Кубик 6 - Михаил Петрович Гаёхо

— Правильное слово «куботан», — заметил мастер Бе.

— Кабутон, я сказал. Тот, кто держал в руке кое-что посерьезнее деревянной палки, не будет называть эту штучку правильным словом. Так вот, — солдат опустился в кресло, оставшееся от Эф третьего, и расположился в нем, положив ногу на ногу, — мне кажется, что кто-то здесь носит чужое имя. Ка-Зэ-Эн-Че-И, короче говоря. И мне кажется даже, что здесь таких двое.

— Никто из сидящих здесь держателей долгой воли не держит чужого, — сказал Бе пятый, господин воли.

— Ибо каждый здесь сам назначает себе свою меру, — сказал Лю девятый.

— И у каждого здесь достаточно его долгой воли, чтобы чужое сделать своим, — сказал Лю четырнадцатый.

— Сделать своим еще до того, как оно могло бы назваться чужим, — уточнил Хо двенадцатый.

— Повернем вопрос простой стороной, — сказал солдат, — кто из вас здесь Аш первый, и кто Бе пятый?

— Ты не понял, — сказал Аш первый, господин воли. — Мы здесь ничего не собираемся никому объяснять, мы только предоставляем слово ценной в самой себе мысли, которая захотела быть высказанной.

— Мысли, высказанной нами, и нами же выслушанной, — сказал Бе пятый.

— Мысли, возникшей у одного из нас, здесь сидящих, и вернувшейся к другому сидящему, у которого она возникла прежде, — сказал Лю девятый.

— Мысли, передаваемой от одного из сидящих здесь к другому сидящему в той игре разума, в которую воля, в вечной полноте своей радости, играет сама с собою, — сказал Хо двенадцатый.

— А для вас и ваших имен этой мысли нет дела, — сказал Аш первый, — поэтому идите отсюда, пока ваше осталось вашим.

— Вы отказываетесь от спора имен? — удивился солдат.

— Я понимаю, что писаного закона на этот счет нет, — сказал мастер Бе, — но есть, как я представляю себе, традиция, есть обычай, от которого никто не уклоняется.

— Мы, сидящие здесь, не следуем традициям, традиции следуют нам, здесь сидящим, — сказал Лю четырнадцатый.

— Поверну вопрос простой стороной, — сказал Аш первый, господин воли. — Рыгал я на ваши традиции и на ваш обычай. Пять раз рыгал, не сходя с этого кресла.

— Точно пять, он не ошибся? — Солдат повернулся к мастеру.

— Я как-то не считал, — сказал мастер.

— Четверо из двенадцати! — вскричал господин воли. — Уберите отсюда двоих.

Люди охраны схватили мастера и солдата, одного повели, а другой хитрым приемом высвободился, вскочил на стол, пробежал по столу, спрыгнул, опрокинул кресло с сидевшим в нем Лю не важно каким, высадил креслом раму и выпрыгнул в окно на северной стороне зала.

74

Места заточения могут быть устроены по-разному.

Обычные варианты: клетка, камера, яма. Возможны комбинации: клетка внутри камеры или клетка, опущенная в яму. Теоретически существуют шесть комбинаций из двух элементов, но установить камеру в яме или внутри клетки вряд ли возможно, а выкапывать яму под клеткой или в камере нет смысла. Четвертый вариант (особый) — лабиринт. Бе пятый утверждал, что ему известен случай, когда именно лабиринт был построен как место заточения. Помещенный в лабиринт узник знает, что у него есть возможность выйти наружу, и поэтому все свое время блуждает по лабиринту в поисках выхода. Через какое-то время он теряет надежду, думает, что его обманули и выхода из лабиринта не существует. Потом он снова начинает поиски, хотя сомнения с этих пор его уже не оставляют.

— Но ведь когда-нибудь он может найти выход, — сказал Эф третий.

— Тогда он будет свободен, — сказал Бе пятый. — Но лабиринт большой, в нем можно блуждать годы. И как знать, когда какое-то количество этих лет пройдет, блуждание по лабиринту, может быть, станет единственно мыслимым образом жизни для узника, он забудет о том, что есть другой мир за известными ему пределами, и когда, наконец, увидит выход наружу, то отвернется в страхе и скроется в привычных ему коридорах.

— Это если он с самого начала был ненормальный, — заметил третий.

— Еду и питье для узника, — продолжал пятый, — служители оставляют рядом с ним в то время, когда он спит. Стены лабиринта не поднимаются до потолка. Они достаточно широки, чтобы служители могли ходить по ним и контролировать то, что внизу, хотя принято считать, что устройство совершенного лабиринта требует, чтобы не только сам узник не знал бы, где находится, но и никакой внешний наблюдатель не имел об этом представления.

— Мне кажется, что тот лабиринт, который ты описал, должен быть нереально большим, — усомнился третий. — За сутки человек, даже хилый, по-любому пройдет пятьдесят тысяч шагов. За год — миллионы шагов. Какой же длины нужно построить коридоры, даже если каждое место человек будет проходить по десять раз.

— А почему не сто? В реальности ситуация похожа на ту, которая возникает, когда человек заблудился в лесу. Рано или поздно он начинает ходить кругами.

— Стоящий человек найдет выход из лабиринта раньше, чем сойдет с ума, — с уверенностью произнес третий.

— Есть несколько способов найти выход из лабиринта, — сказал пятый, — но для этого нужно ставить пометки на стенах, а узнику, естественно, не дают взять с собой краску.

— Ну, положим, у всякого человека есть то, что дала ему природа, — кровь, например.

— Стены там такого бурого цвета, и освещение такое слабое, что кровь не оставляет следов, которые были бы заметны.

— Тогда… — Третий замешкался. Экскременты, фекалии, испражнения — какое слово лучше предложить ученому человеку? Все эти слова, собственно, были чужими для третьего — не его язык. Но естественным образом сказанное «говно» казалось грубоватым для обращения к ученому слуху. Люди стеснительные говорят «дерьмо» вместо грубого слова, но третий стеснительным не был.

— В крайнем случае, можно помечать коридоры своей собственной кучкой, — сказал он, наконец.

— Это был бы выход, — согласился пятый. — Но хозяева лабиринта запустили туда калоедов специально для этого случая — подберут все и вылижут.

— Не знаю, — третий огляделся вокруг, — к чему эти сложности. Чем недостаточна обычная камера или клетка?

— Трудно сказать. Перечень причин, по которым можно заточить человека, будет заведомо длиннее, чем перечень возможных мест заточения. Что там может