Свет погасших звезд. Они ушли в этот день - Федор Раззаков

Стоит отметить, что отец Высоцкого был человеком военным и вполне лояльным власти: в нем если и был бунтарский дух, то запрятан он был так далеко, что разглядеть его даже близким людям было затруднительно. Сей парадокс объяснялся просто: Семен Владимирович как личность формировался в сталинские годы, когда политическая нелояльность могла дорого стоить его обладателям. Иное дело его сын, становление которого как личности совпало с хрущевской «оттепелью» с ее пьянящим воздухом свободы. Поэтому не случайно, что первые гитарные эксперименты Высоцкого-младшего выпали именно на эти годы – конец 50-х.

К середине 60-х Высоцкий был уже достаточно известным в столичных кругах бардом. Причем не бардом-лириком, типа Булата Окуджавы или Юрия Визбора, а бардом социальным. Не чураясь в обычной жизни лирики и будучи по натуре активным донжуаном, в поэзии Высоцкий эту тему не любил и весь свой поэтический талант отдавал «социалке». А поскольку рос он, как дворовая шпана (в Большом Каретном), то первые свои произведения писал в русле блатной романтики. Однако было бы наивно предполагать, что увлечение уголовной тематикой было данью моды со стороны Высоцкого: на самом деле она помогала ему ярче выразить его бунтарское нутро и тягу к социальной проблематике. Под маской его героев-зэков скрывались общественные бунтари, восстававшие против недостатков тогдашней системы. Чуть позже героев-зэков сменят спортсмены, сказочные персонажи и т. д.

Крен в «блатоту» отпугнул от Высоцкого многих бардов, зато притянул к нему либеральную интеллигенцию, которая воспылала к уркам особенной любовью после хрущевского доклада о культе личности Сталина. С тех пор лагерная тема стала любимой в разговорах либералов и все звезды-сопротивленцы тех лет сделали себе имя именно на ней: начиная от Александра Солженицына и заканчивая тем же Владимиром Высоцким. Хотя последний специализировался не только на «блатоте». Его чуткий к любым социальным сотрясениям нюх верно угадывал болевые точки жизни и моментально давал импульс мозгу, в котором мгновенно рождались актуальные вирши. Например, хрущевская поддержка Египта и конфронтация с Израилем сильно не понравились проеврейской диаспоре в советской интеллигенции, которая испугалась возрождения антисемитизма в народе. Высоцкий мгновенно среагировал на это, написав в 1964 году сразу две песни: «Антисемиты» и «Отберите орден у Насера!».

Между тем уникальность поэзии Высоцкого заключалась в том, что она уже с ранних произведений оказалась понятна всем слоям общества: начиная от слесарей и заканчивая академиками. А все потому, что в личности самого Высоцкого было намешано от всех понемногу: внешность и манеры простолюдина, мозги – образованного интеллигента.

Тем временем погоня за славой не давала Высоцкому покоя. Несмотря на то что к осени 1964 года он достиг уже немалого – у него была пусть ограниченная пределами столицы, но все-таки слава уникального барда, – однако эта популярность никак не материализовывалась в материальное благополучие, которое Высоцкому было необходимо, чтобы содержать семью: жену и двух малолетних детей. Был даже момент, когда Высоцкий едва не покончил с собой от отчаяния. К счастью, петля оказалась некрепкой. А спустя несколько месяцев после этого в жизнь Высоцкого вошел театр, который стал ему вторым домом. Речь идет о Театре на Таганке, который, как и Высоцкий, именно в 64-м обрел свою вторую жизнь – с приходом туда нового руководителя Юрия Любимова.

Внешне попадание Высоцкого в «Таганку» выглядит случайным. Ведь к моменту своего появления там он ничего особенного из себя как артист не представлял. К тому же за ним тянулся шлейф пьющего человека. Однако Любимов взял его в труппу, прельстившись бардовским талантом Высоцкого. Так это выглядело внешне. Но внутри этого события крылись поистине метафизические причины, которые долгое время были недоступны для постороннего глаза. Ведь теперь уже понятно, что ни один актер «Таганки» не дал этому театру столько, сколько дал Высоцкий. Что два этих явления дополняли друг друга настолько сильно, что не будь кого-то из них – и судьба другого сложилась бы куда менее звонко, чем это случилось при их слиянии.

«Таганка» была детищем хрущевской «оттепели» и была рождена на свет благодаря борьбе двух элит советского общества – либералов-западников и державников. «Таганка» была детищем первых, которые мечтали изменить страну посредством новой идеологии, близкой западной демократии. Одним из выразителей новой идеологии в советском театре и был Юрий Любимов. «Таганка» замышлялась им как поэтический театр, поскольку поэзия в те годы была властительницей дум в советском обществе. Это был поворотный момент и в судьбе Высоцкого. До этого он успел поработать в двух столичных театрах, но в обоих был на подхвате – бегал в массовке. И только попав в «Таганку», он оказался в своей «тарелке». Атмосфера инакомыслия, которую принес в этот театр Любимов, стала питательной средой для бунтарского нутра Высоцкого. В итоге уже спустя несколько лет он превратился не только в ведущего артиста «Таганки», но и в звезду гитарной песни всесоюзного масштаба.

Едва Высоцкий оказался в стенах «Таганки», как блатная тема в его творчестве была благополучно забыта и ей на смену пришли более серьезные размышления. Но стержень в песнях Высоцкого остался прежний: конфликт героя с окружающей действительностью, естественно, советской. Эта конфликтность четко ложилась и в русло той репертуарной политики, которая проповедовалась в любимовской «Таганке» – самой последовательной клепальщице пресловутых «фиг» в советском искусстве.

Однако первые четыре года своего пребывания в стенах «Таганки» Высоцкий был всего лишь одним из многих, но не главным в актерской труппе. Зато его бардовская слава росла не по дням, а по часам, далеко перешагнув пределы Москвы и области. И здесь Высоцкий был уже главным, а не одним из многих. Вот почему, когда державники во власти начали атаку на либералов-западников, поддержавших чехословацких реформаторов с их «бархатной революцией», именно по Высоцкому был нанесен один из первых ударов.

В июне 1968 года сразу несколько центральных и периферийных газет выступили с критикой песен Высоцкого, которые были названы чуждыми советским людям. Справедливы ли были эти претензии? С точки зрения властей (а не почитателей таланта Высоцкого), провозгласивших своей конечной целью построение духовно здорового общества, абсолютно справедливы. Ведь в этих статьях речь шла о тех песнях Высоцкого, где он пел о шалавах, воровских притонах и пьяных загулах (несмотря на то, что сам бард эти песни давно не пел, однако они имели широкое хождение в народе благодаря «магнитиздату» – то есть магнитофонам). Даже учитывая, что в советском обществе было достаточно людей, которые в реальной жизни сталкивались с подобными вещами, возникает вопрос: почему государство должно было пропагандировать эту теневую сторону жизни? Пой Высоцкий о прекрасном, и проблема бы не возникла. Ведь год назад, когда Высоцкий снялся в двух фильмах – «Вертикаль» про альпинистов и «Я родом из детства» о войне – и спел в них несколько своих песен, государство тут же выпустило четыре из них (из «Вертикали») на грампластинке, причем огромным тиражом. А песню «Братские могилы» из «Я родом из детства» взял в свой репертуар Марк Бернес. Значит, говорить о том, что Высоцкого ущемляли как исполнителя, было нельзя: его били за аморальных «шалав», но за правильных альпинистов и героев войны, наоборот, поощряли.