Дождь в пустыне - Элизабет Лоуэлл

— Разговор не о мужчинах. Мы говорим о Бет. Ее желание понравиться Джеку столь же невинно и естественно, как дыхание. И если ты попытаешься помешать ей, то сломаешь ей жизнь.

— Именно этого я и хочу избежать, и ты это знаешь.

— Да, но ты избрал неверный путь. Бет — открытая, чистая, любящая и очень упрямая личность. И доказать ей, каким должен быть идеал женщины, ты можешь только любовью.

— Я и пытаюсь, — уже более миролюбиво произнес Линк.

— Заставляя ее заплетать косички?

— Не позволяя ей становиться похожей на ее мать.

— Ты не слушаешь меня? Я уже говорила. Бет совсем не такая, как ее мать!

— Тогда зачем ты пытаешься сделать ее похожей на нее? — снова взвился Линк. — Любой достойный мужчина и так может разглядеть в Бет незаурядную личность.

— Если Бет для него важнее всего.

— Что?

— Много ты обращаешь внимания на хороших, добрых, но не слишком красивых женщин? — вкрадчиво спросила Холли. — Помимо меня, конечно.

Линк молчал. Ему нечего было сказать, и они оба это понимали.

Холли зло рассмеялась.

— А есть такие, как Син. На этой девице килограммы косметики. Почему ей позволительно быть красивой, а нам с Бет нет?

— Син может краситься, носить обтягивающую одежду и отираться возле мужчин сколько ей вздумается потому, что она… игрушка. Ни один взрослый мужчина не влюбится в игрушку, как бы красиво она ни была упакована. Поэтому, — прищурив глаза и улыбаясь, произнес он, — отчего бы не получить удовольствия от яркой обертки?

— Мне понятен ход твоих мыслей, — пробормотала Холли. — Иметь некрасивую жену слишком скучно, и поэтому время от времени хочется развернуть какую-нибудь симпатичную игрушечку.

— Я совсем не это имел в виду!

Линк быстро пересек комнату и взял Холли за руку, будто опасался, что она тоже убежит от него.

— Ты очень симпатичная, Холли.

— Я знаю, — спокойно ответила она. — Но неужели ты всерьез думаешь, что я так же красиво упакована, как Син?

— А тебе и не надо, — резко ответил он. — Жены и без того имеют на своих мужей достаточное влияние.

Линк властно и вместе с тем осторожно положил руку на живот Холли.

— Как ты думаешь, что происходит с мужчиной, когда он знает, что однажды внутри его женщины затеплится еще одна жизнь?

Холли вздрогнула и едва слышно прошептала его имя.

— Как ты думаешь, что творится в душе мужчины, когда женщина готова рискнуть ради него собственной жизнью? — продолжал Линк. — И наконец, что, ты думаешь, чувствует мужчина, когда засыпает со вкусом губ любимой на устах и просыпается, видя ее сонную улыбку? Рядом с такими вещами красота выглядит жалкой и ненужной.

— Физическая красота не имеет к этому никакого отношения, — отчаянно произнесла Холли. — Она не провоцирует такие события и не мешает им. Все происходит само по себе.

— Ты ошибаешься, — категорично заявил Линк. — Я знаю о красивых стервах гораздо больше тебя.

— Слова «красивая» и «стерва» не означают одно и то же!

Линк подошел к шкафу, выдвинул ящик, извлек из него фотографию в рамке и снова вернулся к Холли.

— Взгляни, — сказал он, протягивая ей фото. — Это моя мать.

Холли внимательно посмотрела на снимок.

С фотографии смотрела ослепительной красоты женщина.

Сияющая упругая кожа придавала лицу изысканную утонченность. Длинные густые волосы каштановым водопадом струились вдоль плеч, обрамляя идеально правильное лицо с большими глазами нефритового цвета. Соблазнительный изгиб полных губ обещал одарить то ли улыбкой, то ли поцелуем. В этой женщине было нечто притягательное, манящее. Какой-то неуловимый намек на сексуальность, заставлявший распаляться мужское воображение.

— Она… самая потрясающая женщина, которую я когда-либо видела, — наконец произнесла Холли.

— Да. — Линк горько усмехнулся. — Мать родила меня спустя пять месяцев после свадьбы. В то время отец был крупным агентом в Голливуде, а она — моделью, стремившейся стать звездой.

— И это понятно. Она очень фотогенична. Линк мрачно сжал губы.

— В Голливуде не особенно нуждались в беременных старлетках, — сказал он, — из этого следует, что я появился на свет случайно. Мне было чуть больше месяца, когда умер мой дед, оставив отцу ранчо.

Холли внимательно посмотрела на Линка. Он был очень похож на мать. То же притягательное обаяние, тот же разрез глаз.

— Отец был счастлив вернуться на ранчо, — продолжал Линк. — Ему никогда не нравилась работа агента, но они с дедом всегда плохо ладили друг с другом, и отцу пришлось покинуть дом.

— А твоя мать?

— Она не хотела переезжать. В моих детских воспоминаниях они постоянно спорили, сравнивая долину Гарнер с Голливудом.

Линк запустил руку в густые волосы, такие же каштановые и блестящие, как у матери. Даже его глаза были сейчас точь-в-точь как у нее — такие же волнующие.

— Когда мне исполнилось три года, мать вернулась в модельный бизнес. Так по крайней мере она это называла. Полагаю, время от времени она все же рекламировала кое-какую одежду. Отец принципиально не покупал ничего из тех вещей.

У Холли дрогнуло сердце, когда она уловила в голосе Линка боль.

— Налоги за унаследованное имущество практически задушили его. Ему удалось сохранить только ранчо. Он работал. Боже, как он работал! От рассвета до заката, не покладая рук.

— Им, наверное, приходилось трудно, — нерешительно сказала Холли.

— Но только не ей. Она отправилась в Палм-Спрингс. Ей не хватало денег на няню, и поэтому она постоянно таскала меня с собой по так называемым заданиям модельных агентств.

Холли сглотнула подступивший к горлу ком. Презрение, сквозившее в его голосе, казалось, прожгло бы даже металл.

— Не помню, сколько мне было лет, когда я впервые осознал, что мама занимается в комнатах мотелей вовсе не демонстрированием одежды.

С тех пор я провел множество часов, сидя в запертых на ключ машинах на стоянках различных мотелей.

На глаза Холли навернулись слезы, но она не проронила ни слова, понимая, что никогда не услышит окончания этой истории, если сейчас прервет его рассказ.

— Мне было семь, когда она закрыла меня в очередной раз.

Его глаза смотрели сквозь Холли, сосредоточившись на картинках прошлого, слишком мучительного, чтобы помнить о нем, и слишком жестокого, чтобы забыть.

— В машине было жарко. Боже, как было жарко! А я все ждал и ждал ее возвращения, пока меня не сморил сон. Когда я проснулся, было уже темно и холодно, я весь продрог.

«Семь лет, — содрогнулась Холли. — Такой крошка, один, запертый в машине посреди пустыни. Он мог погибнуть».

— Я ждал, — продолжал Линк. — Она не появлялась. Мне хотелось выбраться из машины, но я знал, что моя красивая мать устроит мне за это нагоняй.