Мыши - Гордон Рис

29

Мы сложили пистолет и все другие находки из машины Пола Ханнигана в мусорные мешки и отнесли наверх. Если бы в тот момент нагрянула полиция, она бы обнаружила в гостевой комнате целый склад улик, тщательно отсортированных и готовых для передачи в суд. Прошло целых шесть дней, прежде чем мы наконец смогли избавиться от них.

И вовсе не потому, что мама презирала опасность — как раз наоборот. Она слишком серьезно относилась к этой проблеме, стремясь к тому, чтобы улики исчезли навсегда. Более того, она считала этот шаг самым важным в нашей смертельной игре с полицией, поэтому ужасно боялась допустить промашку. Она знала, что, если только полиция найдет эти мешки — а в них заляпанные кровью ночное белье, полотенца, окровавленный нож, — это подстегнет их к лихорадочным поискам убийц. Как охотничьи собаки, почуявшие след, они пустятся в погоню и обязательно отыщут свою добычу. В мусорных мешках было полно улик, каждая из которых привела бы их в коттедж Жимолость и к трупу, зарытому в розарии. Так что, пока мама мучительно принимала решение, мешки пылились в гостевой комнате, а запах крови с каждым днем становился все сильнее.

Поначалу мама склонялась к идее разбросать их по муниципальным мусоросборникам, что находились в нескольких милях от коттеджа Жимолость и на таком же расстоянии друг от друга. Тогда, как она сказала, полиция вряд ли сможет связать все восемь мешков воедино и установить их принадлежность.

Но по размышлении она решила, что этот план чересчур рискованный. «Слишком публичный», как она сказала. Кто-нибудь мог заметить, как она выбрасывает мешок, и потом описать ее внешность полиции. И даже если поблизости не оказалось бы свидетелей, ее могли бы зафиксировать камеры видеонаблюдения, которые, по словам мамы, сейчас были повсюду. Да, фотография ее лица могла получиться нечеткой, но уж номерной знак «эскорта» наверняка можно было бы прочесть, а уж по нему вычислить хозяйку не составит труда.

К тому же никто из нас не знал, что на самом деле происходит с мусором после его вывоза, — нам никогда и в голову не приходило задаваться подобными вопросами. Вполне возможно, что его перерабатывали или закапывали в землю, а может, топили где-то далеко в море, но маме не давала покоя мысль, что мешки окажутся на какой-нибудь свалке, где будут месяцами валяться под открытым небом. Достаточно было одному мешку лопнуть, и рабочий свалки непременно обратил бы внимание на окровавленные тряпки — напичканные невидимыми следами ДНК, — и тогда у полиции появилась бы та самая ниточка, которая неизбежно привела бы их к нам.

Я предложила разжечь большой костер в саду и все сжечь. Ночные сорочки, халаты, кухонные занавески, тренч — все могло бы обратиться в золу. Но мама почему-то не прониклась этой идеей. Начать с того, заметила она, что многие вещи попросту не сгорят дотла — резиновые сапоги, мобильный телефон, инструменты и конечно же пистолет, зловещий пистолет. Так что в лучшем случае костер решил бы половину проблемы. К тому же, как сказала мама, у нее не было никакого опыта разведения костров — поскольку это мужская привилегия, — и она опасалась, что огонь выйдет из-под контроля. Если бы пришлось вызывать пожарных, они бы быстро разобрались, что к чему. Но даже и без пожарных какой-нибудь сосед-фермер, завидев дым поблизости от своих угодий, мог заявиться к нам, чтобы выяснить обстановку. Он бы стал задавать вопросы, вмешиваться, учить, как правильно разжигать костер…

Мое следующее предложение сводилось к тому, чтобы сложить все в металлический кофр, что валялся у нас на чердаке, привязать к нему грузило и утопить в водохранилище в национальном парке Морсли, в восьмидесяти милях к северу. Удивительно, но и эта идея не заинтересовала маму. Я сказала, что, если ее не устраивает водохранилище, можно поехать на побережье и утопить кофр в море. «Дело не в этом, — ответила она. — Я просто не доверяю воде. Вода всегда рано или поздно выдает свои секреты».

Она произнесла это с такой убежденностью, что я подумала, будто у нее уже есть кое-какой опыт, но тут я вспомнила, что однажды ночью, когда мама не могла заснуть, она взяла почитать мою «Ребекку». Многое в моей маме было навеяно тем, что она читала в книгах. Может, это издержки культуры среднего класса? То, что людей формируют книги, а не собственно жизнь? Но возможно, мама изменилась в ту самую минуту, когда Пол Ханниган вломился в ее спальню. Кто знает, может, мы обе начали жить настоящей жизнью только после того, как на голову грабителя обрушилась разделочная доска?

Мама всерьез задумалась над идеей использования кислоты, но, так же как и костер, это было лишь частичное решение проблемы, поскольку даже самая едкая кислота не может растворить металлические инструменты или мраморную разделочную доску. Более того, кислота была крайне опасным продуктом, и одного лишь факта ее покупки в комплекте с защитными перчатками и фартуками было достаточно, для того, чтобы вызвать подозрения.

В конце концов мама решила зарыть все улики в огороде, на той самой грядке, которую мы собственноручно прокопали в лучшие времена. Нельзя сказать, чтобы она с энтузиазмом отнеслась к этой затее, но, по крайней мере, можно было убрать мешки из дома, да и в сравнении с другими вариантами риск разоблачения был наименьшим. Конечно, работа предстояла адская — мы должны были выкопать огромную яму, чтобы уместить в ней содержимое восьми мешков, — но сделать это нужно было обязательно.

Мама решила, что самые громоздкие предметы придется распилить, чтобы легче было закапывать. И вот как-то вечером, когда она вернулась с работы, мы отнесли швабру, ведро и пластиковый таз в один из сараев, который мистер Дженкинс оборудовал флуоресцентными лампами и где мама держала свой нехитрый инструмент. Мы распилили палку швабры на бруски, и после фарсовой клоунады в стиле Лорела и Харди — чудо, что наши пальцы остались целы, — нам удалось распилить литое пластиковое ведро. После таких мук перспектива проделать то же самое с тазом казалась утопией.

Когда мама достала из кармана мобильник Пола Ханнигана, у меня учащенно забилось сердце: я знала, что он лежал в том же мешке, что и бумажник. Но я быстро взяла себя в руки: она не заглядывала в бумажник, так откуда же ей знать, что из него пропало водительское удостоверение.

Конечно, она ничего не заподозрила и даже не взглянула в мою сторону, когда оставила мобильник на скамейке и принялась рыться в ящике с инструментами в поисках молотка. Ее беспокоило то, что полиция все-таки может отследить мобильник, даже если он выключен, и она настояла на том, чтобы разбить его вдребезги, «на всякий случай». Она положила мобильник на бетонный пол, встала на колени и, со странной гримасой на вспотевшем лице, в которой смешались ликование разрушителя и болезненное отвращение, раскрошила телефонный аппарат. Вспоминая другие удары в ее исполнении, я смущенно отвернулась, уставившись в затянутые паутиной углы сарая.

Но мы так и не закопали мешки в огороде. В тот вечер, когда мы настроились сделать это, мама вернулась с работы, вдохновленная совершенно новым планом действий.

30

В тот день мама встречалась с клиентом, чей двенадцатилетний сын пострадал во время школьной фотосъемки. Скамейка, на которой он стоял в одном из рядов, обрушилась, и, хотя он всего лишь упал на четвереньки, приземление оказалось неудачным, с серьезным переломом левой щиколотки.

Пока мама в обеденный перерыв просматривала медицинское заключение, ей вспомнилось другое дело, которое она вела вскоре после прихода в «Эверсонз». Тогда, тоже при падении, сломал левую щиколотку двенадцатилетний мальчик, но она никак не могла вспомнить ни имя того мальчика, ни обстоятельства инцидента. Ей захотелось порыться в старом деле, чтобы сравнить прогнозы врачей и уточнить сумму иска, но она знала, что в архиве «Эверсонз» уже не найти следов.

И лишь позже, получая инструкции от нового клиента, она все вспомнила. Пью. Томас Пью. Улыбчивый пухлый мальчик со светлой челкой. Он отдыхал с родителями в кемпинге в национальном парке Морсли и ранним утром, пока родители еще спали, решил исследовать окрестности вместе с младшим братом. В лесу они наткнулись на какие-то деревянные конструкции, которые приняли за полосу препятствий, и стали носиться между ними, гоняясь друг за другом, когда Томас вдруг как сквозь землю провалился. Первой мыслью маленького братика было то, что Томаса сразило каким-то смертоносным лучом. На самом же деле мальчик упал в одну из заброшенных медных шахт, которыми пронизаны горы заповедника. Деревянные конструкции как раз и были остатками наземных строений шахты.

И в тот момент маму осенило: заброшенные шахты и есть идеальное место, куда можно выбросить наш криминальный мусор.