Жития новомучеников и исповедников российских ХХ века - Сборник

Другой свидетель — священник Владимир Беляев — из‑за страха оговорил отца Феодора в том, что слышал от него антисоветские высказывания.

Во время допроса отец Феодор, понимая, что любое слово о ком‑либо может повредить этому человеку, пожелал отвечать на все вопросы следователя сдержанно.

— Виновным себя в предъявленном мне обвинении не признаю. В практике моей службы как священника Богородской церкви никогда не произносил никаких проповедей, касающихся положения в стране, а также на темы антисоветского характера. Будучи аполитичным, в личных беседах с крестьянами я никогда никаких недовольств по отношению к советской власти не высказывал, в период коллективизации я никаких разговоров и бесед ни с кем не имел. Из духовенства связи ни с кем не имею, ни к кому не хожу, и никто у меня не бывает, а также ни с кем никакой переписки не веду.

— Вы писали когда‑либо письма священнику Горскому?

— Нет, не писал.

На следующем допросе следователь стал спрашивать об отношении отца Феодора к запрету преподавать Закон Божий в школах. «Издание декрета советским правительством о запрещении преподавания Закона Божия в школе меня обескуражило, — ответил священник. — Я психологически не мог с этим примириться, считал, что это насилие над человеческой совестью. На собрании в школе предложил послать письмо Всероссийскому Поместному Собору от имени верующих с просьбой ходатайствовать о разрешении проводить преподавание Закона Божия в школе. Никогда я не арестовывался. В Подольске находился с ноября 1918 по июнь 1919 года в тыловом ополчении, исполнял всякие хозяйственные работы. В восстании Зеленого участия не принимал и сочувственно к нему не относился. Со всеми мероприятиями советской власти я соглашался и соглашаюсь, за исключением вопроса о том, что религия — враг народа. На основании этого убеждения я среди верующих пытаюсь путем бесед и проповедей привить мысль, что религия не есть враг народа, а способна его утешить и развивать чувства милосердия и братских отношений».

Следствие в начале сентября 1930 года было закончено. Следователь, формулируя обвинительное заключение, в частности, написал: «В своих показаниях обвиняемый Грудаков не отрицает, что ведет среди населения агитацию с целью привить мысль, что религия не есть враг народа, с тем чтобы разбить установку советской власти, что таковая — дурман».

5 сентября 1930 года тройка ОГПУ приговорила священника Феодора Грудакова к пяти годам заключения в исправительнотрудовой лагерь. Наказание он отбывал на строительстве Беломорского канала и затем на строительстве Сорбского порта. В апреле 1934 года отец Феодор был освобожден. Сначала он служил в Рязанской епархии, а в апреле 1937 года получил назначение в храм в честь святых мучеников бессребреников Космы и Дамиана в селе Старая Кашира Каширского района Московской области.

В 1937 году председатель колхоза в селе Старая Кашира послал в районное отделение НКВД с нарочным заявление, в котором просил срочно арестовать отца Феодора. Свою просьбу он мотивировал тем, что священник сорвал важное мероприятие. Вечером 3 декабря планировалось собрать колхозников для беседы о предстоящих выборах в Верховный Совет, а отец Феодор, как писал доносчик, «этот враг трудящегося народа, собрал вечерню, созвал к себе в церковь всех избирателей, огораживая себя праздником Введения».

Священник Феодор Грудаков был арестован 4 декабря 1937 года Каширским районным отделением НКВД и в тот же день допрошен. Свидетели, вызванные для дачи показаний, рассказали, что отец Феодор призывал людей ходить молиться в храм, и авторитет его, несмотря на непродолжительный срок служения в селе, очень высок.

— Вы арестованы за антисоветскую агитацию, которую проводили среди колхозников. Вы это признаете? — спросил следователь.

— Никакой антисоветской агитации среди колхозников я никогда не вел и виновным себя в этом не признаю.

— Вам зачитываются показания свидетеля, уличающие вас в антисоветской агитации. Вы эти показания подтверждаете?

— Нет, не подтверждаю. Никогда антисоветской агитации я не вел.

В тот же день следствие было закончено. Отца Феодора перевели в Таганскую тюрьму в Москве. 7 декабря 1937 года тройка НКВД приговорила его к десяти годам заключения в исправительно–трудовом лагере.

27 декабря 1937 года с этапом заключенных отец Феодор прибыл в Самарлаг НКВД, где и умер от непосильного труда и голода 27 ноября 1940 года и был погребен в безвестной общей могиле.

ИСТОЧНИКИ:

ГАРФ. Ф. 10035, д. П-72939, д. 18065.

Дубинский А. Ю. Московская Духовная семинария. Алфавитный список выпускников 1901—1917 гг. (краткий генеалогический справочник). М. 1998.

Ноября 19 (2 декабря) Священномученик Иаков (Бриллиантов)

Составитель священник Максим Максимов

Священномученик Иаков Бриллиантов родился 7 марта 1871 года в селе Никулино Бронницкого уезда Московской губернии. В 1893 году Яков Иванович окончил Московскую Духовную семинарию. После рукоположения в сан священника он до 1927 года служил во Владычнем женском монастыре города Серпухова. После закрытия обители его назначили в Троицкую церковь в селе Лужки Серпуховского уезда, а в 1929 году перевели в Богоявленский храм города Коломны. С 1 июля по 1 сентября 1931 года он исполнял обязанности благочинного.

В 1930 году сотрудники Коломенского ОГПУ пытались привлечь отца Иакова к сотрудничеству. В апреле его вызвали на допрос и стали спрашивать о том, кто из знакомых ему купцов и священников занимается контрреволюцией. Давать какие‑либо показания отец Иаков отказался и вскоре был отпущен. Сколько раз проводили такие беседы с отцом Иаковом, неизвестно, но 5 июня он подписал документ о сотрудничестве, причем понимая его совсем не так, как понимали это сами представители ОГПУ.

12 декабря 1931 года его снова вызвали на допрос и арестовали. Во время допроса он заявил следователю, что «шпионом и провокатором он не будет, за все время с апреля 1930 года по сие время я ни на кого не доносил, никого не подводил. Я считаю, что в настоящее время, а также и в царское время, если бы я узнал что‑либо против советской власти или против царя, я как гражданин должен был бы сообщить об этом органам власти. Сейчас священники боятся всего, боятся говорить, боятся самих себя. Я сам думаю, что мне придется при советской власти пострадать за свою правду и искренность. Я считаю, что работа в органах ОГПУ связана с провокаторством и шпионством, а поэтому вторично заявляю: помогать органам ОГПУ отказываюсь, шпионом и провокатором не буду». 3 января 1932 года священника отпустили, думая, что, побывав в тюрьме, он «исправится».

29 марта 1932 года отца Иакова арестовали и заключили в Коломенский дом заключения. В этот же день состоялся допрос. На вопросы следователя священник отвечал: «Я еще раз подтверждаю свое показание при допросе 12 декабря 1931 года и заявляю, что шпионом и провокатором я работать не буду, так как считаю это дело для священника безнравственным. Подписку, данную мною 5 июня 1931 года, я понимал своей обязанностью сообщать в ОГПУ об организации заговоров против советской власти, каковых за все время со дня дачи мною подписки от людей, с которыми я вращаюсь, не было. Отдельные недовольства мероприятиями советской власти и партии среди верующих имеются и имелись, но сообщать о них я считал не нужным, а недовольным я говорил, что нужно терпеть. Среди духовенства наблюдается то, что они все запуганы арестами, проводимыми органами ОГПУ, и высказываться открыто о политике советской власти боятся».

1 апреля следователем был вызван на допрос священник Михаил Дмитриевич Покровский, служивший также в Коломне, который хоть и заявил, что мало знает отца Иакова, однако полностью оговорил его, подписав показания, нужные следствию, а именно, что отец Иаков ярый монархист, недоволен советской властью и всегда ее ругает.

На очередном допросе 8 апреля следователь спросил отца Иакова об отношении к советской власти, о взаимоотношениях его с духовенством Коломны, ранее арестованным ОГПУ.

— В 1929 году, — отвечал священник, — вскоре после моего прибытия в город Коломну священник Миролюбов сообщил мне, что епископа Феодосия и священников Страхова и других, всего десять человек, в ноябре 1929 года арестовало ОГПУ за непоминовение во время службы советской власти. Мне о возникновении этого разделения в церквях города Коломны стало известно до приезда в Коломну, когда я еще был в Серпухове. В августе или сентябре 1929 года я написал письмо своему зятю священнику Миролюбову, указав ему на необходимость поминать во время службы советскую власть так же, как поминали раньше царскую власть. Я стал поминать советскую власть с 1925 года, то есть на два–три года раньше распоряжения митрополита Сергия, так как узнал об этом от своего шурина священника Боголепова, который, будучи в Москве, видел распоряжение Патриарха Тихона о необходимости поминать советскую власть. О своем нахождении под арестом с духовенством я не разговаривал. Когда мне верующие жаловались на действия советской власти и большевиков, говоря, что большевики закрывают церкви, заставляют работать в праздники, я им отвечал: советская власть поступает правильно, вы сами отказались от Церкви, работаете в праздники, и советскую власть в этом винить нельзя.