Братство волка - Дэвид Фарланд

Сердце у Мирримы так заколотилось, что сестра Коннел наверняка должна была услышать этот стук.

В толпе внизу поднялся оглушительный шум и крик. Кое-кто приветствовал ее мужа, но большинство желало ему смерти. Рассерженные крестьяне кричали:

— Шут! Бастард! Сукин сын! Убийца короля!

Из ближайших палаток начали выбегать встревоженные люди, толпа выросла, и началось настоящее столпотворение.

«Теперь понятно, — подумала Миррима, — почему этот бой состоится здесь». Ее муж убил короля Сильварреста, убил его по приказу короля Ордина после битвы в Лонгмоте. Что с того, что король Сильварреста, отдавший Радж Ахтену дар ума, стал всего лишь пешкой в руках врага, но он был добрым королем, и народ его любил. В наказание Иом Сильварреста повелела мужу Мирримы совершить Акт Покаяния. Но Верховному Маршалу, видимо, этого показалось мало. Он хотел, чтобы сэр Боринсон заплатил за кровь кровью, и вызвал на поединок. Молодой король Габорн Вал Ордин его не одобрил бы. Он не позволил бы устроить на высокой арене бой Капитана с Рыцарем Справедливости. Поэтому они собрались биться здесь, в лагере мелких лордов, среди устроителей петушиных боев и загонщиков медведей.

— О Силы, — беспечно сказала сестра Коннел. — Только один мужчина, которого я хотела бы затащить в постель, и есть в этом королевстве, и надо же, он выходит на смертный бой!

Миррима, не веря своим ушам, оскорблено уставилась было на всадницу, но тут же сообразила, что сестра Коннел может и не знать о том, что сэр Боринсон — ее муж.

Тут на западный край поля выехал Боринсон. Он восседал на сером скакуне, в наручнях и наколенниках, с простым круглым щитом без гербов и надписей. Длинные рыжие волосы его рассыпались по спине, голубые глаза улыбались. Он смотрел на противника, оценивая крепость рук, рост и вес.

К нему подъехал рыцарь, одетый в цвета короля Сильварреста, и подал тяжелый боевой шлем.

Миррима испугалась не на шутку. И больше всего от того, что, собравшись выйти сражаться с Маршалом, муж не сказал ей ни слова!

Подъехали рыцари с копьями. Это были не ярко раскрашенные, полые внутри куски дерева. То были крепкие боевые копья из полированного ясеня, с железными кольцами и стальными наконечниками. Наконечники были вымазаны смолой, чтобы не скользили при ударе по щиту и доспехам, а пробивали насквозь. Каждое копье весило больше ста пятидесяти фунтов и в основании расширялось до восьми дюймов в диаметре. Пронзив человека, такое копье дробило кости и плоть, оставляя огромную зияющую рану, от которой никто уже не мог оправиться, даже те, кто имел дары жизнестойкости. Это было оружие для убийства. Копье Верховного Маршала было черное, выкрашенное в цвет, символизирующий месть. Копье Боринсона — красное, цвета невинно пролитой крови. К рукояти Боринсон привязал красный шелковый шарф Мирримы.

Зазвучала громкая музыка, возвещая начало боя.

— Мне пора идти, — внезапно ощутив дурноту, сказала Миррима. Она беспомощно огляделась в поисках тропинки. Крутой откос был усеян большими камнями, меж которых пробивались молодые дубки.

— Куда ты? — спросила сестра Коннел.

Миррима с тяжелым вздохом указала вниз:

— Туда. Это мой муж!

На лице сестры Коннел проступило изумление. Миррима уже решила было, что та — настоящий стоик, и казалась себе рядом с ней слабой и измученной после всего, что выпало ей пережить в тот день.

Она повернулась и бросилась бежать что было мочи вниз по крутому склону. К тому времени, когда она добралась до дороги на Даркинские холмы, народу вокруг ристалища стало еще больше.

Она пыталась пробиться сквозь толпу, но не могла пробить дорогу, пока рядом вдруг не появилась откуда-то сестра Коннел и не закричала, распихивая народ:

— Прочь с дороги!

Миррима посмотрела на нее с благодарностью. А сестра Коннел, извиняясь за бездумно брошенные слова, сказала просто:

— Я не знала, что он твой муж.

Когда им удалось подобраться к арене достаточно близко, чтобы что-то увидеть, лошади уже неслись навстречу друг другу.

То был не поединок для мальчиков, не двадцать пять выездов с копьем, где проигравший отделывается помятыми ребрами.

Толпа оглушительно ревела. Миррима заглянула в напряженные, полные ожидания лица своих соседей. Все они жаждали крови.

Оба бойца выбрали необычные позиции. Сэр Боринсон, приподнявшись на стременах, сильно отклонился вправо, на что способен только воин, имеющий не один дар силы. И вместо того, чтобы взять копье наперевес, он держал его над головой, с такой легкостью, словно это был дротик.

Верховный же Маршал низко пригнулся к шее своего черного скакуна, чтобы огромная фигура его не была такой отличной мишенью. Учитывая позицию Боринсона, копье он держал на отлете, в таком положении, какого Миррима прежде у бойцов не видела. Щита он не взял. Во второй руке у него был короткий меч.

Казалось, Боринсон собирается нанести удар сверху вниз, в щель забрала Верховного Маршала, а тот как будто целился Боринсону в подмышку, не защищенную броней.

Едва сойдясь на середине поля, противники пришли в неистовое движение.

Кони подлетели друг к другу. Всадники двигались так быстро, что глаз почти не успевал следить. Миррима увидела, как Боринсон привстал, потом пригнулся и повел щитом вниз, отбивая в сторону наконечник копья Скалбейна.

Одновременно смотреть на Скалбейна и на мужа она не могла, но все же заметила, что Скалбейн откачнулся влево, как будто даже спрыгнул на мгновение с коня, уворачиваясь от копья Боринсона, и вскочил обратно в седло.

Мирриме был слышен лязг оружия и доспехов. Вот кто-то вскрикнул от боли, публика разразилась приветственными восклицаниями, и громко затрубили рога. Боринсон с силой ударил щитом, Скалбейн взмахнул коротким мечом.

Блеснул металл, и в сторону отлетел шлем. Сэр Боринсон опрокинулся на спину своего коня.

Какое-то мгновение, казавшееся бесконечным, Миррима была уверена, что муж ее обезглавлен. Серебряный шлем, описав дугу, упал на землю, и с губ ее сорвался крик ужаса. В знак победы над противником музыканты громко затрубили в трубы, и толпа бурно взревела.

Мирриме стало дурно, и она схватилась за плечо сестры-всадницы Коннел.

Но тут же поняла, что упали оба — и оба живы!

Пытаясь расцепиться, они с криками барахтались в грязи, с невероятной быстротой нанося друг другу удары латными рукавицами.

Боринсон поднялся первым и отскочил назад. Двигался он легко, невзирая на тяжесть доспехов, ибо обладал семью дарами силы и был могуч, как восемь человек. По лицу его текла кровь. Публика принялась осыпать его насмешками.