Отстрел - Леонид Словин

Трое уехали в Израиль…»

«По словам представителя министерства, полиция Израиля уже предпринимает конкретные шаги для того, чтобы предотвратить влияние русской мафии в Израиле…Руководство полиции считает необходимым создать на территории Израиля международный центр по борьбе с русской мафией… В центре, который станет действоватьпод эгидой ООН, будут разрабатываться особые методыборьбы с мафией… Там же полицейские из разных стран смогут пройти курс обучения этим методам...»

(«Иностранец».)

«Израиль станет центром борьбы с русской мафией».

(Александр Авербух.)

«Каждые 1,8 минуты в Израиле совершается уголовноепреступление — об этом свидетельствуют данные израильской полиции. Каждые 12 минут угоняется автомобиль,каждые 23 минуты происходит квартирная кража, каждые24 минуты грабежу подвергается учреждение или контора.Каждые 12 минут похищаются сумочки и так далее. Каждые5 часов в Израиле совершается изнасилование, каждые 37 часов — убийство или покушение на жизнь человека».

«В Израиль, — в числе прочего заявил в своем интервьюкорреспонденту израильской газеты «Маарив» московскиймультимиллионер С-ов, — благодаря поблажкам банковской системы страны, переведены из России миллиарды долларов. Еврейское государство стало одной из четырех стран мира, где отмывается наибольшее количество нечестно нажитых денег. Российские мафиозные структуры, проникающие в Израиль, можно сравнить с раковой опухолью… Уже сейчас эта страна стала местом, где проводят свои сходки крупнейшие мафиози России. Мне лично известно, что дважды они собирались в тель-авивской гостинице «Хилтон» и обсуждали свои дела…»

Проститутки и их мордовороты-провожатые уехали. Запах тонких духов еще оставался. Аркан предложил легкий разговор, безвкусное блюдо для невзыскательного едока.

— У нас сейчас возможность громадной инвестиции в строительство… У вас дача есть?

— Была.

— Мы могли бы помочь в строительстве. Именно сейчас. Ряд крупнейших банков хотят с нами работать… — Он постоянно съезжал в наезженную колею. — Оборачиваемость кредитов…

Игумнов представлял, что Фонд занимается другим. Валюта, получаемая авторитетами из «Белой чайханы» без породистой родословной, не могла работать. Требовалась чистая, стиранная!

«Деньги из банка, которые были положены как твои и взяты как твои…»

Их нельзя было путать с деньгами, взятыми тоже из банка, но на целевые программы!

Просто, как «Не убий!».

Одним из обычных путей отмывания денег таким фондом, как «Дромит», мог быть самый банальный — получение определенных сумм под техническое обоснование какой-то программы, обналичка, увоз нала на Кипр или в Израиль, где источники валюты не проверяют, помещение в банк, затем легальный перевод сюда…

«Деньги стирают только раз…»

Аркан несколько раз украдкой взглянул на часы. Звук телевизора был выключен. Ведущий на экране беззвучно напрягал шейно-лицевые мускулы — не в силах преодолеть созданный для него преградительный барьер. Телефонный звонок раздался внезапно.

—Вот!..

Красноглазый снял трубку. На том конце заговорили четко и достаточно громко. Игумнов разобрал бы все, если бы Аркан не принялся сразу отвечать.

—Факс уйдет сегодня… Арабов Неерия. Нет, господин Нисан не приедет. Господин Мансур также. Есть еще изменение. — Он искоса глянул на мента. — Игумнов. Он включен в факс. Мои данные вам известны…

Трубки положили одновременно. Аркан объяснил, устраиваясь в кресле:

— Неерия собирается в Израиль. Вы слышали… «Лайнс» обеспечивает сопровождение…

— Тель-Авив?

— Иерусалим…

Игумнов не видел особой разницы.

Новый звонок прервал его. На этот раз разговор по телефону оказался коротким.

—Да, да… Понял.

Красноглазый положил трубку:

—Неерия… Нас приглашают на разборку! Забили стрелку… «Рыбацкий банк». Разборка сегодня под утро на Волоколамке. Охрана проморгала звонок…

На первые лица солидных фирм бандиты и их посланцы, как правило, не имели выхода. Между ними находились секьюрити, вторые и третьи лица, начальники служб безопасности, в функции которых прямо входило такого рода посредничество. Новый руководитель службы безопасности соединил бандитов непосредственно с Неерией…

— В чем там дело?

— Неерия обратился к прокурору. Тот наложил арест на судно «Рыбацкого банка». Оно вошло на ремонт в Астрахани, «Артем»… Рэмбо в курсе. Он за тобой заедет…

Сутки в камере текли медленно. Вязкий ход времени «у хозяина». Туркмения на свободе успел об этом забыть. Тут оно словно пробуксовывало, оставаясь на месте. Тишина, изредка прерываемая звоном железа. Сосед не сделал ни одной попытки вступить в разговор. Курева у него не было. В какой-то момент Туркмения поймал его взгляд на сигареты:

— Будешь?

— Не…

Утро не внесло изменений. После обеда Туркмению вызвали. Опер попался пустой. Не делал ни малейшей попытки поймать или уличить. Допрос вел формально. По пунктам: круг общения Шайбы. Взаимоотношения с коллегами. Интимные связи…

Контору интересовал Шайба! Туркмения все понял, когда опер спросил:

—С кем он дружил?

«Дружил!»

«Шайбу замочили!»

Он ничего не знал об убийстве.

Шайба жил беспутно. Поэтому Кудим не пригласил его в свой Фонд и использовал на разовых поручениях. Постоянная подруга у Шайбы была, но после дежурств вечерами он надирался где придется. Мог уехать с собутыльником, с любой понравившейся телкой.

Когда Туркмения дежурил в ресторане, он обеспечивал Шайбе и его к е н т а м столик. Пьяный Шайба уходил провожать девчонок, а часа в три ночи мог появиться снова, пьяный вусмерть, ничего не соображающий, но крепко стоящий на ногах. Шел к друзьям. К тому же Шмитарю… На рассвете возвращался домой. Падал в передней. Мать раздевала, дотаскивала до ванной. Мылила шампунем голову. Помогала лечь. Утром Шайба вставал без головной боли. Никогда не опохмелялся. К боссу являлся трезвый как стеклышко. В тире, на тренировочных стрельбах из пистолета показывал результат не ниже кандидата в мастера. Как и прежде, когда работал в Московской воздушной милиции, в Шереметьеве… Убить Шайбу могли только по заказу или в пьяной драке после закрытия метро где-нибудь на стоянке такси…

— Когда вы с ним в последний раз виделись?

— Не помню. С полгода, наверное.

— У него?

— Где-то в центре, на улице.

— Он был один?

— Разве вспомнишь, начальник?

На самом деле Туркмения увидел его случайно неделю назад у ресторана в Марьиной Роще. Новенький «Джип-Чероки» тормознул, перекрыв тротуар, за ним подкатил еще и «мерседес». По-видимому, с боссами. Сбоку приткнулся мотоциклист на «Харлей-Дэвидсоне». Шайба вышел из «джипа» с двумя крутыми ментами, вместе вошли в ресторан. Одного из секьюрити Туркмения знал и однажды, еще будучи ментом, даже притащил в отделение.

«Барон…»

Он жил по соседству с Туркменией — мастер спорта по борьбе, «классик»…

Одновременно из «мерседеса» появился Кудим — сопровождал в качестве секьюрити кого-то из боссов. Такие услуги стоили немало. Туркмению он не видел, тот находился по другую сторону «Джипа». Боссы шли быстро. Вышибала ресторана уже держал перед ними открытую дверь.

Туркмения внезапно прозрел.

«Вот кто интересует ментов! Они ни разу не спросили ни о Сотнике, ни о Кудиме!»

В Фонде об этом и не догадывались…

— Ты вспомни! — Опер гнул свое. — Ведь наверняка еще вы встречались. У друзей, на службе! Колись! Сказал и, смотришь, домой пошел!

— Сам-то он как показывает, Шайба? Где? Я бы легче вспомнил!

—Шайба разное говорит, — хитрил опер скучно, без фантазии. — А нам точно знать надо! И с чего он вдруг из «Новых центурионов» ушел? Может, платили мало?

Туркмения только посмеивался:

—А вы бы у него спросили!

В камеру вернули к вечеру. Сосед лежал по-прежнему, отвернувшись к стене, беззвучно. Когда Туркмению ввели, не повернул головы. Только потянул носом, когда тот закурил. Конец дня прошел так же бездарно. Сокамерник молча лежал. Туркмения ходил взад-вперед. Менты из ДПЗ знали, кто он, для них он все еще оставался «своим», погоревшим на службе. Разговаривали в «волчок». Поздно вечером за сокамерником пришли. Вернулся он быстро. Просветлевший, преобразившийся. Обернулся к Туркмении:

—Сигарета найдется?

Туркмения догадался о том, что его отпускают.

—Сейчас нагонят! — Он весь светился. Провел пятерней по лицу, чтобы притушить свечение. — Я уже думал, иду по новой. Нет! Если что-то передать, я смогу…

В коридоре послышалось движение. К камере уже подходили. Сидевший вместе с ним сокамерник испытывал к нему такое же недоверие. Сейчас оно было преодолено. Туркмении представился случай сообщить о себе на волю.