Призраки парка Эдем. Король бутлегеров, женщины, которые его преследовали, и убийство, которое потрясло Америку 1920-х - Карен Эбботт

Около трех часов ночи ночной портье Фред Йоки совершал обход, проверяя все двенадцать этажей. В коридоре девятого этажа он помедлил перед номером 902, оттуда донесся женский голос, следом за ним мужской. Из гостевой книги он знал, что никакая супружеская пара не снимала этот номер, а пребывание гостей в столь поздний час было запрещено правилами отеля. Он прижался ухом к двери. Опять бормотание – а потом заскрипели пружины кровати.

Он вернулся в лобби отеля и спросил у дежурного Карлоса Клеппера, кто остановился в номере 902. Клеппер проверил по книге. “Мисс Конан”, якобы из Детройта, прибыла одна.

Позже агент Харрингтон смог определить по фотографии, что “мисс Конан” на самом деле была миссис Римус.

Йоки и Клеппер вернулись к двери номера 902. Клеппер несколько раз постучал в дверь, мужской голос отозвался: “Кто там?” И тут же в дверях появился мужчина. Клеппер узнал в нем Франклина Доджа, агента Бюро расследований, который раньше часто останавливался в отеле. Он рассмотрел, в каком виде предстал Додж: “Мистер Додж был в брюках, ширинка расстегнута, ремень болтался; на нем была рубашка, без воротничка и галстука, и он был босиком”.

– Что вы делаете в этом номере? – спросил Клеппер.

– Я здесь со своей невестой. Ей нездоровится, – ответил Додж.

– Почему же вы не отметились на стойке регистрации, что собираетесь остаться в комнате у дамы, потому что та больна? Я вызову доктора.

Клеппер повернулся уходить, но Додж задержал его:

– Ей не нужен доктор. Просто голова разболелась.

– Если у нее просто болит голова, вам не следует оставаться в номере, – заметил Клеппер. – Человеку с головной болью нужно лечь в постель и постараться уснуть. Вы не можете оставаться здесь только потому, что вы государственный служащий. Для нас все гости равны.

Додж попросил Клеппера не бранить леди, во всем виноват он один. Он пообещал немедленно вернуться в свой номер на шестом этаже.

Но Клеппер не отступал. Он отодвинул Доджа и заглянул в номер. Дама лежала на кровати, простыни и подушки “были в беспорядке”.

– Почему вы пустили этого мужчину в свой номер? – возмутился он. – Вы ведь знали, что по правилам отеля мужчинам не позволено навещать вас в такой час?

Женщина ответила, нимало не смутившись и не колеблясь: она намерена выйти замуж за этого человека – он ее “молодой человек”. Она неожиданно оказалась в городе, и он приехал увидеться с ней.

Клеппер сообщил, что к семи утра она должна будет съехать. Пара покинула отель в 7:15, Додж оплатил счета за оба номера.

Свой отчет агент Харрингтон дополнил заявлением, что Клеппер отвечал на все вопросы с готовностью и рассказал все, что знал. Виллебрандт одобрительно отозвалась о работе Харрингтона и принялась заполнять досье на Франклина Доджа. Сведений, как она подозревала, появится еще немало.

Катализатор

В конце июня 1925 года Виллебрандт приказала Джону Снуку, новому коменданту тюрьмы Атланты, забрать бутлегеров из Афин и вернуть их в прежние камеры. Когда распоряжение дошло до узников, Римус не поверил.

– Ставлю двести баксов против ста, что нас не вернут, – предложил он Уилли Харру.

– Ты сам нарвался, – ответил тот.

На месте, в Атланте, Римус расплатился. При жестком режиме коменданта Снука не было ни изысканной еды, ни прислуги, ни возможности наблюдать, как Имоджен на четвереньках моет пол в камере. Впереди маячило еще больше года заключения, включая переезд в окружную тюрьму Огайо для отбытия срока за “препятствие правосудию” в Долине Смерти. Он хандрил в своей камере, бродил из угла в угол и читал газеты, мучимый мыслями о том, как мир за стенами изменяется в его отсутствие.

Вышел первый номер нового журнала “Нью-Йоркер”, и его колумнист Луис Лонг (под псевдонимом Липстик) писал о подпольных питейных заведениях – “спикизи” – и грозном присутствии “сухих” агентов: “Всевидящие представители федерального правительства околачиваются вблизи респектабельных ночных клубов и коршунами налетают на клиентов, передающих под столом серебристые фляжки”. Ф. Скотт Фицджеральд опубликовал “Великого Гэтсби” и снискал противоречивые отзывы (“Это можно было бы с равным успехом назвать «Десять ночей на Лонг-Айленде»”, – фыркал рецензент “Сент-Луис пост-диспатч”). Авиатор Чарльз Линдберг выжил в авиакатастрофе. Школьного учителя Джона Скоупса арестовали за преподавание теории эволюции, в суде его защищал Кларенс Дэрроу, бывший коллега Римуса. В Чикаго старый клиент Римуса Джонни Торрио отошел от дел и назначил своим преемником Аль Капоне.

Через месяц после перевода в Атланту товарищи Римуса по заключению одержали юридическую победу, которая зажгла искру надежды на благополучный исход его собственного дела. Федеральный судья в Цинциннати постановил, что пятеро из партнеров – включая Джорджа Коннерса и брата Имоджен Гарри Брауна – уже отбыли наказание за “препятствие правосудию”, пребывая в тюрьме Атланты, и должны быть освобождены немедленно по завершении срока. Надеясь на такую же благосклонность, Римус вырезал заметку об этом судебном решении из “Цинциннати инквайрер” и отправил вместе с сопроводительным письмом самой Виллебрандт.

Уважаемая мадам. Поскольку дата моего освобождения не за горами, я хотел бы поинтересоваться, не будет ли с моей стороны неразумным поинтересоваться, не отдадите ли Вы распоряжение окр. прок. Южного окр. штата Огайо предпринять необходимые шаги по освобождению или снятию наказания в виде “одного года тюремного заключения”, как это официально задокументировано данным судом?

Если Вы сочтете возможным удовлетворить мою просьбу и мое заключение будет завершено или отменено, Вы увидите, какое это имеет для меня значение. Отпадет необходимость перемещать меня в Цинциннати под охраной федеральных маршалов, тем самым избавив меня от унижения, неловкости и неприятной шумихи, которая неизбежно последует, если придется везти меня в суд для официального освобождения…

Убежден, что Вы внимательным образом рассмотрите мое обращение и после соответствующего обсуждения распорядитесь, чтобы нужные процедуры были осуществлены в соответствии с указанными выше предложениями.

Римус получил персональный ответ, в котором Виллебрандт обращалась к нему “сэр”. Она не согласна с интерпретацией закона, предложенной судьей из Цинциннати, и вообще-то правительство уже готовит апелляцию. “Таким образом, Вам должно быть абсолютно ясно, что правительство не может всякий раз удовлетворять Ваши просьбы”. И добавила к подписи: “С уважением”.

Оставалась одна последняя возможность – стать государственным свидетелем и дать показания по делу о винокурне “Джек Дэниэлс”. Он написал несколько писем Дэну О’Нейллу, члену сент-луисского синдиката, которого просил проследить за соблюдением его интересов. Хотел узнать, удалось ли О’Нейллу получить хоть какие-то деньги из тех, что ему задолжали. Никакого ответа Римус не получил, из чего сделал