Сборник 'ИЗБРАННОЕ' - Теодор Гамильтон Старджон

– А почему близнецы не едят с нами?

– Мириам заботится о них, моя дорогая, – отвечает ей мисс Кью.

Джейни посмотрела на нее вот такими глазами.

– Я это знаю. Пусть они едят с нами, и я позабочусь о них.

Рот мисс Кью опять выпрямился в ниточку, и она сказала:

– Джейн, это просто маленькие цветные девчонки. Ешь спокойно.

Однако эти слова ничего не объяснили ни мне, ни Джейни, и я сказал:

– Я хочу, чтобы они ели с нами. Дин велел нам держаться вместе.

– Но вы же и держитесь вместе, – говорит тогда она, то есть мисс Кью. – Все мы живем в одном доме, едим одно и то же. Давайте не будем развивать эту тему дальше.

Я посмотрел на Джейни. Она на меня, после чего сказала:

– Но почему нам нельзя жить и есть вместе, прямо здесь?

Мисс Кью положила вилку и жестко так посмотрела на нас.

– Я все уже объяснила вам, и сказала, что никаких дальнейших обсуждений не будет.

Ну вот еще новости, подумал я, запрокинул голову и завопил: – Бони! Бини!

И они сразу – бинг – оказались в столовой.

Тут и началось. Мисс Кью немедленно приказала им уйти, они уходить не хотели, явилась запыхавшаяся Мириам с их одеждой, стала их ловить, но, конечно же, не поймала, после чего мисс Кью начала кудахтать на всех по-гусиному, и на меня в том числе. Она заявила, что это уж слишком. Следующую неделю ей жилось не просто, но и нам тоже. Так что мисс Кью приказала нам убираться восвояси.

Я пошел за Малышом, забрал его и вышел из дома, Джейни и близнецы присоединились ко мне. Мисс Кью дождалась того момента, когда за нами захлопнулась дверь, после чего бросилась вслед за нами, обогнала и стала передо мной, заставив меня остановиться. Так что остановились и все остальные.

– Так вот как вы исполняете пожелания Дина? – спросила она.

И я сказал ей: так. Она ответила, что, по ее мнению, Дин хотел, чтобы мы оставались у нее. И я сказал:

– Да, но более того он хотел, чтобы мы держались вместе.

Тут она сказала, мол, возвращайтесь, нам надо поговорить. Джейни спросила у Малыша, что он думает по такому поводу. И Малыш сказал ей о’кей, так что все мы вернулись. После чего пришли к компромиссу. Больше мы не обедали в столовой. Сбоку было еще такое крыльцо, что-то вроде веранды с застекленными окнами, откуда одна дверь шла на кухню, а другая в столовую, где все мы и ели, а мисс Кью обедала в одиночестве. Однако из всего этого дурацкого скандала получилась забавная штука.

– А именно? – спросил меня Стерн.

Я усмехнулся.

– Нас развеселила Мириам. Внешне она относилась к нам точно так же, как и всегда, однако вышло, что она стала совать нам между завтраком и обедом всякие печеньки. Знаете ли, мне пришлось потратить не один год на то, чтобы понять причину. Я это серьезно. Судя по тому, что мне удалось узнать о людях, существуют две армии, сражающиеся по поводу расы. Одна борется за то, чтобы расы держались порознь, другая, наоборот, за то, чтобы все были вместе. Только не понимаю, почему обе партии так озабочены этим вопросом. Почему нельзя просто забыть его?

– Они не могут этого сделать. Понимаешь ли, Джерри, людям всегда необходимо видеть в себе что-то высшее. Ты, Дин и ребята были чрезвычайно близки друг с другом. Разве вам иногда не казалось, что вы в чем-то лучше всех остальных людей?

– Лучше? Но в чем мы могли оказаться лучше других?

– Если не лучше, то, должно быть, не такими, как все.

– Что ж, наверно, действительно так, однако мы не думали об этом. Мы были непохожими, это да, но чтобы лучшими… точно нет.

– Вы – случай особый, – проговорил Стерн. – Но теперь продолжай, расскажи мне о другой вашей беде, о том, что у вас вышло с Малышом.

– Значит, так. Ну это случилось через пару месяцев после того, как мы перебрались к мисс Кью. Все уже вроде бы начинало улаживаться. Мы уже усвоили все эти «да, мэм, нет, мэм», и она начала донимать нас учением – каждый день по утрам, пять дней в неделю. Джейни давно уже перестала заботиться о Малыше, а близнята шастали где хотели. Вот была забава! Они то и дело перепрыгивали с места на место, прямо перед глазами мисс Кью, а она словно бы не замечала этого. Только все время расстраивалась, что они то и дело оказывались голышом. Потом они прекратили это, и ей оставалось только радоваться. Было чему: она ведь давно никого не видела – целые годы. Даже счетчики вывела наружу, чтобы никто не входил в дом. А с нами начала оживать. Подумать только, скинула свои старомодные тряпки и сделалась похожей на женщину. Иногда даже ела с нами.

И вот однажды я проснулся со странным чувством. Словно бы у меня что-то украли, пока я спал. Через окошко я перелез по карнизу в комнату Джейни, чего мне делать не разрешалось, и разбудил ее. До сих пор помню ее глаза. Сперва такие щелочки со сна, а потом хлоп – и глазища. Она сразу поняла, в чем дело.

– Нет Малыша!

Тут нам стало не до того – спят в доме или нет. Из ее комнаты мы бросились в дальний конец коридора, где в крошечном закутке обитал Малыш. Не поверишь! Хорошенькая колыбель, белый шкаф с выдвижными ящиками, погремушки и всякая чепуха – все исчезло. Вместо них водворился письменный стол. Ну как если бы Малыша не было там вообще.

Мы не перемолвились и словом. Просто развернулись – и в спальню мисс Кью. Я был там только раз, а Джейни немногим чаще. Но можно нам входить, нельзя ли – теперь было безразлично. Мисс Кью еще лежала в постели. Волосы ее были заплетены в косу. Она проснулась, едва мы открыли дверь, и принялась отодвигаться от нас, пока вплотную не уткнулась в спинку кровати. И тогда холодно так поглядела на нас.

– Что это все значит? – пожелала она узнать.

– Где Малыш?! – завопил я.

– Джерард, – говорит она тогда, – кричать нет необходимости.

Даже Джейни, всегда такая спокойная, сказала совершенно уж грозным тоном: «Отвечайте нам, где он, мисс Кью». От такого тона я и сам бы в штаны напустил.

И тут вдруг мисс Кью забывает про всякую каменную невозмутимость и протягивает нам руки.

– Дети, – говорит она, – я прошу прощения. В самом деле, прошу. Но,