шагах от опытнейшего разведчика оказался. Повезло, можно сказать, но юнкер своим везением очень правильно воспользовался…

— Остановитесь, Игорь. Вы всё время пытаетесь навязать мне неправильные выводы… Конечно, курдский — в ваших краях язык редкий, почти как чукотский в Турции, и всё же… Не следует…

— Чего там не следует? Наши парни, в отличие от ваших, службу несут по уму и по присяге…

Катранджи опять непроизвольно оскалился, но сумел удержаться в рамках цивилизованности. А ведь Чекменёв провоцировал его изо всех сил, переходя границы самого примитивного приличия.

— Слушайте дальше. Доложил об услышанном юнкер старшему по команде, и уже к вечеру вашего Фарида доставили на беседу лично ко мне.

Ещё раз прошу прощения, Ибрагим Рифатович, но тот же юнкер дольше бы продержался под вашими пытками. Возможно — до мучительной смерти. До чрезвычайности меня удивляет такая черта ваших единоверцев — шахида из себя изобразить, подобно японскому камикадзе — кое у кого получается. А на допросах сразу колятся. И в плен сдаются сотнями тысяч, как в прошлую нашу войну при Эрзеруме, Карсе и Баязете. Нет среди вас бескорыстно убеждённых в своей правоте людей, готовых за неё беспрекословно умирать. Вы же в Питере учились, по музеям, хотя бы от скуки, ходили… Был такой художник — Верещагин. С большим талантом эпизоды восточных войн изображал…

— Давайте лично о Фариде, — мрачно сказал Катранджи, Чекменёвым почти подавленный. Ещё не сломанный, но очень близкий к этому. По ситуации. Если бы они с Игорем Викторовичем сидели в его дворце… Да в любом дворце, от Каира до Рабаула, совсем бы по-другому вёл себя наглый русский генерал.

Здесь же Ибрагим-бею исторические и психологические экскурсы Чекменёва удовольствия не доставляли. Но факты — интересовали. По статусу.

— Ну а что ещё сказать? — мягко улыбнулся генерал. — Пошёл он на перевербовку, не ко мне даже, к обычному фронтовому полковнику. А вы знаете, Ибрагим Рифатович, — почти прошептал Чекменёв, — умирать вашему брату очень страшно. Независимо от ожидающих гурий. Вы — не пробовали? А Фариду предложили. С соблюдением наиболее невыносимых мусульманину процедур. Мы, русские, знаем, как кого из вас достать. За триста лет душевного общения научились.

Он, дурак, думал, что мы его к стенке поставим. И бодрился. Расстрел, мол, чепуха. Воздаяние получу и всё такое.

Хотя какое, на хрен, воздаяние сможет получить от Аллаха, Христа или Будды такой человек? Ну, правда, мой офицер ещё насчёт замены расстрела повешением намекнул, с последующим заворачиванием трупа вместо савана в свинячью шкуру. В виде психологического эксперимента. Сработало или нет — не уточнял, но сдал Фарид всех известных ему персонажей, с кем работал и должен был работать впредь.

Отдохнул, три дня запрещённые Кораном напитки хлестал, как рязанский извозчик. Протрезвел и согласился выполнять полученное от вас задание под моим контролем, регулярно отчитываясь. Так бы и до сего дня, наверное, длилось, если бы войсковая разведка с ним в Варшаве не пересеклась. Те ребята простые: враг обнаружен — враг должен быть уничтожен. Языков брать и через фронт тащить у них возможности не было. Жаль, конечно, что так получилось, да что ж поделаешь теперь…

Наверное, турок сильно бы удивился, узнав, что принимавший его «метрдотель» как раз и руководил ликвидацией Фарида, Станислава и прочих.

«Бывают странные сближенья», как писал поэт.

— М-да, ни на кого нельзя положиться, — сокрушённо покачал головой Катранджи. — Вечная проблема — если человек знает мало, он не сможет эффективно работать. Если знает много — много и выдаст при случае.

Чекменёв мог бы дать по этому поводу несколько полезных практических советов, но просвещать пока ещё врага не входило в его намерения. Может быть, когда-нибудь потом…

— Я вас очень хорошо понимаю. Но вернёмся к нашим баранам. Если вы уверены, что за нами следили не ваши люди, а я уверен, что и не наши тоже, значит — кто? Давайте вместе подумаем. Утечка, скорее всего, имела место с вашей стороны. Я с почти стопроцентной гарантией могу утверждать, что информация о нашей с вами договорённости и факт моего приезда сюда не известен никому, за исключением самых ближайших и абсолютно надёжных лиц. Поэтому на это направление можно не отвлекаться. Следовательно…

— Ваша посылка принимается. О том, что я направился в Одессу, знает достаточно много людей. Я этого и не скрывал. Мои коммерческие интересы столь обширны, что я провожу в поездках и перелётах большую часть своего времени. Это давным-давно никого не удивляет.

— Причины визита в Одессу, и именно в это время достаточно замотивированы? Могло что-либо заинтересовать чисто деловых людей? Конкурентов. Мол, если Ибрагим-эфенди затевает нечто в России, нет ли шанса ухватить и свой кусок…

— Вряд ли, Игорь Викторович. У меня нет конкурентов, способных на столь опрометчивые шаги. Я же не базарный торговец. На моём уровне вопросы решаются совсем другими способами.

— Вам виднее, я от любых видов бизнеса далёк. Значит, чистая политика? Кое-кому захотелось просто посмотреть, с кем вы надумали вдруг встретиться?

— Безусловно, политика.

— Хорошо. Теперь поставим себя на место руководителя некоей организации (или частного лица?). Если он не глупее нас с вами, первое, что должно прийти в голову — к чему такая демонстрация? Есть масса способов организовать действительно тайную встречу. На очень нейтральной территории и с гарантией неразглашения. Берусь навскидку предложить десяток вариантов, не требующих никакой специальной подготовки. А тут — письмо консула, яхта, набережная, сотни свидетелей… И главное — времени любому, кого способна заинтересовать наша встреча, отпущено для подготовки сверхдостаточно. Тоже будто специально.