Мифозои. История и биология мифических животных - Олег Ивик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Начали мы пировать, у залива ложа устроив, —
К ужасу нашему, тут внезапно с гор налетают
Гарпии, воздух вокруг наполняя хлопаньем крыльев.
С гнусным воплем напав, расхищают чудовища яства,
Страшно смердя, оскверняют столы касаньем нечистым.
Вновь в углубленье скалы, в укрытье надежном поодаль
Ставим столы и снова огонь алтарей зажигаем, —
Вновь с другой стороны из незримых тайных убежищ
Шумная стая летит, крючковатые когти нацелив,
Пастями яства скверня. Друзьям тогда приказал я
Взять оружье и в бой вступить с отродьем проклятым.
Троянцы решили перебить «мерзких пернатых морских» мечами, но столкнулись с тем, что
Самый сильный удар их перьям не страшен, и ранить
Их нельзя: уносятся ввысь они в бегстве поспешном,
Гнусный оставив след и добычу сожрать не успевши.
Впрочем, прогнать гарпий троянцы все же сумели, но одна из них, Келено, напоследок высказала пришельцам свои претензии:
Даже за битых быков и за телок зарезанных в сечу
Вы готовы вступить, потомки Лаомедонта,
Гарпий изгнать, не повинных ни в чем, из отчего царства?{200}
Этот эпизод показывает, что гарпии, во всяком случае, умели говорить, и, значит, ошибся Гигин, который приписал им куриные головы. Большинство авторов все же считает, что по крайней мере лица у чудовищных птиц были женскими.
Впрочем, встречались и скептики. Палефат, как всегда, высказал оригинальную точку зрения. Он предположил, что гарпии — вполне обычные, но недостойные дочери царя Финея, которые «проматывали его состояние». «Зет и Калаис, сыновья Борея (человека, не ветра), будучи согражданами Финея, жалели его и пришли к нему на помощь: они изгнали из города его дочерей и, собрав вместе его деньги, назначили их распорядителем какого-то фракийца»{201}.
Подобное мнение высказывал и уже упоминавшийся Гераклит. Он писал о Гарпиях: «Про них миф передает, что эти крылатые женщины похищали еду у Финея. Надо думать, однако, что это были гетеры, которые проедали добро Финея, оставляли его нуждающимся в необходимой пище, а сами удалялись прочь; когда же ему удавалось раздобыть что-нибудь, они появлялись, чтобы это съесть и тотчас снова удалиться, как это привычно делать гетерам»{202}.
Внешне очень похожи на гарпий были сирены — они тоже сочетали человеческие и птичьи черты. Аполлоний пишет:
Тела одной половиной на птиц они были похожи,
А другой половиной подобны прекрасным девицам{203}.
Аполлодор уточняет: «Начиная с бедер они имели тело птицы»{204}. По Гигину, сирены «были сверху женщины, а нижнюю часть тела имели куриную»{205}. Вообще склонность автора «Мифов» приписывать своим героям куриные черты современные комментаторы объясняют тем, что этот римлянин недостаточно хорошо владел древнегреческим языком. По-видимому, он не знал, что слово, которое в его времена переводилось на латынь как «куриный», несколькими веками раньше обозначало еще и «птичий» вообще. Но как бы то ни было, сирены, по крайней мере снизу, до пояса, являлись если и не курами, то во всяком случае птицами. Не исключено, что птицами они были и выше: Овидий считал, что руки у них тоже покрыты перьями и только лица и голоса — девичьи.
Общее количество сирен точно неизвестно, во всяком случае, их было немного: Цирцея предлагает Одиссею привязать себя к мачте, чтобы он мог наслаждаться, «обеим внимая сиренам»{206}. Аполлодор поименно перечисляет троих: «Пейсиноя, Аглаопа и Телксиепия. Одна из Сирен играла на кифаре, другая пела, третья играла на флейте…»{207} Это, кстати, дает основание думать, что по крайней мере две из них имели человеческие руки, пусть даже покрытые перьями. Впрочем, ни Гомер, ни Аполлоний никакие музыкальные инструменты не упоминают и пишут только о прекрасном пении сирен. Некоторые авторы приводят и другие имена. Страбон пишет, что «в Неаполе показывают могилу одной из Сирен Парфенопеи»{208}, а от имени второй выводит название острова Левкосия. Авторы настоящей книги рискуют предположить, что сирены были рассредоточены по разным островам, именно поэтому Одиссей мог слушать только двух, причем певших без аккомпанемента. На других островах их количество и репертуар могли различаться.
О происхождении замечательных певиц ходили самые разные слухи, причем, в отличие от традиционной ситуации, когда мать известна, а по поводу возможного отца идут кривотолки, в данном случае все было наоборот. Отцом сирен обычно называют речного бога Ахелоя (и лишь Плутарх упоминает версию о Форке). Что же касается матери, то Аполлодор называл и музу Мельпомену, и смертную женщину Стеропу. Аполлоний признавал, что мать певиц — муза, но считал, что это Терпсихора.
Впрочем, сирены, у кого бы они ни родились, поначалу, вероятно, были вполне антропоморфны. Гигин в «Мифах» писал: «Сирены, дочери реки Ахелоя и музы Мельпомены, после похищения Прозерпины блуждали и пришли в землю Аполлона, где по воле Цереры[81] стали пернатыми за то, что не помогли Прозерпине»{209}. Овидий излагает схожую версию, но иначе расставляет акценты. Он признает, что сирены некогда были подругами Прозерпины и вместе с ней собирали на лугу цветы в тот драматический день, когда дочку Цереры похитил Аид. Овидий считает, что подруги похищенной богини (поэт почему-то называет их «сирены ученые», вероятно имея в виду их музыкальное образование) отправились на поиски и в птиц обратились добровольно, дабы легче было искать Прозерпину.
После по миру всему ее вы напрасно искали
И, чтобы даже моря про вашу узнали заботу,
Вскоре над зыбью морской на крыльях-веслах держаться
Вы пожелали, и к вам божества благосклонность явили:
Руки и ноги у вас вдруг желтыми стали от перьев!
Но чтобы пение их, на усладу рожденное слуху,
Чтобы подобная речь в даровитых устах не пропала,
Девичьи лица у них, человечий по-прежнему голос{210}.
Евстафий Солунский[82], один из комментаторов Гомера, приводит версию, согласно которой замечательные
