Руководство по истории Русской Церкви - Петр Знаменский

Новые праздники.

Кроме явления чудотворных икон, русское благочестие утешалось открытием мощей русских угодников — святителя Петра, святого Александра Невского, преподобного Сергия и др. В честь этих новоявленных угодников Божиих устанавливались новые праздники в Русской церкви или общие, или местные. Святые, как и иконы, тоже большею частию чтились местно, например князья Георгий II Владимирский, Василько Ростовский, Михаил Черниговский, Довмонт Псковский, Михаил Тверской и др. В Новгороде в последнее время его самостоятельности видим какое-то соревнование святынями с Москвой. Последние владыки старались собрать и увековечить письменно все, что было славного в новгородской старине. Владыка Евфимий (1430-1458) открыл мощи владыки Иоанна и Варлаама Хутынского, святых наиболее славных в новгородских преданиях, и установил 4 октября память всех князей и владык, положенных во святой Софии. Преемник его Иона заставил славного тогда ритора Пахомия Серба писать жития новгородских святых и не щадил для него за это ни даров, ни почестей. Замечательно, что только в последнее время, при этом Ионе, Новгород стал почитать великого покровителя Москвы, преподобного Сергия, и создал в честь его первый храм. В Москве новгородских святых не чтили долго спустя и после этого. Праздновали также дни особенных благодеяний Божиих, например, день сретения Владимирской иконы и бегства Тамерлана (26 авг. 1395 г.). После Куликовской битвы установлена (перед 26 октября) Димитриевская суббота для поминовения павших за православие воинов. Составлялись и новые службы русским святым, например, святителю Петру, св. Алексию, Сергию Радонежскому и др. Одну из особенностей русских служб этого времени составляют молитвы об избавлении от агарян.

Противодействие обрядовому благочестию. Ересь стригольников.

Крайнее развитие обрядового благочестия вызывало обличения церковных учителей, но этими обличениями дело не ограничилось; крайность обрядового направления вызвала другую крайность — отрицания обрядов, обнаружившуюся во Пскове. Мы уже видели постоянные столкновения псковичей с новгородскими владыками, а новгородцев с митрополитами. Оппозиция против иерархического подчинения Новгороду и Москве ухватилась прежде всего за тяжелые ставленые пошлины и отсюда, как из исходного пункта, развила целую ересь стригольников. Вождями этой ереси в 70-х годах XIV столетия явились дьякон Никита и Карп-стригольник (по одному объяснению — стригольник ремеслом, по другому — дьякон, назначенный простригать гуменце у ставленников при их посвящении). Еретики отрицались от пастырей церкви, как от незаконных, поставленных на мзде; затем, переходя к разбору их жизни, находили, что архиереи и монахи собирают себе много имения, а белое духовенство берет поборы с живых и мертвых и дурно живет; отсюда они выводили, что не нужно принимать ни учения, ни священнодействия от таких пастырей, что все священнодействия их недействительны, потому не нужно принимать от них ни крещения, ни покаяния, ни евхаристии, ни петь над умершими, ни приносить за них приносов. Отвергнув иерархию, еретики, естественно, должны были право учительства усвоить мирянам, а священнодействия по возможности вовсе устранить. Каяться, говорили они, можно и без священника, припадая к земле, евхаристию нужно понимать в духовном смысле; другие таинства и обряды вовсе не нужны. Некоторые доходили до отрицания соборов, даже евангельских и апостольских писаний, другие отвергали еще воскресение мертвых. Относительно нравственной жизни они все одинаково придерживались идей аскетических, отличались строгой жизнью и постничеством. Как и следовало ожидать, такая рационалистическая ересь распространялась главным образом между людьми более образованными, книжниками. Из Пскова она перешла в Новгород, где тоже нашла себе удобную почву; перешли сюда и сами Карп с Никитой. В 1375 году владыка отлучил их от церкви, а народ схватил их и бросил в Волхов. Смерть еретиков, однако, не ослабила самой ереси. В 1381 году услыхал об ереси патриарх Нил и написал в Новгород и Псков две увещательные грамоты. Его преемник Антоний прислал еще новую грамоту с подробным опровержением ереси. Митрополит Фотий тоже написал три послания против еретиков. Псковичи возревновали о православии, засадили еретиков в тюрьму, некоторых казнили. Похваляя их ревность, Фотий, однако, укорял их за смертные казни еретикам. После 1427 года, когда написано последнее послание Фотия, о стригольниках больше не слышно, но движение, возбужденное ими, не исчезло и после вскрылось в другой опасной ереси жидовствующих.

4. Христианская жизнь.

Влияние времени на развитие добрых и худых качеств в жизни русского народа.

Обрядовое благочестие не могло много содействовать развитию нравственной жизни. Общее впечатление, какое выносится из изучения нравов описываемого времени, очень грустное. Большая часть исследователей народной жизни видит здесь начало всего дурного в русском народном характере. Трудно судить о том, лучше или хуже стала народная нравственность сравнительно с прежним временем, но, действительно, было много обстоятельств, которые тогда неблагоприятно действовали на нравы и мешали преуспеянию христианской жизни.

Первым обстоятельством такого рода было монгольское иго, поставившее Россию под огрубляющее влияние дикого народа, унижавшее и портившее характер народа русского восточным рабством. Сами князья должны были ездить в Орду с заявлениями рабской покорности и постоянно трепетать перед силой ордынского деспота и перед многочисленными доносами шпионов даже из своих же братий-князей. Каждый раз перед поездкой в Орду они исповедовались и причащались, как перед смертью, а по возвращении служили благодарственные молебны. Для народа эта школа рабства была еще тяжелее; нужно было кланяться всякому заезжему баскаку, исполнять все, что он потребует, отделываться обманами и поклонами, когда он расходится. Один сильный человек не вытерпит и убьет татарина, другой сильный человек убьет за это его самого, спасая Русскую землю от татарской мести; а летописец похвалит последнего и осудит первого за недостаток смирения. Двоедушие, хитрость, низкопоклонничество, низкие проявления инстинкта самосохранения делаются добродетелями времени, которые проповедует иногда и летописная мораль. С другой стороны, внутри самой России совершался тяжелый переход от удельновечевого уклада к единодержавному. Для усиления одного княжества за счет другого употреблялись всякие средства без разбора — клевета в Орде одного князя на другого, насилия, хитрость, коварства, небывалые жестокости усобиц. В администрации, при подавлении старых вечевых начал, видим крайние проявления торжества новых начал, жестокость казней, насилия властей, поборы, неправды. Один полоцкий князь спрашивал раз епископа тверского Симеона († 1289): «Где быть на том свете тиунам?» — «Где и князьям», — отвечал Симеон. «Но тиун неправо судит, делает зло, берет взятки, а я что делаю?» — «Если князь без страха Божия не милует христиан, тиуна ставит злого, неправедного, лишь бы давал ему куны, пускает его, как пса на падаль, губить людей — то и князь будет в аду, и тиун его там же». Насилия сильных, коварство слабых, общее недоверие друг к другу ослабляли все общественные узы. Летописи и жития святых постоянно говорят о разбоях, поджогах, грабежах и убийствах.

Кроме общественных неурядиц, важные пороки господствовали и в частной жизни. Слышим жалобы на грубые пороки пьянства, сквернословия, чувственности. Женщина окончательно запирается в тереме, который общество признало необходимым и единственным средством для сохранения семейной чистоты. Чем дальше на восток, тем нравы грубее. Митрополит Иона в своем послании в Вятку обличает жителей в том, что некоторые из них брали жен по 5, 7 и даже 10, а попы их благословляли; некоторые жили с женами вовсе без венчания. Но и внутри России в 1406 году встречаем зверское убийство княгини вяземской святой Иулиании последним князем смоленским Юрием за то, что она не хотела удовлетворить его плотской страсти. Сильны еще были и остатки язычества. Вера в волхвов и ведьм была господствующей везде. Во Пскове однажды в начале XV века, по случаю язвы, сожгли 12 ведьм; во Владимире во время бездождия выкапывали из земли утопленников. Во всех классах народа распространена была вера «в сон, встречу, полаз (точного значения не установлено — прим. ред.), птичий грай» и другие приметы. Продолжались жертвы разным домовым, лешим, водяным и другим божествам старины. Народное веселье сопровождалось языческими обрядами даже при праздновании церковных праздников.

Но среди этих печальных явлений мы все-таки не можем не заметить отрадных проявлений и даже новых успехов христианских понятий и чувств. Самое двоеверие народных масс получило уже новый, более выгодный для христианства характер. Старые мифические предания успели уже сильно затемниться; поучения против язычества еще помнят имена некоторых старых богов, но уже не ясно понимают их мифическое значение и обличают главным образом сохранившиеся в большей свежести остатки старого культа. Вместо прежнего грубого двоеверия, механического соединения двух вер без изменения той и другой, появилось двоеверие более тонкое, состоящее из органического соединения их, при котором и та, и другая терпят значительные перемены, языческие понятия уступают христианским, а христианские низводятся до степени наивного, полуязыческого смысла народа. Это было начало господства в русском обществе всякого рода суеверий и апокрифов, но вместе с тем и начало самодеятельного отношения его к христианству, действительного усвоения его народным умом и чувством, вместо прежнего механического, неосмысленного усвоения его положений и обрядов. Далее, тяжкие беды времени оказались для разрозненного русского общества удельного времени исправительным бичом благого Промысла. С течением времени и поучения, и летописная публицистика все чаще и чаще начинают призывать всех к христианской любви и соединению. Голод, нападение татар, знамение на небе — все служит для летописца поводом к проповеди о покаянии. Под влиянием тяжких обстоятельств, к которым присоединялись еще слухи о бедствиях востока, распространилась мысль о приближении кончины мира, временем которой назначали конец седьмой тысячи лет от сотворения мира. Эту мысль встречаем в летописях, у митрополита Киприана, митрополита Фотия и других учителей. В Софийской летописи под 1459 годом написано: «Здесь страх, здесь скорбь велика: якоже в распятии Христове сей круг бысть 23, луны 13, сие лето на концы явися, в оньже чаем всемирное пришествие Христово. О Владыко! умножишася беззакония наша на земли: пощади, Владыко!» Пасхалии не доводили дальше 7000 (1492) года; за этим годом ставили кружок и приписывали: «Горе достигшим до конца времен». Кроме подобного рода чувствований и проповеди современных пророков о покаянии, бедствия времени и общее для всех краев и общественных классов разрозненной удельной Руси угнетенное состояние под иноплеменным, басурманским игом, естественно вели русский народ к укреплению в нем сознания национального единства, своей русской народности и коренной черты этой народности — православия. Это было время настоящей — тяжелой, но прочной закладки последующей Московской Руси, которая затем и выступила по свержении басурманского ига, как Русь святая, православная.