Цикл 'Пограничная трилогия'+Романы вне цикла. Компиляция. 1-5 - Кормак Маккарти

как бургундская керамика. Кровь растекалась по полу тёмными языками, заливала плитки, текла по паперти, выщербленной ногами нескольких поколений верующих, тонкой струйкой вилась по ступенькам и капала с камней среди тёмно-красных следов падальщиков.

Спроул обернулся и посмотрел на мальца так, словно тот мог прочитать его мысли, но малец лишь покачал головой. Мухи вились над голыми безволосыми черепами мертвецов и разгуливали по сморщенным глазным яблокам.

Пошли, сказал малец.

В умирающем свете дня они миновали площадь и зашагали по узкой улочке. В дверях лежал мёртвый ребёнок, на нём восседали двое грифов. Спроул махнул на них здоровой рукой, они злобно зашипели, неуклюже захлопали крыльями, но не улетели.

Они покинули деревушку с первыми лучами солнца. Из дверей домишек выскальзывали волки и растворялись на улицах в густом тумане. Беглецы держались юго-западного пути, где раньше прошли дикари. Ручеёк, бегущий по песку, тополя, три белые козочки. Они пересекли брод, где рядом с недостиранным бельём лежали убитые женщины.

Весь день они ковыляли по дымящемуся шлаку terra damnata,[40] время от времени натыкаясь на раздувшихся мёртвых мулов или лошадей. К вечеру выпили всю взятую с собой воду. Улеглись спать на песке, проснулись в прохладном мраке раннего утра, пошли дальше и до изнеможенья шагали по этому краю шлака. После полудня им встретилась на тропе завалившаяся на дышло двухколёсная повозка. Громадные круги колёс были напилены из ствола тополя и шипами крепились к осям. Забравшись в её тень, они проспали до темноты и пошли дальше.

Корка луны, что висела в небе весь день, исчезла, и они продолжали свой путь по тропе через пустыню при свете звёзд. Прямо над головой висели крохотные Плеяды, а по горам к северу шагала Большая Медведица.

Рука воняет, проговорил Спроул.

Что?

Рука, говорю, воняет.

Хочешь, осмотрю?

Зачем? Что ты сможешь с ней сделать?

Ну, как знаешь.

Ну и ладно.

И они побрели дальше. За ночь дважды доносилось дребезжание маленьких степных гадюк, что шевелились в чахлой поросли, и было страшно. Когда рассвело, они уже карабкались среди глинистых сланцев и твёрдых скальных пород под стеной тёмной моноклинали, на которой базальтовыми пророками стояли башни. За спиной у края дороги остались деревянные кресты в каменных пирамидах там, где когда-то встретили смерть путники. Дорога петляла меж холмов, и почерневшие от солнца беглецы еле тащились по этим «американским горкам», глазные яблоки у них воспалились, а на краю зрения мелькали красочные видения. Пробираясь через заросли окотильо и опунции, где дрожали и трескались на солнце камни — одни камни, никакой воды и песчаная тропа, — они высматривали какое-нибудь зелёное пятно, знак того, что рядом вода, но воды не было. Они поели пиньоле — поджаренных молотых зёрен кукурузы, загребая их пальцами из мешка, и зашагали дальше. Через полуденный зной в сумерки, где, распластав кожаные подбородки на прохладных камнях и отгородившись от всего мира притворными улыбочками и потрескавшимися, как каменные плиты, глазами, лежали ящерицы.

На закате они вышли на вершину, и стало видно на несколько миль вокруг. Внизу перед ними простиралось огромное озеро, а вдали за неподвижной водою вставали голубые горы. В знойном воздухе дрожали тени парящего ястреба и деревьев, и ярким белым пятном на фоне голубых тенистых холмов виднелся далёкий город. Они уселись и стали смотреть. Солнце укатилось за иззубренный край земли на западе. Они видели, как оно вспыхнуло за горами, озеро потемнело, и в нём растворились очертания города. Они так и заснули среди камней, лёжа навзничь, как мёртвые, а когда проснулись утром, и город, и деревья, и озеро исчезли. Перед ними расстилалась лишь голая пыльная равнина.

Застонав, Спроул снова сполз туда, где лежал. Малец посмотрел на него. Нижняя губа у него покрылась волдырями, рука под разодранной рубахой вспухла, а из-под потемневших пятен крови сочилась какая-то мерзость. Отвернувшись, малец оглядел долину.

Едет кто-то, сообщил он.

Спроул промолчал. Малец взглянул на него.

Правда, не вру.

Индейцы? подал голос Спроул. Да?

Не знаю. Слишком далеко.

И что будешь делать?

Не знаю.

Куда же делось озеро?

Откуда мне знать.

Но мы оба его видели.

Люди видят то, что хотят видеть.

А почему я не вижу его теперь? Я его ещё как видеть хочу, чёрт возьми.

Малец окинул взглядом равнину.

А если индейцы? нудил Спроул.

Очень может быть.

Куда бы спрятаться?

Сухо сплюнув, малец вытер рот тылом ладони. Из-под камня выскочила ящерица, пригнулась над этим комочком пены на крохотных, задранных кверху локотках, осушила его и снова шмыгнула под камень, оставив лишь чуть заметный след на песке, который почти сразу исчез.

Они прождали весь день. Малец сделал несколько вылазок вниз в каньоны в поисках воды, но так ничего и не нашёл. Всё застыло в этом пустынном чистилище: двигались только хищные птицы. Вскоре после полудня внизу, на изгибах тропы, показались всадники — они поднимались в гору. Мексиканцы.

Спроул, который сидел, вытянув перед собой ноги, поднял голову. А я ещё думал, сколько протянут мои старые сапоги. Иди давай, махнул рукой он. Спасайся.

Они лежали в узкой полоске тени под выступом скалы. Малец промолчал. Через час среди камней послышалось сухое цоканье подков и побрякивание сбруи. Первым обогнул острый выступ скалы и миновал горный проход большой гнедой жеребец капитана — он шёл под капитанским седлом, но самого капитана на нём не было. Беглецы встали у края дороги. Загорелые и измученные палящим солнцем, всадники держались на лошадях так, словно вообще ничего не весили. Их было семь, нет, восемь. Когда они проезжали мимо — широкополые шляпы, кожаные жилеты, escopetas[41] поперёк луки седла, — их вожак серьёзно кивнул Спроулу с мальцом с капитанского жеребца, поздоровался, дотронувшись до края шляпы, и они поехали дальше.

Спроул с мальцом провожали их глазами. Малец крикнул им вслед, а Спроул неуклюже порысил за лошадьми.

Всадники стали клониться вперёд и раскачиваться, как пьяные. Их головы мотались из стороны в сторону. Среди скал эхом раскатился грубый хохот, они повернули лошадей и с ухмылками до ушей воззрились на путников.

Qué quiere?[42] крикнул главный.

Всадники гоготали и хлопали друг друга по спинам. Они дали волю лошадям, и те принялись бесцельно бродить вокруг. Главный повернул к стоявшим.

Buscan a los índios?[43]

При этих словах некоторые соскочили с коней и стали без зазрения совести тискать друг друга и чуть ли не рыдать. Глядя на них, главный растянул рот в ухмылке. Зубы у него были белые и массивные, как у лошади, в самый раз для