Бог огня - Telly

— Как тебе это удается? С одной спички...

Он выпрямился, встряхнул кисть.

— Не знаю. — Подошел, опустил подбородок ей на колени. — В самом деле не знаю. — Помолчал. — А что касается компьютера... Когда я увидел на твоем мониторе, что в системном файле некорректно прописан саундбластер, я сразу подумал, что это странно. Все странно. Во-первых, уже тот факт, что муж сам ставил тебе эту программку, хотя дело выеденного яйца не стоит. Во-вторых, эта музыка тебе была ни к чему. В-третьих, такой грамотный компьютерщик, как он, просто по определению не мог допустить ошибку. Значит, он зарядил брак в твой компьютер намеренно.

— Зачем?

— Я могу лишь предполагать. Скорее всего, дело было так; ему нужно было на всякий случай спрятать какую-то информацию. Держать ее на бумаге — нереально. Держать на работе в сети — тоже неразумно: слишком многие имели к ней доступ в конторе, Да и извне сеть взломать нетрудно. Вот он и свалил информацию в твою старенькую машинку. И пометил ее — на всякий случай.

— Пометил? Как?

— Очевидно, он рассуждал так: если с ним паче чаянья что-то случится, ты до документов доберешься. При загрузке ты будешь постоянно натыкаться на предупреждение — раз, два, десять, сто. Но в сто первый раз ты поймешь: что-то здесь не так.

— И что, дальше?

Б. О. отыскал розетку, подключил компьютер к сети, поставил его на диван рядом с Басей.

— Ты сможешь оценить состояние системного файла?

— Да что ты, откуда... Это же сплошная абракадабра.

— Попробуй, попробуй.

На экране возникли символы, слова. Она наклонилась к встроенному в крышку чемоданчика монитору, опустила курсор — абзац улетел наверх, оголив пустое поле. Некоторое время оно стояло на мониторе, потом снизу вверх пополз текст. И еще один. И еще. Тексты шли один за другим, разматываясь из невидимого свитка.

— Это я снял из твоей машины, — заметил Б, О. — Точнее сказать, просто сдернул оттуда файл. Теперь его в твоем рабочем компьютере нет.

— Ты думаешь... — начала она и умолкла.

Огонь в камине набирал силу, его отблески выплескивались на стену, тепло волной шло по комнате, на потолке вяло шевелились тени, и так уютно было сидеть в тепле и слушать, как пляшет по крыше дождь.

— Да, — закончил ее мысль Б. О. — Твоей машинке просто повезло, они упустили ее из виду, — вставил он в рот сигарету, прикурил.

В каминной становилось жарко — она встала, распахнула окно, глубоко вдохнула настоянный на запахах ожившей зелени воздух и, чувствуя, как лицо опушает мелкая и летучая, как пудра, водяная пыль, все думала о том, что нечто важное осталось недосказанным, провисло, так и не найдя опоры, в какой-то его вскользь брошенной реплике.

Сквозняк быстро выдавил из комнаты избыточное тепло, Бася плотно притворила дверь, села рядом с Б. О. на пол, по-турецки скрестила ноги и тронула его за локоть:

— Ты сказал — ОНИ?..

Он посмотрел на нее сверху вниз, кашлянул в кулак и отвел глаза в сторону.

— Нет, ответь, — она теребила его за локоть. — Кто эти ОНИ?

Он осторожно отцепил ее руку, сполз со стула на пол, уселся напротив, зеркально воспроизводя ее турецкую позу, протянул раскрытые ладони. Она опустили в них свои.

— Держись крепче, — предупредил он, — а то упадешь, — подумал и добавил: — Хотя все равно будет больно.

— Ничего, — сказала она. — Переживу.

Некоторое время Б. О. глядел куда-то выше ее плеча.

— Ты прошлый раз жег здесь газету, — она кивком указала на жестяной поддон, оберегавший пол от искр, — и что-то бормотал себе под нос. Что?

— Твой дачный дом загорелся точно так же, как та избушка из картона под газетной крышей. Сразу с четырех сторон. Причем снизу. Так что непотушенная сигарета на сон грядущий тут ни при чем.

— Ты считаешь... Но эксперты не обнаружили никаких следов поджога. Ведь если это умышленно делается, то потом можно определить?

— Естественно. — Он покрутил головой, заметил на каминной полке наполовину сгоревшую свечу и кивнул: — Так! — Потом спросил: — Где вы пилили дрова?

— Дрова пилили? — наморщила она лоб. — Кажется, где-то здесь. Да, справа от крыльца.

Он вышел и через минуту вернулся с пригоршней опилок, ссыпал их горкой, вынул свечу из пустой бутылки, служившей подсвечником, осторожно установил ее на вершину мягкого холмика, чиркнул зажигалкой, поднес огонек к фитильку. Воск тихо плавился, опуская пламя все ниже, наконец оно вошло в мелко раскрошенное дерево, и опилки закурились легким дымком.

— Что это? — спросила она, не в силах оторвать взгляд от занявшегося костерка.

Он налил в чашку воды из чайника, плеснул на огонь.

— Это называется "поминальная свеча". Она не оставляет никаких следов. Совершенно никаких... Скорее всего, так и было. Четыре свечи зажглись в четырех углах дома.

— Ты уверен?

— На девяносто процентов. Если бы это дело попало мне в руки, я поступил бы именно так... — Он осекся на полуслове. — Служба охраны у Мити конечно же была?

— Да. Двое приходили с ним после работы. С утра встречали. Впрочем, не всегда.

— Ну, эти двое не проблема. Да будь их хоть двадцать... Народ у нас в этом смысле смекалистый, рано или поздно до твоего мужа добрались бы...

Он долго молчал, прежде чем решился развивать эту мысль дальше.

— Значит, его нельзя было просто так списать в расход. И знаешь почему, скорее всего?

Она ничего не ответила, язык присох к небу. Она вообще слабо понимала, о чем он тут рассуждает.

— А потому, — тихо продолжал он, — что менты мгновенно накрыли бы всю информацию. Там, в офисе, в его сети. Здесь, дома. Черт его знает еще где — повсюду. А так... Ну что ж, несчастный случай ввиду семейных неурядиц. Мало ли что бывает, особенно по пьянке. Лег, заснул с зажженной сигаретой...

Он достал из кармана пачку, вынул сигарету, пососал фильтр, но прикуривать не стал.

— Человек он был, если я правильно понимаю, в своих кругах заметный, с хорошей, устойчивой репутацией. Парень крепкий, к истерикам не склонный. На такого где сядешь, там и слезешь, так? Но у него было одно слабое место.

— Какое? — спросила она, не узнавая собственного голоса.

Пара глубоких затяжек. Он протянул руку, коснулся ладонью ее щеки:

— Ты.

Он рассказал. Все — начиная со своего визита в фирму, торгующую горнолыжным снаряжением. И добавил, что, пока она бегала в туалет, он задал Сереже один маленький вопрос.

— По поводу неожиданного возвращения Мити из командировки. Он, оказывается, был тогда в Женеве, на какой-то выставке информационных технологий, так?

Она кивнула.

— Сдернуть его оттуда могла только крайняя необходимость. Сережа долго вспоминал, что же это было, и вспомнил. Твой муж объяснил свое неожиданное появление каким-то факсом, который пришел из банка. Речь, кажется, шла то ли об открытии новых счетов, то ли о перерегистрации старых — дело, конечно, важное, но не настолько, чтобы очертя голову мчаться в Москву. Он вряд ли сорвался бы из Женевы, если бы этот факс был подписан человеком случайным. Ты догадываешься, чья там стояла подпись?

— Митя был ему как сын, — едва слышно произнесла она.

— Это же бизнес. А в нем не бывает родственных связей.

— Черт! — Она резко выпрямилась, села на диване. — Помнишь, что говорил Сережа? Ну, про ощущение неуюта? Мне кажется, теперь я знаю, откуда оно, — Она прикрыла глаза. — Да-да, там, на кладбище... Этот молодой человек был с Игнатием Петровичем, стоял чуть сзади. Меня холодный пот прошиб, когда я поймала его взгляд.

В камине звонко треснуло лопнувшее полено и выплюнуло раскаленное ядрышко головешки размером с перепелиное яйцо.

Огненный шарик, подскочив, прокатился по жестяному настилу, разматывая по своему следу нить голубоватого дымка, соскочил с поддона: Пробежав еще немного, замер неподалеку от края циновки, расстеленной на полу, и начал тлеть, линяя, постепенно превращаясь из рыжего ежа, ощетинившегося искрящимися иглами, в каплю голубоватой жидкости, охватывавшей пунцовое, ритмично пульсирующее ядро.

Прошло достаточно времени, но огонь жил, хотя дышал слабо, а его ядро, прежде пунцовое, раскаленное, источавшее жар, постепенно темнело, сжималось, и защитный голубоватый налет, окутывавший пунцовую магму, истончался...

Однако он жил, это Бася чувствовала, потому что от пола шел очень тонкий, едва различимый запах, знакомый с детства, когда кто-нибудь из мальчиков во дворе, выломав из ненужного ящика плоскую доску, клал ее на колени, доставал из кармана маленькое круглое волшебное стекло, и, плавно поводя рукой, втягивал в стекло, как в воронку, огромный, расплёсканный по двору солнечный свет, и приручал его, обращая в тонкую желтоватую нить, струившуюся из лупы, а на доске вдруг вспухало черное пятнышко ожога, рассеивавшее этот удивительно сладкий запах паленого дерева.