Полное собрание сочинений в одной книге - Михаил Зощенко

Принц говорит:

— Так что надо эту бумаженцию подписать.

Фея говорит:

— Слушаю и повинуюсь.

И с этими словами она изящно входит в кабинет и через пару секунд возвращается с подписанной бумажкой. Принц, удивившись, говорит:

— Вот мерси. До свиданья.

И тотчас он идет в бухгалтерию. И видит там ужасные сценки страшного колдовства. Один стол стоит на другом. А другой — на третьем. И за каждым столом сидит по шесть заколдованных фигур. И все они исполняют руками бесконечное задание. Принц говорит:

— Куда мне тут с подписанной бумагой идти?

Один заколдованный гном с большой бородой говорит:

— Вот примите ордер и ступайте в кассу и свободно берите оттуда золота и драгоценных камней.

Вот принц так и сделал. Взял из кассы восемьсот рублей и вышел из учреждения.

А после видит: это ему мало для покупки золотых штанов. И тогда он заскочил еще в Наркомзем и в Главзолото. И, согласно описанию газет, произвел там точно такие же операции.

И на эти деньги он купил себе золотые штаны. И вскоре в них женился.

И на свадьбу пригласил заколдованных начальников всего государства.

И все эти добродушные и доверчивые лица там были. И держали речи. И до упаду смеялись, когда им принц рассказал, как он их одурачил.

И они попросили принца, чтоб он их расколдовал, но принц сказал:

— Э-э, нет, господа, вы мне еще пригодитесь!

И все снова до упаду смеялись.

Физика

Вот какая история произошла в одной школе.

В седьмом классе на уроке физики неожиданно погасло электричество.

А надо сказать, что класс был в первом этаже. Окна выходили во двор. Так что без электричества по утрам всегда было полутемно и нельзя было заниматься.

Так вот, погас в классе свет. И погас очень, так сказать, странным образом. Сначала погасла одна лампочка, потом погасла другая, потом третья и, наконец, помигав, погасла четвертая.

Учитель, как человек опытный в делах подобного рода (поскольку он — физик), захотел посмотреть, где именно произошла порча. Стал он смотреть лампочки, провода, выключатели — все в порядке. Посмотрел в коридоре пробки — тоже в полной сохранности. А свет не горит.

Вот тогда он удивился и велел позвать монтера.

Побежали за монтером.

Вот приходит монтер, влезает на парту и начинает осматривать лампочки.

А урок, конечно, сорван. Полутемно. Работать нельзя. Физик сидит надутый у окна. Ребята шалят и так далее.

Вот монтер, осмотревши три лампочки, говорит:

— Я, говорит, двадцать лет работаю по электричеству и никогда ничего подобного не видел, чтоб электричество не горело при полной исправности. Лампочки в порядке. Провода тем более. Все должно гореть, а оно не горит, и я через это так удивляюсь, что принужден сейчас побежать за стремянкой, поскольку я не могу подолгу стоять на парте, задравши кверху голову. У меня через это возникает головокружение.

Вот он побежал за стремянкой. А тем временем кончился урок и наступила перемена.

Тогда один из учеников, некто Петя Лебедев, встал на парту, начал что-то производить с лампочками. И вдруг они загорелись.

Вот приходит монтер со стремянкой. И, поглядев на лампочки, в высшей степени удивляется — зачем они опять горят.

И, пожав плечами, уходит.

Начинается немецкий урок. Только он начался — снова погасли лампочки. И точно таким же образом — в порядке живой очереди.

Тогда учительница немецкого языка велела позвать монтера.

А монтер, оказывается, никуда не уходил. А он стоял в коридоре со своей стремянкой и что-то там делал.

Вот монтер моментально вбегает в класс. Подставляет к лампочке стремянку. И вскоре от удивления чуть не падает с этой своей стремянкой.

Он говорит:

— Только теперь я начинаю понимать, что тут случилось. Кто-то из вас к каждой лампочке подложил маленький клочок мокрой промокашки. А согласно нашему учению об электричестве, мокрая бумага есть хороший проводник. И благодаря этому свет горел. А поскольку эта мокрая бумажка высохла, то свет, как это ни удивительно, погас. И мы все были свидетелями полной темноты в классе. Вот так здорово. Я пойду сейчас директору скажу.

Вот приходит директор и с ним физик.

— Кто из вас, — говорит директор, — это сделал?

Ученик Петя Лебедев встает и говорит:

— Мы проходили сейчас электричество. Вот я и захотел произвести опыт.

Тут в классе раздается хохот. Физик говорит:

— Опыт ему удался, но поведение для этого у него оказалось в высшей степени недопустимым.

Немка говорит:

— Поскольку у нас сейчас идет урок немецкого языка, то я бы всех просила для практики говорить по-немецки.

Физик говорит:

— В таком случае я лучше с директором сию минуту уйду. Поскольку я по-немецки не все кумекаю. Я только читаю, и то не все понимаю.

Директор говорит по-русски:

— В общем, говорит, поставьте Лебедеву «плохо» по поведению. А если еще раз что-нибудь подобное повторится, то я уволю Лебедева из моей школы… Продолжайте заниматься немецким языком.

Монтер говорит:

— А мы теперь будем подкованы на этот счет. И если в каком-нибудь классе погаснет свет, то нам причины будут вполне известны. До свиданья, молодые друзья.

Немка говорит монтеру:

— Ауфвидерзейн.

И тот уходит со своей стремянкой.

Новые времена

Вот сейчас формируются новые люди, новые отношения, новый быт.

А некоторые не понимают еще — что это такое значит. Некоторые думают: если они не воруют, так они уже новые люди.

А другие оклеят свою комнату новыми обоями — и тоже их заполняет гордость, что они могут теперь называться представителями нового социалистического быта.

Нет, не это формирует нового человека!

Позвольте вам рассказать небольшую, но любопытную историю, которая до некоторой степени осветит этот вопрос.

Только прошу не делать вывода до самого конца рассказа, потому что, если вы плохо подкованы насчет философии, то вполне можете сбиться в своей доморощенной диалектике.

А жила в городе Коротояке одна молодая женщина. И она была очень миленькая и интересная.

Не то чтоб она была изумительная красавица, — нет, она была просто довольно привлекательная. Бывают такие женщины — как будто в них ничего и нет особенного, а вот они на вас посмотрят своим туманным взором, вот они усмехнутся, споют вам что-нибудь такое, — и мужчина, как говорится, остается без ума.

Она говорила очень красиво. Другие говорят немного сиплыми голосами или там слегка в нос произносят, или пришепетывают, а эта очень чисто и мелодично произносила фразы. Буквально наподобие серебряного ручейка текли ее речи.

Нет, со своей домработницей она, конечно, так не говорила, но в личной беседе с мужчинами она имела эту особенность. И все мужчины очень ее исключительно любили. За ней бегали. Один даже обещал ей застрелиться ради нее. Только он пистолета нигде не мог достать, а то бы, может быть, он, действительно, чего доброго, стрельнул в себя, будучи очень расстроен своей любовной неувязкой.

Другой, какой-то там заведующий, ради нее что-то такое украл в универмаге. Он ей хотел какую-то вещь подарить. Но, как говорится, через этот случай вскоре «загремел» и не подарил.

А ее звали Любочка. Родители как будто нарочно дали ей это имя, как будто они предчувствовали, что ребенок подрастет, выровняется и начнет, как говорится, колесить.

Она три раза выходила замуж. Но все не особенно удачно. Один ее супруг захворал туберкулезом и вскоре умер по всем правилам науки. Другой запил, и она его бросила. А третий, как мы уже говорили, украл в универмаге и получил свое по заслугам.

После этого она замуж долго не выходила. А потом вдруг вышла за одного чертежника. Он был кроме того конструктор и что-то где-то делал. И он красотой не отличался. Он был на редкость длинновязый, похожий в своем облике на одного киноактера из компании, может, знаете, Пат и Паташон. Он напоминал чем-то Пата, но Пат был все-таки ничего себе. А этот был уж очень, как говорится, неинтересный и вдобавок рыжеватый.

Но она, не поглядев на это, рискнула все-таки выйти за него замуж. Она сказала:

— Я одна не решаюсь жить, а этот мужчина меня так любит, что мне, наверно, с ним будет исключительно спокойно.

А он, действительно, так ее любил, как, может быть, и не бывает в этом мире.

Он утром в тарелке приносил ей воду комнатной температуры, помакнув полотенце, мыл ее мордочку, после чего собственноручно чистил ей зубки порошком, подавал ей чай и сам уходил на службу. А она лежала часов до двух, ничего не делая.

Нет, она не была представительница нового быта. Вдобавок она его не любила, изменяла ему и предъявляла всякие немыслимые требования.