Мой путь в рай - Дэйв Вулвертон

Завала засмеялся, будто я придурок.

- В Москере их просто нет. Когда социалисты пустили чуму на нашу деревню, я убежал и попытался добраться до Буэнавентуры, но мои ноги умерли слишком быстро, и я не дошел. Падре в Гуапи отвел меня к партизанскому врачу в джунглях. Тот дал мне новые ноги при условии, что я буду сражаться в сопротивлении.

- Понятно, - сказал я. - Что ж, давай еще раз посмотрим на руку. - Я взял его руку и принялся внимательно разглядывать, задел носом за волосы на руке, будто пытаюсь увидеть микробы. - Должен сказать, - сказал я после долгого разглядывания, - что я очень долго занимался медициной. У меня прекрасное зрение, и я в своей жизни видел множество микробов. Но на твоей руке я ни одного не вижу. Может, они уползли? Или, еще вероятнее, когда сегодня мы горели в симуляторе, это похоже на гниль, и теперь твой мозг тебя обманывает. - Я однажды слышал, как знахарь говорил так на ярмарке, и надеялся, что моя импровизация похожа на слова настоящего знахаря и Завала мне поверит.

Он слегка улыбнулся и, по-видимому, успокоился.

- Большое спасибо, дон Анжело, - сказал он и присоединился к остальным. Все принялись снова обсуждать, как победить самураев в симуляторе.

Я долго смотрел на него, и мне было очень печально. Он слишком глуп и невинен, чтобы всю жизнь провести в войнах. Он туп и невинен, как корова. И даже глаза у него такие же печальные, как у коровы. Все четверо сидели на полу и размахивали руками, создавая планы битвы. Мне было жаль их. На самом деле им нужна не победа, не богатство и слава; их подлинная цель избежать боли и шока смерти в симуляторе, каждый раз как они проигрывают схватку. Эти четверо объединились, чтобы спастись от боли. И мне пришло в голову, что это четверо представляют общество. Возможно, не такое общество, как в Панаме, потому что они живут по другим правилам, но тем не менее общество. Я представил себе, как буду жить с ними в джунглях Пекаря, выращивать хлеб, бобы и кофе у маленькой хижины. Мавро и Перфекто будут моими соседями, а Тамара - она станет моим близким другом. И я понял, что хотя я больше не могу служить обществу Панамы, но могу служить тому обществу, в котором живу.

Не обдумывая последствия своего решения, я слез с койки и присоединился к своей боевой группе, обсуждая предстоящую схватку.

6

Глаза Тамары раскрылись, и она протянула мне свою руку без кисти. Я был привязан к стулу и, хотя отчаянно хотел помочь ей, не мог пошевелиться.

В комнату вошла маленькая девочка со знакомой улыбкой и полила водой из синего керамического кувшина руку Тамары. Как в фильме, где на глазах распускаются ирисы и маргаритки, рука отрастила кисть выросли пальцы, как стебли лозы в поисках солнца. Удивленный, я смотрел, пока рука не стала совершенно целой. Потом Тамара постучала себя по голове только что отросшим пальцем, и палец казался безупречным, прекрасно сформировавшимся, как у новорожденного.

- Видите, дон Анжело, - сказала она, - мне не нужен комлинк, чтобы разговаривать с вами. Мне не нужны ваши лекарства. Вы забыли: я ведьма.

Я проснулся после этого сна о Тамаре на девятое утро и оглядел спальню. Перфекто и Абрайра стояли у стены возле своих коек, от их головных розеток отходили провода к компьютеру. Корабельные устройства давали нам возможность видеть только одну программу - Мавро называл ее "Шоу ужасов": мы смотрели, как самураи ябадзины убивают наших наемников. Программа показывала голограммы различных сражений. Многочисленные боевые группы мчались по местности. На экране надписи указывали имена командиров групп. Слышно было, как разговаривают наемники, словно участвуешь с ними в битве. Компьютер показывал каждую схватку только урывками, в основном тактику обреченных команд. На каждую схватку отводились три минуты, при этом мы становились свидетелями смерти множества наемников. За девять дней тренировок ни одна группа не победила ябадзинов. Я начинал думать, что это вообще невозможно. Но Абрайра и Перфекто каждую свободную минуту изучали их тактику, создавая все новые планы победоносных действий. От напряженных усилий они побледнели и, уставая, не в силах были улыбаться.

Перфекто гневно застонал при виде чего-то на голограмме. Ни он, ни Абрайра не надевали маски или шлемы, чтобы отрезать сенсорное восприятие реальности, поэтому с расслабленными лицами смотрели на стену, глаза их двигались вслед за невидимым изображением.

Пустые обращенные к стене лица напомнили мне Тамару в тиковом сундуке, бесконечно глядящую в потолок. Я ничего о ней не слышал. Даже если распад дошел до того, что ей требовался рост новой мозговой ткани, все равно сейчас у нее должно уже быть значительное улучшение. Она должна прийти в себя, хотя потребуется несколько дней, чтобы определить степень повреждения мозга. В идеале она отделается легкой потерей памяти. Но если ущерб велик, она может многое забыть, разучится говорить или ходить. Я хотел отыскать ее, сам посмотреть на ее состояние. Руки мои зудели от желания коснуться ее, лечить, пока она не выздоровеет.

Я сел на койке и принялся тренироваться, доставая ножи из ножен на запястьях и размахивая ими, словно рубил врагов. Приятно было чувствовать в руке тяжелый хрусталь. Ножи безупречные, совершенные, такие могут существовать только как идеи Платона. Я все еще не узнал, кто мой возможный убийца, и мне не терпелось с ним встретиться. Руки мои зудели не только от желания коснуться Тамары.

Перфекто фыркнул, и они с Абрайрой одновременно отключились.

- Даже с божьей помощью ябадзинский бабуин не мог увернуться от этого выстрела! - закричал Перфекто.

- Он спрятался за камнем, прежде чем его защита расплавилась. Что можно сделать? - спросила Абрайра. Она тоже была очень сердита. Отбросила прядь шоколадных волос.

Перфекто сказал:

- Но это невозможно. Я замерил реакцию самурая, когда наш выскочил из-за дерева, - одна пятая секунды. Никто не может прицелиться и выстрелить так быстро.

Перфекто прав: я не мог себе представить самурая, достигшего такого совершенства. Вероятно, для этого нужны долгие годы тренировок. Я представил себе Пекарь, планету, разрываемую на части. Города пустые, грязные, с грудами бетона на месте небоскребов. Дети бесконечно утюжат пустыни в машинах на воздушной подушке, тяжелым трудом учатся поджаривать ябадзинов. Старые искалеченные киборги сидят по ночам у лагерных костров и рассказывают о своих прошлых победах, а дети представляют себе, как их враги взрываются, превращаясь в огненные шары.

Абрайра повернулась ко мне.

- Итак, Анжело, ты готов завтракать?

- Да, - ответил я.

- Что ж, боюсь, тебе придется поджарить несколько ябадзинов и съесть их в симуляторе. Ты переспал. Нам пора на тренировку.

Я не расстроился из-за завтрака. Обработанные водоросли в любом виде - со вкусом сосиски, мороженого или даже хлеба, от них у меня кишки выворачивает. Я порылся в сундуке, среди быстро уменьшающегося запаса выпивки и сигар, отыскал хорошую бутылку коньяку и сделал большой глоток, надеясь, что это заменит мне завтрак. Но перспектива боевой тренировки заставляла меня нервничать. За девять дней 27 человек умерли от шока в симуляторах. Говорили, что корпорация Мотоки добавляет в воду наркотики, чтобы прекратить эти смерти. Я в это не верил. Тем, кто умер, позволено было умереть: компания не желала тратить средства на установку медицинского андроида возле каждого симулятора, чтобы тот спасал пострадавших. Такая роскошь в полете меж звездами стоит слишком дорого. Я выпил еще немного коньяку. И мы присоединились к Мавро и Завале в боевом помещении.

Кейго читал обычную лекцию пяти усталым солдатам, произнося свои немыслимые максимы:

- Вы должны избавиться от вмешательства всего, что может вмешаться. Научитесь полной сосредоточенности. Посмотрите на него. Видите, как блестит на нем пот mugga... - Он указал на потного, выглядевшего безумным химеру, с таким не пожелаешь встретиться в темном переулке. - Будьте как он! Научитесь жить так, словно вы уже умерли! Не думайте о боли или смерти, о славе или бесчестье. Эта тропа ведет к состоянию munen - без разума, когда воля и действие сливаются, становятся одним целым. - Солдаты слушали Кейго с кислым выражением. Только Завала серьезно отнесся к совету самурая. Эта формула успеха достаточно близка к волшебству и магии, чтобы она его заинтересовала.

У хозяина Кейго было странное выражение лица - гнев, надежда, озабоченность? Может, совсем другое. Я часто не мог понять язык его телодвижений. Размышляя, он хмурился и морщил лицо. Никогда не смотрел нам в глаза. Я знал, что мы ему нравимся: смеясь над нашими ошибками, он вежливо прикрывал рот рукой, никто из самураев так не поступал. Но когда мы начинали говорить, он делал вид, что нас не существует, смотрел в другую сторону, потом отвечал на вопрос, не глядя на нас, как религиозный фанатик отвечает на вопросы Бога. Говоря о себе, он бессознательно касался носа указательным пальцем, а говоря о наших ошибках, он подчеркивал свои слова движениями карате. Следить за ним - все равно что видеть впервые незнакомое животное. Я не понимал мотивов его поступков. И не чувствовал своего родства с ним как с человеческим существом.