Океан сказаний - Сомадева

Наступила ночь, и сказал я своей жене, рассмеявшись: «Не помнишь ли ты про тепленькие и холодненькие манго?» Тотчас же она припомнила и, улыбнувшись, проговорила: «Так-то городские смеются над деревенщиной!» Рассердился я: «Что ж, порадуйся, горожаночка! Я, деревенщина, клянусь, что брошу тебя и уйду в дальние края». А она на это: «А я клянусь, что непременно сын, рожденный от тебя, тебя же ко мне и вернет». Объявили мы друг другу свои клятвы, и она, отвернувшись от меня, уснула, а я надел во время сна ей на палец свой перстень, вышел из дому и вместе с Шашином и другими приятелями, желая испытать ее хитрость, отправился в родной Удджайини.

А дочь брахмана, проснувшись утром, хоть и не нашла меня, но обнаружила у себя на пальце перстень с моим именем. «Что ж, — сказала она, — покинул он меня и выполнил свою клятву. Вот и мне пора, отбросив какие бы то ни было сетования, выполнить клятву, данную мной. На перстне вырезано имя Муладевы — значит, мой муженек и есть тот самый знаменитый мошенник. Живет он в Удджайини — так говорят добрые люди. Нужно мне попасть туда, а уж там каким-нибудь способом совершить задуманное». После таких раздумий пошла она к отцу и, притворно сокрушаясь, сказала ему: «Покинул, батюшка, меня неожиданно мой супруг. Как жить мне в разлуке с ним? Разве могу я оставаться здесь счастливой? Пойду я лучше по святым местам, умучу подвижничеством это ненавистное тело». Хоть и отговаривал он ее, но против его желания покинула она дом, забрав свои деньги и своих служанок, и, добравшись со временем до Удджайини и раздобыв одежды, подобающие богатой гетере, вступила в город красавицей, равной которой никто в мире не видывал, и, с помощью своей челяди рассудив, что и как делать, приняла на себя имя Сумангалы.

Раструбили повсюду ее слуги, что, мол, пожаловала в Удджайини знаменитая гетера Сумангала из Камарупы и ее благоволения добьется лишь тот, кто ради нее готов лишиться всего богатства. Девадатта, самая главная из городских гетер, навестила ее и предоставила ей для житья один из своих дворцов, достойный царя, а когда устроилась в нем Сумангала, то пришел туда приятель мой Шашин и через слугу передал: «Прими от меня мзду, достойную твоей великой славы!», но через того же слугу ответила она: «Лишь тот, жаждущий любви, войдет сюда, кто беспрекословно исполнит мои веления — не нужны мне ни мзда, ни скотоподобные мужики». — «Ладно!» — сказал Шашин и, только пала ночь, пришел по дворец Сумангалы.

Остановился он у первых дверей и назвал себя, и тогда стоявший в них служитель приказал ему: «Повинуйся велениям нашей госпожи! Даже если и совершил ты уже омовение, то омойся снова, иначе не будет тебе сюда входа». И Шашин согласился и снова совершил омовение, и, пока служанки массировали его да умащали, обливали да вытирали, прошла первая стража ночи. Наконец закончилось омовение, и оказался он перед вторыми дверьми, а там уже другой служитель сказал ему: «Ты отменно вымылся, а теперь облачись в подобающие случаю наряды». И Шашин согласился, и, пока служанки наряжали его да обряжали, миновала и вторая стража ночи.

Оказался он тогда перед третьими дверьми, и служители, бывшие при них, велели: «Насыться, прежде чем войдешь ты внутрь!» И ответил им Шашин: «Отлично!»

И пока долго и заботливо угощали его служанки разными отменными яствами, пролетела и третья стража. Кое-как добрался он до четвертой двери, ведшей в опочивальню самой Сумангалы; служитель, там карауливший, встретил его руганью: «Убирайся вон, деревенский ты грубиян! Не навлеки на себя беду! Что за время ты выбрал для любовной встречи? Кто приходит к гетере в последнюю стражу ночи?» И с этими словами, словно истинное воплощение Махакалы, Повелителя времени, выпроводил служитель Шашина, и тот ушел, потеряв свою тень. И таким же образом брахманская дочь, принявшая имя гетеры Сумангалы, выпроваживала всех, кто жаждал ее любви.

Прослышав про это и исполнившись любопытства, послал я к ней вестника, дождался его, принесшего ее согласие на встречу, и, принарядившись, отправился с наступлением ночи к ней и, щедро наградив каждого из служителей, стоявших у дверей, беспрепятственно дошел до двери, ведущей в ее покой. И раз я пришел в подходящее время, не задерживая допустили меня служители к госпоже. Не узнал я свою супругу в наряде гетеры, а она, сразу меня признав, поднялась для приветствия с сиденья, и пригласила сесть, и обходилась со мной как искуснейшая из гетер. Провел я с этой небывалой во всей вселенной красавицей ночь, и так привязала меня к ней страсть, что не мог я уйти из ее дома, да и ее так связало со мной чувство, что ни на шаг она от меня не отходила, пока не понесла под сердцем, о чем поведали потемневшие соски ее грудей.

Тогда эта хитрунья подает мне письмо, а оно поддельное, и говорит: «Соблаговоли прочесть, чего желает мой государь». И, развязав его, вот что я в нем прочел: «Из достойной Камарупы достойный Мансинха, земли властитель, так повелевает Сумангале. Что ты там загостилась? Хватит всякой иноземщиной любоваться, следует тебе поскорее домой ехать». Когда же закончил я чтение, молвила она, как бы огорченная: «Вот я и уезжаю. Не сердись на меня, ведь не в своей я воле». И, выдумав такой повод, вернулась она к себе в Паталипутру, а мне, в нее влюбленному, и в голову не пришло за ней последовать — ведь я считал, что она себе не хозяйка.

Спустя положенное время родила моя подруга в Паталипутре сына, и он благополучно рос и еще ребенком одолел все науки. И вот, когда ему уже было двенадцать лет, он, играя со сверстниками, стегнул как-то раз из озорства сына служанки лианой, а побитый расплакался и в сердцах крикнул: «Меня колотишь, а у самого-то отец неведомо кто. Родила тебя мать, с чужбины вернувшись». Побежал устыженный мальчик к матери и спросил у нее: «Скажи мне, матушка, кто мой отец и где он нынче?» Задумавшись ненадолго, ответила она: «Отца твоего зовут Муладевой, он меня оставил и ушел в Удджайини», — и рассказала ему про все, что случилось, с самого начала. И тогда сын решил: «Приведу я его к тебе, матушка, связанным, выполню твою клятву». И отправился он в путь, а придя в Удджайини, быстро разыскал меня, помня, как обо мне мать рассказывала. А застал он меня в игорном доме играющим в кости, и пришел туда в конце дня, и обыграл всех, кто там находился, и они на него надивиться не могли: «Такой маленький, а как здорово плутует!», а он все, что выиграл, раздал тем, кто был в нужде.

Когда же наступила ночь, он каким-то способом вытянул из-под меня, спящего, чарпай, а самого осторожно перетащил на кучу хлопка. Утром просыпаюсь я — гляжу, а подо мной куча хлопка, чарпая и в помине нет, и понял я, что произошло, и одолели меня и стыд, и смех, и удивление. Поспешил я тогда, божественный, на рынок и, толкаясь там, увидел мальчишку, продававшего мой чарпай, подошел к нему и спросил: «Почем отдаешь?», а он мне в ответ: «Этот чарпай за деньги не продается, а получить его можешь, о алмаз среди плутов, если расскажешь что-нибудь чудесное и небывалое».

Сказал я тогда: «Ладно, расскажу я тебе чудесное. Если признаешь ты, что история моя истинна, — дело твое, а если скажешь, что ложна, то чарпай мой. Вот таково мое условие. Слушай же! Давным-давно в государстве какого-то царя случился голод. И тогда сам царь стал вспахивать спину возлюбленной борова, оросив ее колесницами, полными шипящих змей. Вырос оттого богатый урожай, и тот государь уничтожил голод и заслужил уважение народа». Кончил я свой рассказ, а мальчишка смеется и говорит: «Колесницы, полные змей, — тучи дождевые, возлюбленная борова — земля, а боров — сам Вишну. Ясно, что после дождей там урожай вырос — разве это удивительно?»

А потом уже маленький плут мне говорит: «Теперь я сам тебе про чудесное расскажу. Если признаешь, что все сказанное — правда, то чарпай твой, а если нет — так ты мой раб!» И когда я сказал «Идет!», вот что он поведал: «Да будет тебе ведомо, о повелитель плутов, что некогда здесь родился мальчик, под тяжестью шага которого задрожала земля, а когда вырос он, то шагнул в другой мир». Ничего не поняв, возразил я ему: «Чепуха это! Такого не бывает. В чем здесь правда?» И тогда он мне объяснил: «Разве Хари, родившись в образе карлика, не заставил задрожать под своими шагами землю? И разве не поставил он, выросши, стопу свою в мир небесный? Так-то вот, одолел я тебя, и ты теперь мой раб, а все, кто на рынке находятся — тому свидетели. И куда я сейчас пойду, туда и ты идти должен». Сказав так, схватил меня мальчик за руку, и все, кто был на рынке, подтвердили его правоту, и он, сделав меня выигранным рабом, увел к своей матери в Паталипутру.

Увидела нас его мать и произнесла такие слова: «Исполнила я, благородный, свою клятву — привел тебя ко мне рожденный от тебя сын», — и поведала всем, что она с самого начала для этого сделала, и все родичи поздравили ее, благодаря своему разуму достигшую желаемого, и восхвалили ее сына, избавившего мать от дурной славы, и устроили большой праздник, и я, обретя счастье, поселился в Удджайини и стал жить здесь с женой и сыном.