Ратоборцы - Влада Воронова

Дариэль ждёт ответа. Солгать ему невозможно, не бывает лжи в таких разговорах. Получить прощение действительно легче, чем дать — и в первую очередь себе. Вот тут и нужно искупительное деяние — прежде всего для самого Дариэля. Такова правда. Но одной правды мало. Нужна истина.

— Я знаю, чем обязана Славяну, — ответила Лаурин. — Если бы не он, мы с тобой никогда бы не встретились. Будь на его месте любой другой житель трёхстороннего мира, я сказала бы «только искупительное деяние». Но поскольку речь идёт о Славяне, я говорю «не знаю». Предсказать его поступки и мысли нам с тобой не под силу. Поэтому придётся сначала поговорить. А дальше пусть будет так, как решит он.

Дариэль кивнул. Взгляд у него серьёзный, сосредоточенный. Уши выпрямились, мочки развернулись к Лаурин.

— Я пойду к нему завтра вечером. Мне надо набраться храбрости. Но я пойду.

Он подошёл к Лаурин, крепко обнял и поцеловал.

В дверь постучали — решительно и властно, как никогда не стучат соседи и даже управляющий общежития.

Молчание затянулось.

— Передумали советоваться? — с интересом посмотрел на вампира человек.

— Не передумал, — решил повелитель и сказал: — Но сначала я хочу отблагодарить вас за прежний совет. И за поддержку.

Он подошёл к рабочему столу и достал из ящика совсем не тот подарок, который планировал раньше. Прежний — электронная записная книжка с Технички, с кучей каких-то интересных, но совершенно непонятных вампиру функций — так и остался лежать на столе, сейчас он был слишком ничтожен. Повелитель положил на столешницу перед Славяном короткую, по ключицам, широкую серебряную цепочку — тонкие как волос проволочки сплетались в «волчий шаг» — сложнейший орнамент, вампирское изобретение, вершину ювелирного искусства, самый мужской из всех мужских узоров.

— Не слишком ли дороговато для благодарности? — спокойно спросил Славян.

— Нет, Вячеслав Андреевич, — в тон ответил повелитель. — Только я могу решать, чем стали для меня ваши совет и поддержка. Я один. И больше никто. Пора повзрослеть, человек, и научиться принимать благодарность такой, какая она есть — без претензий на что-то иное. Или такой, какой её нет — тоже без претензий на что-то иное. Вы очень сильный людь, Вячеслав Андреевич, очень. И можете повлиять почти на всё. Но благодарность — одна из немногих вещей, которая совершенно не зависит от вас — только от других.

Усмешка человека повелителю не понравилась, а в сочетании с ментальной бурей — вдвойне. Ни чёрта не разберёшь, как глубоко в неё не ныряй. Вампир на мгновение прикрыл глаза, от мельтешения самых разнообразных и противоречивых образов закружилась голова.

— Вы правы, повелитель Доминик, но ваша правота годится только для правителя и ходочанина, для вампира и человека. То есть не имеет ни к вам, ни ко мне никакого отношения.

«Эрвин не прав, вслух его понять ничуть не легче», — растерянно подумал повелитель.

— Поясните, — попросил он.

— И совет, и поддержка были предназначены вовсе не вам, Доминику Феррану, повелителю общины Латирисы. Они принадлежат Эрвину и Франциску, моим друзьям. А помощь другу — и честь, и долг. За неё не благодарят. То, как Эрвин и Франциск распорядились полученным — целиком их решение. Их вина или заслуга. Они могли забыть о разговоре, посчитать его пустой трепотнёй. Могли рассказать о нём своему повелителю, то есть вам. Так что ваша благодарность не по адресу. — Славян поморщился, провёл рукой по лбу. — Поосторожнее, пожалуйста.

— Извините, — машинально пробормотал вампир. — Я не нарочно.

Совершенно не зная, что ему делать, повелитель залпом выпил остывший кофе.

— А подарок друга вы согласитесь принять? — неожиданно для себя спросил он. И сразу всё встало на свои места.

Славян надел цепочку. На изрядно поношенной тёмно-коричневой водолазке она должна была смотреться странно и нелепо, но у Славяна естественным было всё, даже такое сочетание.

— У тебя зеркало есть? — спросил он.

— За шкафом, — ответил вампир. Ощущение, что горло стянуто тугим шипастым ошейником исчезло, впервые за несколько дней он вздохнул легко и свободно.

— Какая красивая! — донеслось из-за шкафа. — И необычная. Вампирская?

— Национальный узор. Как у вас говорят — этника.

— Круто. — Вернувшийся Славян сиял не хуже цепочки. — Спасибо.

— Это оберег, — пояснил Доминик. — От телепатов, даже повелителей. Здесь тебе все доверяют, и кроме того, что не услышать просто нельзя — общий эмоциональный фон, настроение, ложь ты говоришь или правду — преднамеренно ничего просматривать не будут. Но твоя манера высказываться… Не думаю, что хоть один вампир удержится от подключения. Просто от растерянности. Ну и от оморочки оберег защитит — по теперешним временам не лишнее. На человеке он должен хорошо работать.

Славян снял цепочку и сунул в задний карман джинсов.

— А на такую дружбу ты согласишься?

Доминик опёрся локтями на колени, спрятал в ладони лицо.

— Ох, Славян, — пробормотал он невнятно. И повернулся к человеку: — Ты сам-то от своего понимания не устал?

— Я много от чего устал. В первую очередь — от собственного калечества. Понимание сродни инвалидности: льгот на три денье, проблем — на триста ливров.

— Зато ты знаешь, что слова «понять — значит простить» — бесстыдная ложь, выгодная только злотворителю.

— Да, — согласился Славян. — Можно понять фашизм или инквизицию, но простить — никогда. Если хочешь остаться людем, а не превратиться в нелюдя. Так что у тебя стряслось? — перевёл он разговор.

— Соколы. Орден не отомстил. Раньше их кара следовала сразу. С их точки зрения, большая часть общин — предатели. Или станут предателями, раз одна за другой заключают союз с их злейшим врагом. Твоя идея многим пришлась по вкусу. Если Соколы молчат, то затевают что-то особо мерзкое. И я догадываюсь, что. — Вампир выжидательно посмотрел на человека.

— Ну я бы дождался, когда вампиры завоюют доверие новых союзников, узнают хоть какие-то их тайны — на войне лишних разведданных не бывает, и предложил им, то есть вам, трёхсуточные таблетки от Жажды. Хотя бы четверть согласится перейти обратно к Соколам, со всеми ястребиными тайнами.

— Ты щедр, — с тяжёлой печалью ответил вампир. — Добр и великодушен. Но до неприличия доверчив — тебя будут часто предавать, и твоя знаменитая отстранённость не спасёт, учти. — И пояснил: — Соколы дадут всего лишь ещё одну трёхчасовую отсрочку. Но к ним уйдут все вампиры до единого. Мы все станем предателями. И я в том числе, одним из первых. И не надо так удивлённо хлопать глазами. Я повелитель, я обязан заботиться о благе общинников. Это вашим правителям можно с трибуны распинаться о любви к народу, и не делать для него ни хрена полезного! У вампиров не так. Любой общинник повинуется моему приказу безоговорочно. Любому приказу, Славян. Такая власть вашим правителям и не снилась. Да и ни чьим, кроме хелефайев разве что. Но ничего не даётся даром — заботиться о каждом из них как о собственном сыне я обязан. И даже больше, чем об Эрвине. Это как закон крови — неоспоримо. Связь на физиологическом уровне, как между едой и жизнью. Я говорю о вампирах, инородцев это не касается, они всегда могут послать меня вместе со всеми моими приказами по всем известному адресу, и время от времени посылают, но сама жизнь в общинах складывается так, что в серьёзных вопросах живляне подчиняются, как и вампиры. Именно поэтому ни один повелитель ни мыслями, ни чувствами не разделяет живлян и вампиров. — Повелитель судорожно вздохнул и сказал: — Славян, мы древний народ. Только четыре расы сохранили себя в тысячелетиях неизменными — гоблины, гномы, хелефайи и мы. Исчезла Ассирия, нет Земли Кемет, Рим, некогда центр четверти мира — заурядная столица заурядной страны. Забыты их языки, теперь они только статьи в энциклопедии. А мы — по-прежнему вампиры. Славян, за пять тысяч лет нас называли по-разному, благословляли и проклинали, заслуженно и незаслуженно. Только предателями не звали никогда. Теперь назовут.