Родная кровь - Dar Anne

Скорее всего я с самого начала своей жизни, на неизвестном мне ментальном уровне, не могла переносить несправедливость в виде попыток уничтожения социумом слабых, которые, тем временем, зачастую являются сильнее всех прочих. Кто-то когда-то лишил меня семьи, кто-то когда-то выстрелил в моих безоружных родителей, просто потому, что мог, потому, что он был сильнее со своим пистолетом против их голых рук… Я этого не понимала. Я могла расти в счастливой и любящей семье, у меня могли быть папа, мама и, возможно, даже братья и сёстры. Но у меня решили всё это отобрать, потому что я тогда была слабее решившего… Я решила, что больше никогда не буду слабой. Не во имя того, что у меня есть сейчас, а во имя того, что было. Чтобы отдать дань своей боли. Меня лишили полноценной семьи – я буду сильной, чтобы узнать не только почему, но для чего я осталась одна.

Когда мне было пять, я случайно подслушала ночной разговор Грэга с Сигрид, который, как я осознаю, решил мою дальнейшую судьбу. Они говорили о смерти моих родителей. Сигрид, тихо плача, говорила Грэгу о том, что моих родителей пристрелили прямо посреди больничной палаты, она говорила, что по истечению двух лет дело, за неимением улик, забросили в долгий ящик и что убийцу никогда уже не найдут. До тех пор я не знала, что именно произошло с моими папой и мамой. Я знала, что их больше нет, потому что Сигрид пару раз приводила меня к их общей могиле, но не знала, что их пристрелили. Знала, что произошло что-то страшное, но точно не представляла себе родителей с дырами от пуль в телах.

Слова Сигрид о том, что убийцу моих родителей никогда не найдут, набатом звучали в моей голове целую бессонную ночь. К рассвету пятилетняя я твёрдо решила: стану полицейским, получу жетон и свой собственный пистолет, и тогда обязательно найду этого сбежавшего убийцу. Вот почему я стала той, кем стала. Сначала окончание школы с отличием, потом полицейская академия, затем полицейский участок Роара. Кто-то мечтает о головокружительной карьере в Нью-Йорке, я же всю свою жизнь осознанно мечтала застрять в захудалом уголовном отделе полиции Роара, чтобы иметь доступ к его замшелым архивам, хранящим правду нераскрытого дела об убийстве Рэймонда и Роберты Пайк. Я мечтала о возможности найти виновника моего сиротства. Став лучшей в отделении уголовного расследования, что было несложно сделать при такой вялой статистике уголовных дел в городе с населением в сто двадцать тысяч душ, я промахнулась. Я упустила Больничного Стрелка, когда он, спустя двадцать семь лет молчания, вновь заявил о себе, пристрелив девушку по имени Рина Шейн. До сих пор не могу простить себе то, что никак не смогла повлиять на ход расследования этого дела, которое тогда вёл Эйч Маккормак. На тот момент ему было восемьдесят девять, однако при своём глубоком возрасте он несомненно оставался профессионалом своего дела – в самом начале своей карьеры я многому у него научилась… И тем не менее, несмотря на весь свой профессионализм, Эйч дважды упустил Стрелка: в своё время он вёл дело моих родителей, после ему же досталось дело Рины Шейн. В процессе обоих следствий Эйч не смог найти ни единой зацепки. Ни единой! Сейчас я была следователем, которому отошло это вновь открывшееся дело, и у меня уже есть тень преступника на записи с пляжной видеокамеры. Целая тень!

Я – не Эйч Маккормак. Я достану этого подонка. Из-под земли выдерну.

***

С Диланом Оутисом я познакомилась, когда мне было двадцать три. Он был моим ровесником, обладал смазливой мордашкой и заразительным смехом, только начинал адвокатскую карьеру. До него у меня были парни, но почему-то я вдруг решила остановиться на нём – наверное потому, что он был единственным, кто не доставал меня разговорами о серьёзных отношениях и чрезмерным углублением в моё личное пространство. Мы провстречались полгода, потом полтора года, на которые он уехал на практику в Олбани, у нас были отношения на расстоянии, которые в итоге закончились тем, что он не выдержал подобного давления и неожиданно решил вернуться в Роар, для чего всерьёз подверг опасности свою только взявшую старт карьеру. По возвращению в Роар Дилан всё же сумел выбить себе место при местном суде, чему сильно поспособствовал внезапный уход в декретный отпуск одного из местных адвокатов. Следующий год у нас наблюдались устойчивые отношения, в результате которых мы приняли решение съехаться. Так как в моём распоряжении был целый дом, стоящий на самом краю города, а Дилан арендовал квартиру близко к центру Роара, было решено съехаться именно под моей крышей. И всё было хорошо, как вдруг, спустя месяц после официального начала нашего сожительства, Дилан попал в больницу с почечной недостаточностью. Трансплантацию делать не пришлось, но одну почку он тогда всё же потерял. Операция была серьёзной и прошла с осложнением, из-за чего впоследствии реабилитация заняла гораздо больше времени, чем могла бы занять при оптимальном результате. Дилану пришлось провести в больнице целых два года, но в результате он полностью поборол свою немощность.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Всё это время я была с ним рядом. Сразу после операции, когда ему было совсем худо, я пообещала ему, отвечая на его вопрос о возможности официального подтверждения нашего союза, что выйду за него замуж, как только он справится со своим недугом. Не если, а как только он выздоровеет.

Я его действительно любила. И он справился.

В день выписки мы, выйдя из больницы, сразу же направились заключать брак. Помню, что тот день весенний день был очень прохладным, но солнце светило во всю свою апрельскую мощь и ветер развивал мои волосы, а заодно и отросшие волосы моего состоявшегося мужа. Сразу после регистрации брака, прошедшего без какого-либо торжества, мы отправились в парикмахерскую, где я остригла свои волосы впритык до линии плеч, а Дилана обкорнали практически под ноль. И мне, и ему шли новые причёски, мы держались за руки и улыбались до ушей.

Итого до брака мы провстречались пять лет: полгода конфетно-цветочного периода, полтора года на расстоянии, год стабильных отношений и два года в стенах больницы. Нам было двадцать восемь и мы начинали новую жизнь.

Выходя замуж за Дилана, я отказалась брать его фамилию, так как хотела оставаться носительницей фамилии своего отца, у которого кроме меня не осталось наследников. Дилана это зацепило, хотя он и не сказал об этом вслух, однако я не хотела подавлять свои желания даже ради мужа, так что в итоге сделала так, как чувствовала гармоничным для своего внутреннего мира. И до, и во время, и после болезни Дилана я продолжала усердно работать, уже тогда впав в трудоголизм и считая себя счастливой уже только потому, что моя работа неизменно приносила мне если не всепоглощающее удовольствие, тогда как минимум удовлетворение и успокоение. Дилан же после выписки из больницы неожиданно решил взять тайм-аут в своей карьере и отстранился от адвокатуры. Он объяснил данное решение тем, что столь напряжённая и нервная работа рискует не лучшим способом влиять на его физическое восстановление, на которое он тогда делал действительно сильный упор: уже спустя полгода после возвращения домой он набрал внушительную массу и демонстрировал мне просушенные бицепсы. Вместо же адвокатуры он вдруг резко принял предложение от одного из своих друзей детства, который, по счастливому стечению обстоятельств, тоже теперь жил в Роаре – и Дилан, и тот парень родились, и выросли в Куает Вирлпул. Этот друг в тот год открыл мелкий частный бизнес по продаже бытовой техники и ему не хватало в штате продавцов-консультантов. Сначала я не понимала, как можно променять адвокатуру на кассу, но достаточно быстро Дилан убедил меня в том, что это просто переходный период для восстановления здоровья, от которого он обязательно перейдёт обратно к солидной должности адвоката. Мне же, по итогу, было важно, чтобы мой мужчина занимался тем, чем хочет, а не тем, что солидно, так что когда по прошествию нескольких лет мне стало понятно, что к деятельности адвоката он больше не вернётся, я не увидела в этом ничего преступного. Таким образом основная часть нашего общего бюджета стала состоять именно из моей зарплаты, хотя Дилан тоже зарабатывал, пусть его заработок и едва превышал прожиточный минимум. Но он был удовлетворён своим новым положением, а я не была из тех, кто любит или умеет тратить деньги налево и направо, так что с семейным кошельком у нас не было проблем, и я даже могла позволить себе откладывать сбережения с каждой своей зарплаты, и своих внеплановых премий. И всё было хорошо в рамках обыденности, всё шло своим чередом в линейной системе существования стандартных браков, но система дала сбой.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})