Дверь. Альбом - Мэри Робертс Райнхарт

в которых она обнаружила кожаные стельки, сделанные таким образом, чтобы поддерживать свод стопы. На первый взгляд, в них не было ничего необычного, но своими чувствительными пальцами Джуди уже что-то нащупала под одной из них и сейчас настойчиво пыталась ее отодрать.

— Бедняжка, у нее было сильное плоскостопие! — И с этими словами она отодрала, наконец, стельку.

Думаю, это была самая обычная стелька из тех, что предназначены для поддержания свода стопы, хотя я таких никогда еще не видела. С одного края у нее был кармашек, плотно набитый ватой.

Из этого-то кармашка Джуди и вытащила аккуратно свернутую полоску бумаги.

Кажется, мы обе дрожали, когда она, наконец, достала ее оттуда. Однако, не развернув, Джуди сразу же сунула находку за вырез платья и, найдя булавку, закрепила ее там. Эта последняя предосторожность была совсем не лишней, так как под платьем на ней обычно почти ничего не было.

— Сейчас не время проявлять любопытство, Элизабет Джейн, — проговорила она. — Надо поскорее убраться отсюда и отвязаться от Лили.

Мы закрыли дверь на ключ и спустились вниз. Кругом по-прежнему царила полная тишина. При виде нас мисс Сандерсон, выглядывавшая из своей двери, махнула, чтобы мы входили, но Джуди отрицательно покачала головой.

— Они там вымели все подчистую, но все равно большое вам спасибо. Вы были очень добры.

— Он не пытался войти к вам?

— Кто-то остановился прямо у двери, а затем прошел дальше. Кто это был?

— Мне не удалось его увидеть. Однако это был мужчина. Может быть, доктор, — добавила она с сомнением в голосе. — Но на всякий случай я решила вас предупредить. Вы не зайдете?

Она была явно разочарована, когда мы отказались. Бедняжке, очевидно, нередко приходилось проводить свои вечера в полном одиночестве, и она, конечно, очень хотела пообщаться с Джуди. Ведь это была Джуди Сомерс, фотографии которой часто появлялись в нью-йоркских вечерних газетах и даже на страницах самых модных журналов!

— У меня есть сэндвичи, — проговорила она.

— Благодарю, но нет. Я никогда не ем на ночь. Совершенно поникшая, Лили проводила нас до дверей.

— Если будут какие-то новости, я сразу дам вам знать.

— Да, пожалуйста. И позвольте поблагодарить вас еще раз. Вы были необычайно добры.

Она немного оживилась при этих словах, и когда, заворачивая за угол, мы увидели ее в последний раз, она выглядывала из-за полуприоткрытой двери, явно не желая возвращаться назад, к своим сэндвичам, которые так никто и не попробовал, своему одиночеству и бессонным ночам.

Автомобиль стоял на том же месте, за углом, где мы его и оставили, но только тогда, когда мы оказались в моей спальне и дверь была заперта на ключ, Джуди достала эту полоску бумаги. И тут оказалось, что мы ничего не можем понять в этой записке. На тонкой бумаге были аккуратно напечатанные слова: «Циферблат будильника. Пять часов справа. Семь часов слева. Нажать на шесть».

— Циферблат! — воскликнула Джуди. — Какого будильника? Я поняла только, что нечто находится где-то в будильнике. Но явно не в ее. У нее его не было. Похоже, мы там же, где и начали!

Что оказалось почти точной оценкой ситуации.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Я не знаю, когда именно Амос заметил, что из машины пропал коврик. В связи с болезнью Джима машиной никто не пользовался, и, должно быть, прошло дня два или даже больше, прежде чем он обнаружил пропажу. Не думаю, что он подозревал меня, хотя полной уверенности в этом у меня не было.

Но как-то на неделе он встретил Уолли и сказал ему об этом. Не понимаю, зачем ему это было нужно? Он, конечно, считал Джима отъявленным негодяем, по которому давно плачет веревка, но мы также знаем, что по-своему он был сильно к нему привязан. Может быть, Уолли просто вытянул у него это признание? У Уолли были свои проблемы, так что он вполне мог сам отправиться к Амосу.

Следствием этого, однако, был чрезвычайно неприятный разговор, состоявшийся у меня с Уолли через день или два после того, как Джуди обнаружила записку. Теперь-то я знаю, что он тогда был просто напуган, напуган до смерти и, следовательно, разгневан, как это нередко бывает с нервными людьми, когда ими владеет сильный страх.

Итак, он появился у меня поздно вечером в воскресенье, и вид у него был очень странный. Вначале я решила, что он напился.

— Ты не будешь возражать, если я запру дверь? — спросил он. — Мне надо тебе кое-что сказать. И ты не захочешь, чтобы об этом знали другие.

— Тогда я предпочла бы оставить ее открытой. Мне не нужны здесь больше секреты или сцены.

— Отлично! — гневно воскликнул он. — Я просто хотел оградить тебя от излишнего любопытства.

Тем не менее он все же плотно захлопнул дверь, после чего обернулся ко мне.

— Я должен кое-что выяснить. Нет, ну надо же! Из всех этих идиотских неприятностей… Короче, ты взяла коврик из машины Джима Блейка?

— А что случилось? Он что, пропал?

— Да, пропал. И ты, черт возьми, прекрасно это знаешь.

— Мне не нравится твой тон, Уолли.

Он постарался взять себя в руки.

— Извини, — пробормотал он. — Я просто очень взволнован. Да и кто не был бы на моем месте взволнован!? Я спрошу тебя по-другому. Итак, был ли коврик в машине в тот вечер, когда Амос отвозил тебя домой?

— Да.

— И ты оставила его там?

— А почему бы и нет?

— Это не ответ.

— Послушай, Уолли. Не пытайся давить на меня. Я совсем не обязана отвечать на твои вопросы. Если хочешь, можешь обратиться в полицию. И если они сочтут нужным прийти ко мне…

— О, Господи! Да я как раз и пытаюсь избежать этого. Но этот негр выбалтывает им все, что знает. Они еще вытащат это из него. Я только хочу знать, почему взяли этот коврик. Что на нем было? Почему было так важно, чтобы об этом ничего не узнали?

Я окинула его внимательным взглядом.

— Уолли, ты веришь тому, что эти преступления совершил Джим Блейк? Ты намекал на это, как и на то, что тебе известно, почему он это сделал.

— Да, мне казалось, я знаю, что могло его заставить пойти на это. Но убийство Флоренс Гюнтер… Нет, я не верю, что у него хватило бы на это мужества.

— Если, как ты считаешь, тебе известны мотивы преступления, ты должен рассказать об этом. Хотя бы мне. Я все