Леди Джейн - Игорь Дорогобед
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В общем, признаюсь, хоть и долг мой был огромен, собственная участь не слишком заботила меня. Более всего печалила иное: совершив грех и поставив себя в затруднительное положение пред людьми, я ничем не помогла Мартину и уже ничего не смогу сделать для него.
Расставаясь, сэр Джемфри неожиданно сказал мне: «Я прошу вас, мисс Пиил, ничего не предпринимать до следующего дня шестого. Все решится само». Слова его показались мне странными. Здешняя вера, сколь я могу судить не предполагает всеобщей надежды на милость богов. И пропустила их мимо ушей, забыв при этом иное правило существования в Ночи: здесь редко что-либо говорят просто так.
К Стентону я отправилась, не откладывая, на следующий день, вновь прибегнув к несложной лжи. Сэр Генри, удовлетворенный моим видимым послушанием, не считал нужным углубляться в причину моего внезапного визита к одному из предполагаемых женихов. Благо что подобного посещения не требовалось особого приглашения: Чарльз воспринимаося всеми как родственник и, похоже, по-своему дорожил этим отношением к нему.
Моему приезду он нисколько не удивился. «Я ждал вас, Олуэн», – Стентон нередко называл меня по имени и в этом не было ничего личного; просто он был дружен с моими родителями и помнил меня еще девочкой. – «И рад, что со своей бедой вы пришли ко мне».
Я молча смотрела на него, не решаясь, а, может быть, и не желая задать вертящийся на языке вопрос. «Сэр Джемфри ничего не рассказывал мне», – тем не менее, ответил Стентон, – «Вчера ко мне заезжали два игрока, которые были в Ринге до последней игры».
И я вновь промолчала и все же получила ответ на невысказанный вопрос. «Он тоже проиграл, Олуэн. Он доигрался», – в голосе Чарльза не было ни малейшей тени злорадства, лишь спокойное утверждение чего-то, не подлежащего сомнению.
«Сколько и кому вы задолжали?» – быстро спросил он; подобная прямолинейность была в его характере.
«500 талеров баронессе Моргентау», – про себя я уже решила, что половину своего долга отдам сама без чьей-либо помощи.
«Мисс Мокридж?» – неодобрительно переспросил Стентон и это было единственное порицание, какое услышала я от него в ту нашу встречу. – «Уж лучше бы вы задолжали самой Игре».
«Хорошо», – продолжал он, – «вы получите 500 талеров. Ни процентов, ни возвращения долга я не требую. Но у меня есть одно условие».
Что ж, ничего иного я и не ожидала. В конце концов выйти замуж за человека уже готового предать свою веру было далеко не самым страшным наказанием за мое прегрешение. Однако Чарльз произнес иное.
«Я должен знать», – голос его был ровен, как всегда, лишь слово «должен» проговорил он с некоторым нажимом, – «на какое желание вы играли».
Ошеломленная столь нежданным требованием не знала я, что ответить ему.
«Решайтесь, Олуэн», – настаивал Стентон. – «Игра сделана, и теперь вы можете произнести это вслух. Вы ведь знаете: повторно сыграть на то же желание – невозможно».
Правота его суждений казалась несомненной. И еще, поймите меня, как бы искренне не раскаивалась в грехе своем, неожиданная возможность понести чисто символическое наказание соблазняла меня. К тому же, думала я, моя откровенность не повредит никому.
И я призналась Стентону, как сейчас признаюсь вам: «Я хотела, чтобы Мартин Кеплен никогда больше не участвовал в Игре».
Лицо Чарльза не дрогнуло: «Благодарю вас, Олуэн. Более вы мне ничего не должны. Деньги получите в пятницу. Мисс Мокридж терпелива и до дня шестого не побеспокоит вас».
Домой я вернулась успокоенной. Чарльз во всем подражал жителям Найта, и я не сомневалась: свое обещание исполнит он в точности. Косвенное подтверждение этому я получила буквально на следующий день: Стентон ненадолго заехал к дяде с несколько неожиданным предложением посетить в ближайшую пятницу замок ее светлости. На самом деле ничего чрезвычайного в его предложении не было, однако Чарльз, как всегда, преподнес слова свои с особой значительностью и все выглядело так, словно в замок герцогини мы попадем исключительно благодаря его высоким связям. Мне же он мимолетно бросил два слова: все там.
17
Вы, наверное, заметили, что резиденция герцогини Найтской совершенно непохожа на столицу нашей королевы. Ее светлость не держит пышного двора и многочисленного штата придворных, не устраивает пышных праздненств и прочих увеселений. Сам город, который мог бы считаться столицей герцогства находится на значительном удалении от замка ее светлости, и, сколько мне известно, леди Джейн не часто навещает его. Ближайшие советники государыни также живут каждый в своем замке отнюдь не ежедневно являются к своей госпоже. Среди наших соотечественников ходят слухи, что ее светлость общается с ними при помощи магии, но пред лицом Господина Небесного, назвавшего ложь человеческой слабостью греховной, я не могу ни опровергнуть, ни подтвердить этого мнения.
Понять, зачем Стентон затеял эту поездку, я даже не пыталась, поскольку давно уж твердо усвоила, что проникнуть в суть его планов – дело безнадежное и любое, вроде бы разумное объяснение, в итоге оказывалось неверным. Я просто предположила, что баронесса Моргентау тоже приедет в замок ее светлости. Или же я сама навещу ее на следующий день.
В общем я ожидала пятницы без особого беспокойства. До меня дошли отзвуки громкого объяснения между сэром Генри и Мартином, но поскольку после него дядя выглядел вполне умиротворенным, я не предала их размолвке особого значения.
В замок ее светлости мы приехали примерно два часа пополудни (кажется, столько пробили часы на башне у главных ворот). В отстуствие хозяйки нас приняла леди Энн. Вчера я впервые увидела ее. Вернее сказать, впервые увидела ее взрослой. И (как я скажу это вам?) была поражена ее сходством с королевой Елизаветой (я однаджы видела государыню, когда она проезжала через наши края). Нет, лицом своим леди Энн безусловно имеет сходство с ее светлостью. Но взгляд, жесты и походка. И даже ее известная кротость поведения казалась (уж простите мне сию неуместную смелость суждений) равною гордыне греховной.
Она распорядилась приготовить нам покои и произнесла несколько ласково-ободряющих слов. И глядя, как тают в лучах ее милости, мои спутники, терзалась я сомнением страшным: кто же из нас слеп? Ибо в ласковых словах леди Энн слышалось мне всего лишь высокомерное снисхождение высшего к низшим. Не смею упрекать ее в том. Хоть мы и единой веры, но ранг ее земной высок. А всевидящий заповедовал нам покорствовать стоящим выше.
