Замок Менфрея - Виктория Холт

— А меня нет.

— Ты вообще не способна ничем увлечься.

— Может быть. Разве что твоей игрой. Позволь мне посмотреть твою Джульетту.

— Прекрати.

— Прекращу, когда ты мне скажешь, как далеко все это зашло.

— И оставь этот тон. Ты говоришь так, словно ты — хозяйка дома, которая обнаружила, что ее муж целуется с горничной.

— Итак, ты уже с кем-то целовалась?

— Ну правда, Хэрриет!

— Как насчет Бенедикта? Хороший повод «перебеситься», как ты это называешь?

— Я нахожу его интересным, вот и все.

— А знает ли Хэрри, насколько интересным ты его находишь?

— Перестань! Лучше бы ты не приезжала.

— Может, мне лучше уехать?

— Не будь такой дурой. Как ты уедешь теперь?

— Но, Гвеннан, я очень волнуюсь. Ты уже не школьница; ты — молодая леди, которая выходит замуж. Ты подумала о Хэрри?

— Я буду думать о Хэрри всю оставшуюся жизнь. Я хочу иметь возможность подумать о ком-то другом… в последний раз.

— Да, вот — слова невесты! — воскликнула я. — Гвеннан, пора стать взрослой.

— И это говоришь мне ты! Ты…девчонка! Что ты знаешь о жизни? Только то, что прочитала в книгах.

— Возможно, из книг можно узнать о жизни больше, чем за кулисами третьесортной театральной труппы.

— Прекрати.

— Ты начинаешь повторяться.

— А ты…ты невыносима.

Я поднялась, чтобы уйти, но Гвеннан схватила меня за руку:

— Послушай, Хэрриет. Труппа уезжает за неделю до моей свадьбы. Тогда всему этому придет конец.

— Мне это не нравится.

— Ну, разумеется, мадам Чистюля.

— Я только надеюсь…

— Лгунья. Ты надеешься только на то, что Бевил влюбится в тебя и на тебе женится.

Я повернулась к дверям, однако Гвеннан не позволила мне уйти.

— Мы видим друг друга насквозь, Хэрриет. И есть еще одна вещь, которую мы знаем. Всегда, в любой беде, мы будем держаться вместе.

И это была правда.

На следующий день мы с Гвеннан отправились в лодке на остров. Дом немного подремонтировали, и я подумала, что это — то, что мой отец успел сделать перед смертью, однако старая мебель из Менфреи все еще оставалась на местах.

— Это тебе ничего не напоминает? — осведомилась Гвеннан.

Она могла и не спрашивать. Много лет я не могла видеть этот остров без того, чтобы в памяти моей не выплывала ночь, проведенная здесь, и тот страх, который я испытала, когда услышала внизу голос Бевила. Я тогда была слишком невинна, чтобы понять, зачем Бевил привез сюда ту девушку; но ныне конечно же я знала, что это была очередная из бесконечной череды интрижек, наполнявших его жизнь.

Я почувствовала какую-то непонятную тоску при мысли о Хэрри, который любил Гвеннан; и о Гвеннан, которая накануне свадьбы позволила себе увлечься Бенедиктом Беллэйрсом. Я подумала и о Бевиле, который, подобно своему отцу и большинству Менфреев, похоже, полагал, что порхать от дамы к даме подобно шмелю, чье назначение — опылять цветы, — нечто совершенно естественное.

Лодка обогнула остров, и мы вышли на берег.

— Забавно, — заявила Гвеннан, — теперь он — твой. Этот маленький кусочек земли навеки потерян для Менфреев. Это похоже на то, как море постепенно вторгается на сушу. Хотя здесь скорее суша, восставшая из океана. Она послужит нам упреком всякий раз, как мы будем смотреть на море. Какие-нибудь будущие Менфреи станут качать головами и говорить: «Сэр Энделион потерял остров. Черный час для Менфреи». Если, конечно, он не вернется к семье через брачный союз.

— Может быть, — предположила я, — брак дочери с богатым человеком позволит выкупить остров обратно?

— Не так легко вырвать землю Менфреев у тех, кто ее приобрел. Деньги — это еще не все.

— Давай посмотрим дом.

Я отперла дверь.

— Очень показательно, — сказала Гвеннан. — В наши дни дверей никогда не запирали. Какая-то в державе датской гниль.

— Ну, на самом деле гнили здесь меньше, чем когда дом принадлежал вам.

— Он выглядит почти пристойно. Интересно, как к этому относятся привидения.

— А что, их тут много?

— Думаю, да. Но может быть, перед чужаками они появляться не станут. Корнуолльские призраки очень щепетильны.

Гвениан держалась как-то слишком уж легкомысленно. Я даже подумала: не пытается ли она скрыть страх?

Мы принялись бродить по дому среди пропыленной мебели. Я покинула Гвеннан и в одиночестве поднялась в спальню, где меня нашел Бевил. Я почти воочию видела его: как он поднимает пыльную занавеску и встречает мой взгляд. Бевил, в котором я так сильно нуждалась… сейчас!

— Я никогда не захочу здесь жить, — сказала я. — Лучшее, что тут есть, — это вид из окна.

— Море — до самого горизонта.

— Нет, я имею в виду — в другую сторону. То окно, которое смотрит на Менфрею.

Гвеннан понимающе улыбнулась мне:

— Я знаю, ты любишь наш старый замок так же, как и мы.

На острове мы пробыли недолго и вернулись в Менфрею; когда мы миновали сад, спускавшийся с вершины утеса к морю, и через калитку вошли на хозяйственный двор, один из конюхов сказал нам:

— Мистер Бевил только что вернулся.

— Он, как всегда, вовремя, — улыбнулась Гвеннан и украдкой взглянула на меня.

Я постаралась ничем не выказать своих чувств, но едва ли сильно в этом преуспела.

Следующие дни были одними из самых радостных, какие я когда-либо знала. Бевил принес в Менфрею атмосферу легкомысленного веселья. Возможно, я так радовалась его присутствию, потому что оно отвлекло меня от мыслей о Гвеннан. Бевил постоянно был с нами; Хэрри Леверет каждый день поутру приезжал из «Вороньих башен», и мы вчетвером отправлялись на прогулку. Леди Менфрей, жившая постоянным страхом, что ее своевольное семейство выкинет какой-нибудь фокус, утешала себя тем, что мы присмотрим друг за другом.

Я разделяла общее веселье; на лошади я всегда чувствовала себя лучше, чем когда шла пешком; тут я не ощущала своей ущербности и, может быть, из-за этого была хорошей наездницей. Казалось, все складывалось в мою пользу. Джессика Треларкен находилась за много миль от нас — где-то в Лондоне, если верить словам А'Ли. Хэрри занимался только Гвеннан, а она — своими собственными проблемами; оставались я и Бевил.

Мы обычно скакали впереди — иногда даже теряли наших спутников из виду.

— Не думаю, что они очень по нас скучают, — как-то заметил Бевил.

Я никогда не забуду, как мы скакали через леса, где на землю ложились пятнистые тени листвы; и с тех пор, сидя в седле, я всегда ощущаю вновь ту отчаянную радость. Я поняла тогда, что в моей жизни нет и не будет никого, кто мог бы сравниться с Бевилом. Казалось, в нем правда соединялось все, о чем я мечтала в детстве, когда в воображении сделала его рыцарем…моим рыцарем. Пели птицы, легкий бриз дул с моря — теплый юго-восточный ветер Корнуолла, нежный и влажный, — ветер, который делал людей красивее, увлажняя кожу и заставляя ее мягко сиять, и море — оно неожиданно открывалось в просветах — темно-синее, лазурное, цвета павлиньего пера…бледное почти до зеленовато-голубого, аквамаринового — все оттенки синего из небесной палитры художника: и серый, и зеленый, и перламутровый. Но никогда, сказала я Бевилу, море не было так прекрасно, как в розовых лучах рассвета.